Дверь Паганелевой квартиры, сплошной стальной лист, не имела не глазка, не звонка, не ручки, ни даже замочной скважины.

— Он ее магнитом открывает. — пояснил Борис, попросил у меня спичку, вставил ее в какую-то неприметную дырочку над косяком и несколько раз ритмично нажал.

— Скрытый звонок. Очень удобно — Паганель сразу знает — свои! добравшись до двери, Борис явно приободрился.

Дверь открылась неожиданно мягко для своей внушительной массивности. На пороге стоял высоченный — под два метра! — седой человек в меховой безрукавке, усы и старомодная бородка клинышком придавала ему сходство скорее с Дон Кихотом, чем с жюльверновским чудаком-профессором, только на носу рыцаря печального образа сидели вполне современные прямоугольные очечки, а в зубах дымилась изогнутая резная трубка.

— Боренька! Здравствуй, дорогой! А Денис-то Иванович… Ты уже знаешь?

Борис кивнул.

— Надя улетела к нему в больницу. Входите, входите. — Паганель посторонился, пропуская нас в просторную прихожую.

На свету наша грязная одежда напоминала половые тряпки. Хозяин квартиры на секунду удивленно замер, затем тихо, не без иронии спросил:

— Пробивались с боем?

Борис усмехнулся:

— Примерно так. Знакомтесь: Сергей… м-м Степанович, друг Николеньки.

Паганель приосанился и церемонно поклонился:

— Очень приятно. Логинов. Максим Кузьмич. По профессии — Паганель.

Он повернулся и крикнул куда-то в глубину квартиры:

— Зоя! Голубушка! У нас ЧП!

Борис остановил хозяина квартиры:

— Максим Кузьмич, у нас к вам важный разговор и плохие новости. Николенька погиб!

Паганель замер, медленно повернулся к Борису:

— Да вы что… Не может быть! Как же это! Николенька… Коля! Горе-то какое…

Паганель выглядел растерянным, даже каким-то жалким. Он помолчал, потом спросил:

— Как это произошло?

Я скупо, в двух словах, рассказал.

Хозяин некоторое время постоял молча, наконец глухо проговорил:

— Надо же… Вот так вот, глупо и нелепо…

Мы стояли в просторной прихожей, и каждый вспоминал Николеньку, мне даже на секунду показалось, что сейчас из-за угла коридора выйдет вдруг он сам, и скажет, улыбаясь: «В-вы ч-чего это? Ч-чего т-такие м-мрачные?».

Но вместо Николеньки к нам выбежал совсем другой человек. Послышались легкие шаги и в прихожую впорхнула, иначе и не скажешь, худенькая коротко стриженная светловолосая девушка в джинсах и свитере. Задорно вздернутый носик придавал ее лицу какое-то детское выражение. Серые, чуть раскосые глаза глаза девушки удивленно расширились:

— Борис! Что с вами?

Паганель махнул рукой:

— Моя дочь, Зоя. Зоинька, это Сергей, друг Николеньки. Ты знаешь… Николая больше нет!

Зоя всплеснула руками:

— Как же так! Он же…

Отец прервал ее:

— Такое несчастье! Да еще мальчики попали в пердрягу…

Девушка засуетилась:

— Что же я стою-то! Быстро раздевайтесь, вещи складывайте вот сюда.

Мы с Борисом дружно запротестовали, но Зоя, смешно сдвинув брови, командирским голосом сказала:

— Ни каких возражений не принимается! Быстро раздеватесь — и ванную! Да, брюки тоже снимайте, я дам вам папины экспедиционные штаны.

Борис в отчаянии обратился к хозяину квартиры:

— Ну Максим Кузьмич… Неудобно…

Паганель лукаво улыбаясь, подыграл дочери:

— Неудобно спать… м-м-м…на потолке! Одеяло, знаете ли, падает! Без разговоров! Начальство приказало — извольте выполнять!

Борис страдальчески сморщился:

— Уступаем силе… Но, Максим Кузьмич, у нас к вам ажный разговор!

— Все разговоры — потом! Борис, ваш товарищ еле на ногах держится! Я сразу понял, что вы не просто завернули старика проведать, в одиннадцатом-то часу ночи, да еще в таком виде. Но сперва — перодеваться, в ванную, и за стол!

Пришлось подчиниться. Ледяные когти страха, сжимавшие мое сердце, потихоньку словно бы таяли. Горячий душ просто возродил мое тело, даже звон в голове отступил, а когда Борис сунул мне в дверь чистые отутюженные армейские брюки Паганеля, я почти развеселился, заворачивая штанины примерно на половину их длинны — явно не мой размерчик!

