Когда он умер, единственной, кто его оплакивал, была его внучка Оливия, подруга Огюстины. Академическое сообщество забыло о нем напрочь. Но все свои знания о странном языке и необычных драгоценностях с затейливыми резными фигурками он передал Оливии. Так что, когда открытие в мастабе было обнародовано, единственным экспертом на планете в этом вопросе оказалась Оливия Файфилд.

Огюстина и по сей день понятия не имела, что случилось с ее подругой. Когда Оливия приехала, её не было на месте. А к тому времени, когда она вернулась на раскопки, Оливия пропала.

Они обыскали всю область, так же как и мастабу. Огюстина нутром чувствовала, что Роберт Бартлетт так или иначе причастен к исчезновению Оливии. Сразу, как только вернулась на раскопки, она выяснила, что в тот день Роберт отослал всех сотрудников в город. В момент приезда Оливии он был там один.

Потребовалось почти два дня, чтобы найти хоть какой-то след её подруги и когда она, наконец, его отыскала, оказалось, что это письмо и стопка пергаментных листов, содержащая полный перевод нового языка. Где ее подруга раздобыла перевод и куда подевалась сама, так и осталось загадкой.

Огюстина протянула руку, включила лампу на прикроватной тумбочке и перегнулась над краем кровати. Выдвинув из тумбочки ящик, она залезла в самый его дальний угол и достала сложенный листок бумаги. Развернув его, она прочитала: «Не беспокойся обо мне. Я уезжаю на некоторое время. Не уверена, что когда-либо вернусь. Но возможно когда-нибудь мы снова увидим друг друга. Спасибо за то, что ты была такой замечательной подругой».

Слезы наполнили глаза Огюстины, и она поморгала, не давая им пролиться. Оливия была лучшей подругой, которая у неё когда-либо была. Они были малоподходящей парой. Огюстина была высокой и спортивной, в то время как Оливия — невысокого роста и с соблазнительной фигуркой. У Оливии были длинные светлые волосы, точёное лицо сердечком и безупречная красота. Тогда как чёрные волосы Огюстины всегда были коротко подстрижены, а лицо — самое что ни на есть обычное. Тем не менее, эти двое сошлись сразу же, обе жертвы превратных представлений и слухов. Они сблизились ещё со школьных времён, и работали вместе, когда только появлялась возможность. Даже теперь, спустя четыре года, потеря подруги оставалась огромной незаполненной брешью в ее жизни.

«Как жаль, что я не могу поговорить с тобой теперь», — Огюстина снова сложила письмо и засунула обратно в ящик. — «Как бы хотелось узнать, в какую же преисподнюю ты подевалась».

После того, как со времени исчезновения Оливии прошло несколько недель, у властей появились подозрения и они начали заниматься расследованием. Но ни следа ее так и не было найдено. Все ее счета в банке оставались нетронутыми. Наконец, она была объявлена без вести пропавшей, а ее досье сделано общедоступным. Огюстина убрала квартиру подруги, храня ее имущество до тех времён, когда она, наконец, вернулась бы. Она не могла заставить себя поверить, что Оливии нет в живых.

Скатившись с кровати, Огюстина подошла к картине с изображением египетских пирамид. Просунув руку под раму, она отодвинула картину в сторону, под ней обнаружился маленький сейф. Набрав код на дисковой шкале, она открыла дверцу и вытащила ожерелье. Оно принадлежало Оливии и прилагалось к письму, которое подруга оставила ей, наряду с инструкциями о различных других местах в Египте, где могло быть найдено больше информации относительно потерянной цивилизации.

«Зачем?»Огюстина все еще не понимала, по какой причине Оливия оставила ожерелье ей. Оно стало находкой столетия и сделало Огюстине карьеру. Теперь она была самым главным ученым по этой пропавшей цивилизации.

Она бросила бы все это в тот же миг, если бы это вернуло подругу.

