Реальность воспоминания мучительна.

Все такое… такое яркое, сочное, что я теряюсь и перестаю понимать, где я нахожусь – все еще в настоящем или уже в прошлом.

Встречи с друзьями помогают мне получить некую целостную картину, – мы сидим и вспоминаем наше общее прошлое, и мне удастся почувствовать себя нынешнюю более настоящей, реальной… Пусть всего лишь в контексте этих отрывочных воспоминаний, но какое же это облегчение! Однако именно поэтому момент расставания стал для меня невыносимым испытанием. Почва буквально уходит у меня из-под ног, и мне кажется, что я вот-вот сойду с ума.

Совсем недавно я встречалась с одной своей давней знакомой. Мы ужинали в ресторане и вспоминали всякие случаи из прошлого, а потом я вдруг так испугалась, что она уйдет, и я останусь совсем одна, наедине с этими ожившими воспоминаниями… В общем, ей пришлось провожать меня до дома.

Мы стояли перед рестораном, уже сказав друг другу обычное «ну пока, не пропадай», как вдруг, оглянувшись на тонущий в сумерках город, на подсвеченные лучами заходящего солнца темные силуэты небоскребов, на ползущую вдоль вечерних витрин необъятную толпу, я поняла, что не знаю, куда идти, не знаю, куда возвращаться.

Домой? А вдруг я что-то напутала? Может, мне надо на работу? А если все-таки домой, то кто меня там ждет? Почему дом, из которого я ушла сегодня утром, сейчас кажется мне таким далеким?

Я окончательно запуталась и испугалась. Окружающий мир был далек, как полузабытый сон. В пространстве моей реальности не было никого, кроме меня. Одна я застряла в никогда и нигде на равном удалении от всего чего бы то ни было…

Такое случалось со мной довольно часто. Обычно это длилось несколько мгновений, потом проходило, и, сообразив, куда мне нужно идти, я в конце концов всегда добиралась до места.

Но в тот раз, расставаясь с подругой, я вдруг непроизвольно всхлипнула, как будто расставалась с самым дорогим для меня человеком, и она испуганно спросила:

– Что с тобой? Что-то случилось?

Я начала сбивчиво объяснять, и она, внимательно меня выслушав, сказала, что поедет со мной.

Добравшись до дома, мы поднялись ко мне, и там, в моей комнате, запивая вкуснейший чизкейк горячим кофе, она совсем необидно сказала:

– Может быть, стоит еще раз провериться у врача?

В ее голосе не было насмешки, и я действительно не обиделась. И даже подумала, что, наверное, она права и, может, действительно мне стоит показаться врачу. Но потом представила себе, как врач выслушивает меня и с умным видом выносит свой вердикт: «синдром такой-то». И ходи потом до самой смерти с этим ярлыком. Нет уж, спасибо!

И еще, мне бы не хотелось снова становиться такой, какой я была до падения с лестницы. Ведь это так скучно…

Я любила себя теперешнюю. Любила несмотря ни на что.

Если подумать, что хорошего в стопроцентном здоровье? Жизнь не становится от этого легче. Мое одиночество – это неотъемлемая часть моей вселенной, а вовсе не патология, от которой надо во что бы то ни стало избавляться. По крайней мере, я чувствую это именно так.

По этой же причине моя мама – вечная невеста своей больной судьбы.

Судя по всему, маму вызывали в школу – она спрашивала точное время. Надо было поскорее уходить, пока она не договорила, а то придется выслушивать бесконечные жалобы и давать бессмысленные советы. Я быстренько выключила телевизор, схватила сумку и выскользнула за дверь.

Наш небольшой городок я знала, как свои пять пальцев и ясно представляла, где искать брата – прогульщика.

Ёшио оказался там, где я и думала, – в зале игровых автоматов на торговой улице недалеко от станции. Он сидел в полумраке, освещенный только светом монитора, и с серьезным, почти взрослым лицом играл в «Колонны» – копил и складывал драгоценные камни, набирал очки.

– Вредно для здоровья с такого юного возраста хоронить себя в залежах драгоценностей. Пора с этим завязывать, – сказала я вместо приветствия.

Брат вздрогнул от неожиданности и обернулся на мой голос.

– Саку? Ты что здесь делаешь?

– Из школы позвонили домой, – улыбнулась я.