Выйдя из ванной, пятерней приглаживая мокрые волосы, я столкнулся с Борисом. Он, держа в руках такие-же, как у меня, штаны, подмигнул и нырнул в душистую влажную атмосферу ванной комнаты. Пока я мылся, искатель успел вкраце рассказать Паганелю нашу историю, ту ее часть, в которой он сам принимал участие.

Теперь роль рассказчика досталась мне. Мы с хозяином прошли по длинному коридору на большую, необычайно уютную кухню, отделанную светлым деревом. На плите пыхтели кастрюли, сковородки, что-то аппетитно скворчало в духовке. Пучки трав, висевшие под потолком, источали забытые ароматы детства, деревни, свежескошенного сена…

Паганель внимательно выслушал меня, вздохнул, раскурил трубку и сказал:

— Николенька, хотя и без диплома, был, пожалуй самым одаренным из нас искателем. Даже Профессор, Денис Иванович, не обладал такой интуицией и чувством… м-м-м…историчности, что ли, как ваш друг, Сергей! А уж Денис Иванович еще в конце семидесятых считался крупнейшим археологом в стране. Н-да, какая нелепая смерть! Милиция, конечно же, убийцу не найдет — слишком мало улик. Дело закроют и оно уйдет в архив…

Клубы ароматного дыма от трубки, причудливо извиваясь, поднимались к потолку и исчезали, втянутые встроенным в стену вентилятором.

Мы молчали. Каждый думал о своем. Вошла Зоя, деловито помешала в кастрюльках, проверила что-то в духовке, понимающе кивнула, когда я встретил встревоженный взгляд ее выразительных глаз, и начала ловко накрывать на стол. Я вызвался помочь, но слишком резко встал, и в глазах опять потемнело. Должно быть, я покачнулся, и это не укрылось от внимательных глаз Паганеля:

— Э, голубчик! У вас же травма, Боря мне рассказал про ваши злоключения в метро. Старый я склеротик, как я мог забыть! Сейчас я вас полечу.

Я попытался отшутится — не очень-то я верю во всякие экстрасенсные дела — но Зоя взяла меня за руку и доверительно сказала:

— Папа имеет диплом мануального терапевта, подписанный самой Джуной! Не упрямтесь — вам сразу станет легче!

Я покорно сел, закрыл глаза и только по изменению светлых и темных пятен понял, что Паганель водит руками над моей головой. Потом мне стало спокойно, я неожиданно вспомнил наш городок, липы и клены возле школы, маму, встречавшую меня-первоклассника после первого в моей жизни урока, торт «Наполеон» на седьмое ноября, велосипед, подаренный мне на Новый год и не поместившийся под елкой. Папа вытащил его на балкон и замаскировал снегом. Помню, я здорово изумился — откуда Дед Мороз знает, что я хотел именно велосипед? Мне тогда было восемь…

— Ну как наш больной? — голос Бориса вернул меня к действительности. Искатель вошел в кухню, улыбаясь. Зоя уже раскладывала по тарелкам истекающие соком голубцы с румяной поджаристой картошечкой.

Паганель легонько провел рукой по моим волосам, словно стер что-то, и я окончательно очнулся.

— Как голова? — спросил Борис, усаживаясь за стол и подмигивая.

Я осторожно покрутил шеей, моргнул — удивительно! Ни звона, ни мельтешения черных пятен перед глазами — как-будьто ничего и не было!

Видимо, вид у меня был здорово дурацкий — Зоя так и покатилась со смеху, а Паганель, улыбаясь, сказал:

— Постарайтесь какое-то время резко не вставать. У вас, Сережа, сотрясение мозга, довольно сильное. Я снял все болевые ощущения, подлечил, как смог, но все же желательно избегать сильных физических нагрузок и побольше спать.

— Спасибо! Вы просто волшебник! — я искренне поблагодарил Паганеля, но он отмахнулся, мол, пустяки.

Мы с Борисом взялись за вилки, хозяева за компанию с нами тоже сьели по голубцу, обстановка была непринужденной, словно бы мы встречались и вот так ужинали каждый день, а вернее, ночь — было уже к полуночи.

Вообще, этот поздний ужин запомнился мне на всю жизнь, своей теплотой, уютностью, комфортностью — удивительно, насколько иногда легко и хорошо бывает с людьми, о существовании которых ты еще вчера даже и не подозревал!