Держа ожерелье на весу, она внимательно рассматривала филигранный резной орнамент, покрывающий серебряный торквес [2], а также вправленные в него аметисты глубокого фиолетового оттенка. Тот камень, что находился в центре, был совершенно круглым. С боков его обрамляли два меньших по размеру, вырезанные в формы полумесяцев. В письменах говорилось о Лэйле, Богине Луны.

Огюстина знала, что следует передать ожерелье в музей или в университет для исследования, но не могла. Ожерелье принадлежало Оливии, и было подарено ей её дедушкой, когда никто не верил, что это настоящий артефакт. Оно не было собственностью Огюстины, чтобы отдавать его кому-то.

Казалось, сегодня вечером аметисты сияли как-то необычно ярко. Поддавшись порыву, Огюстина надела торквес себе на шею и позволила прохладному металлу опуститься между ее грудями. Закрыв сейф, она забралась обратно в кровать.

Огюстина выключила свет и откинулась на подушки. Думать не хотелось ни о чём. Ни об Оливии, ни о потерянной цивилизации, Роберте или о том, что может произойти, когда она придёт в понедельник на работу. Закрыв глаза, она попыталась заблокировать все это. Она сомкнула пальцы вокруг ожерелья, ощущая аметисты под своей ладонью. Теперь от них в её руку исходило тепло и успокоение. Вздохнув, Огюстина расслабилась и задремала.

Огюстина понимала, что она спит. Ведь луна обычно бывает желтоватой или белой, а не такой вот — цвета аметиста [3]. Однако зрелище было великолепным: круглый сиреневый шар луны, низко висящий в ночном небе. Тёплый ветерок слегка овевал её кожу, словно нежная ласка любовника.

Она оглядела себя и отметила, что на ней всё те хлопковые пижамные штаны на резинке и майка, в которых она обычно спала. Аметисты и серебряное ожерелье своей тяжестью оттягивали шею, кристаллы сияли так же ярко, как и сама луна.

Было очень странно видеть такой реалистичный сон, но Огюстина решила, что, раз уж она сюда попала — можно бы и осмотреться. Ее ступни были босы, но песчаная дорожка, когда она начала свою прогулку, мягко ложилась под ноги. Она находилась вроде бы в саду, или, может, это был оазис в пустыне. Уверенности у неё не было. Некоторые из растений казались знакомыми, в то время как другие выглядели весьма непривычно.

Было очень много цветов, самых разных размеров и расцветок. Крупные красные цветы с несколькими лепестками, более мелкие фиолетовые, похожие на звездочки, высокие желтые цветы, напоминающие своего рода гибрид подсолнечника… По сторонам, опираясь на решётки, вились лозы, усыпанные сочными на вид лиловыми ягодами. Наверное, какая-то разновидность винограда.

Огюстина протянула руку и провела ею по широкому листу дерева. Кончики пальцев ощутили его мягкость. Она посмотрела наверх, отмечая, что высота дерева — футов десять, если не выше. Ученый в ней зафиксировал, что у него на верхушке вроде бы виднеются грозди крупных, круглых плодов, но она не могла точно разглядеть, какие они. Интересно. Но ведь во сне так обычно и бывает.

Постепенно становилось всё жарче, и ее кожа покрылась испариной. Это не доставляло ей слишком большого неудобства, просто напомнило, что она попала в знойный климат пустыни. Но она провела годы, таскаясь по всевозможным пустыням всего мира, так что некоторое повышение окружающей температуры не отобьёт у неё охоты немножко тут пошпионить.

Какая-то птица послала в ночное небо низкий, протяжный зов. Огюстина остановилась, ощутив, как в глубине души отозвалось её стенание. Птица томилась одиночеством. Она рассеянно провела рукой по груди, над сердцем, и наткнулась ладонью на длинный серебряный торквес. Обхватив пальцами подвеску, украшенную драгоценными камнями, сделала глубокий вдох, наслаждаясь благоуханием окружающих деревьев и цветов.

— Зачем ты здесь?

Огюстина резко обернулась и пристально вгляделась в полумрак, откуда прозвучал мужской голос. Показалось, что от группы тесно растущих деревьев отделился темный силуэт.