Автомат заверещал. Игра закончилась.

– Мне нравится эта игра. Все такое красивое… – сказал брат и уставился на экран. Там из большого мешка непрерывным потоком сыпались переливающиеся разными цветами драгоценные камни.

– А что мама? Она рассердилась? – Не знаю.

– Саку, тебе когда на работу? – Скоро.

– Слушай, можно я с тобой пойду?

– Ты это не очень здорово придумал. Хочешь, чтобы и мне от мамы попало?

– Нет. Я просто домой не хочу идти…

Мне стало жалко его до слез. Было видно, что ему очень плохо, и я просто физически почувствовала, что растить детей – это не для меня. Хотя, может быть, со своими все по-другому…

– Ладно. Давай пока перекусим где-нибудь. Как насчет окономи-яки[9]?

– Я с тобой!

Мы вышли из зала игровых автоматов и в темпе пробежались по торговой улице. Наконец нашли одно старое заведение, в котором готовили то, что нам было нужно. Раздвинув створки двери – задребезжало матовое стекло, – мы вошли внутрь. Внутри – никого, если не считать хозяина.

– Нам, пожалуйста, одну простую, одну со свининой и порцию яки-соба[10], – сказала я хозяину, усаживаясь на татами рядом с низким столиком со встроенной большой плитой.

Хозяин принес все необходимое, и мы с шумом принялись за дело – жарили, переворачивали, снова жарили и ели.

– Слушай, а почему ты с самого начала с мамой не поговорил? – спросила я как бы, между прочим. – Сказал бы, что неважно себя чувствуешь, что хочешь отдохнуть. Она бы не стала тебя в школу насильно гнать…

– Да я пока дома – вроде все нормально, а как пройду полдороги до школы, так чувствую, что сил никаких нет. И так мне неохота в эту школу идти, просто ужас! – сказал брат.

А что еще он мог сказать?

После еды мы оба притихли. Сквозь закрытую дверь в заведение проникали уличные звуки. Вечернее солнце косо падало через небольшое окошко на старую плиту. «Наверное, все-таки уже послевоенная», – подумала я.

– Кажется, мама очень переживает.

– По какому поводу?

– Что я так изменился…

– Глупости. Ты же школьник, ты просто растешь, – сказала я, хотя на самом-то деле знала, что он прав. Причем мама переживает за него именно потому, что он еще очень маленький. – Вот вырастешь, заведешь себе подружку, начнешь пить, курить, сексом заниматься. Жизнь пойдет такая, что с мамой об этом особо не поговоришь. И если ты уже сейчас начал беспокоиться по этому поводу, то что же дальше будет? Реши для себя, что ты хочешь, и так и живи. Понял?

Я взглянула ему в лицо и в который раз за последние дни убедилась, что с братом что-то не так. Как будто в нем что-то разладилось. Еще совсем недавно он был обычным жизнерадостным мальчишкой. А теперь угрюмо сидел напротив меня в косых лучах солнца. Широко посаженные глаза, длинные ресницы – это от отца, маленький рот – от мамы.

Но угрюмость – ладно, дело совсем не в ней. Просто в его лице появилось что-то старческое, совершенно не соответствующее его настоящему возрасту. Неизбывная усталость.

– Знаешь, Саку, ты очень крутая, – вдруг сказал брат.

– Это еще почему?

– Потому.

– Да ну?

Вместо ответа он сказал:

– Э – эх, попадет мне от мамы сегодня!

– Лучше пусть она ругается, чем плачет. Так что давай, собирайся и дуй домой.

Мы с братом распрощались у дверей старого заведения.

Я отправилась на работу.

В неярком свете заходящего солнца торговая улица приобрела какой-то новый облик – как будто из отдельных кусочков вдруг сложилась целая картинка.

Улица стала похожа на восточный базар.

На холодном вечернем небе поблескивали первые золотые звездочки.

Справа и слева вдоль улицы хлопали на ветру красно – белые рекламные флаги с надписями вроде «продаем дешево».

вернуться

9

Окономи-яки – буквальный перевод «жарить то, что вам по вкусу». Большая жареная лепешка с морепродуктами и овощами, политая майонезом и специальным соусом и посыпанная сверху сушеной стружкой тунца. Внешне немного напоминает пиццу.

вернуться

10

Яки-соба – жареная гречневая лапша.