Произнесенная с благодушной усмешкой, но по сути довольно резкая отповедь меня несколько образумила. Да ведь и в самом деле – я просто забыл в суматохе дней о своем истинном статусе. Это я там, у себя, даже, даже оказываясь в больших штабах, в обществе многозвездных генералов, ощущал себя независимым корреспондентом солидных информационных агентств, никому не подчиненным и лишь в самой малой степени ограниченным рамками естественной субординации, а здесь-то...

Меня подвела психология. Я слишком всерьез отнесся к нашим непринужденно-дружеским отношениям, как они сложились с первых дней знакомства с Шульгиным, и с Новиковым. И забыл о вроде бы вскользь сказанных словах о генералах, офицерах и кандидатах в рыцари.

Осталось только с достоинством наклонить голову, словно бы принимая извинения. Шульгин, похоже, тоже счел инцидент исчерпанным.

– Конечно, жаль, что не удалось выдернуть тебя раньше. После гибели Рейли операция утратила смысл. Однако если бы хоть Ванда уцелела... Мы еще кое-что могли бы подправить... Да что теперь говорить. Я оказался слишком занят в другом месте, чтобы следить за вами непрерывно. Думал, Сидней не такой дурак, чтобы бездарно подставиться под выстрел...

– Вы его знаете? – по-глупому спросил я.

– Кто же не знает старика Рейли? Звезда британской разведки, главнейший спец по русским делам. Нынешний Джеймс Бонд можно сказать. Но и на старуху бывает... Вон его старший коллега Лоуренс куда круче был, а банально на мотоцикле убился, на пустой сельской дороге... Не сейчас, правда, но это неважно...

Я читал о полковнике Лоуренсе, герое африканских войн прошлого века но о Сиднее Рейли в тех книгах не упоминалось, кажется.

Шульгин оборвал себя на полуслове, будто ему показалось, что он сказал лишнее.

– Давай-ка, Игорь Викторович, одевайся, и поедем. А выпить тебе все-таки надо. Чтобы прийти в адекватное обстановке состояние. – Он непринужденно отлил из моего стакана половину в свой, после чего буквально вставил мне его в руку.

– Давай. Залпом. Это я пью исключительно ради процесса, поскольку к состоянию опьянения испытываю стойкую неприязнь, а тебе нужно... – подчинясь его взгляду, я выпил водку, которая оказалось действительно приятной на вкус и ударила в голову тепло и мягко.

И вдруг впервые после пробуждения я осознал, что за окнами больше не гремят выстрелы.

– Так как, Александр Иванович, все кончилось что ли?

– А я о чем? Кончилось. Победа как бы. Однако иди в гардеробную, приоденься. Ехать надо...

В той комнате, которую Шульгин назвал гардеробной, действительно висели на плечиках десятки костюмов, военных и штатских, принадлежавших, как я понял, к разным эпохам здешнего мира и очень мало соотносящихся тем, что носят у нас. За проведенную здесь неделю научится автоматически выбирать одежду по ситуации я не успел.

– А что надевать-то? – спросил я. – И отчего вдруг так вы заторопись? Раз уж победа, так почему не поговорить спокойно, обменяться мнениями? Уютно здесь у вас, особенно при такой погоде за бортом...

– Куда уютнее, – смутно улыбнулся Шульгин. – Моя б воля, век тут жил, тем более что истинных прелестей означенного жилища ты и не знаешь пока... Только сдается мне, тебя уже повело, парень. Вы там у себя в аркадиях Золотого века уже и водку пить разучились?

Той частью сознания, которая оставалась трезвой, я с ним согласился. Действительно, натощак выпитые двести граммов водки возбудили во мне желание покоя и долгого, тихого общения у камина, начищенную медную решетку которого я заметил в одной из дальних комнат.

– Однако в этой квартире сверх крайне необходимого времени оставаться не следует. Возьми вот это, – Шульгин указал на коричневато-зеленый костюм-тройку, оказавшийся на удивление моего размера.

– Воевать нам больше наверняка не придется, а вот явится пред светлы очи здешнего правителя – вполне возможно. Так что давай. И туфельки вон внизу, югославские, тоже подойдут. И плащ возьми, и шляпу. Имидж твой по-прежнему – иностранный дипломат неизвестной державы. Подробности – позже.

– А почему в этой квартире оставаться нельзя? – спросил я, заканчивая одеваться. – Что за примета?

– Примета? – Шульгин даже рассмеялся. – А может, ты и прав. Именно примета. Шутка в том, что мы до сих пор понятия не имеем, каким образом эта штука функционирует. Даже не выяснили, где у нее, так сказать, «порт приписки». Перемещается вдоль и попрек пространства и времени словно бы по собственному усмотрению. И внутри ее время течет непонятным образом. Обычно вообще-то соответствует «забортному», но бывают и сбои. То чуть замедляется, то ускоряется. Один раз вообще Андрей с Ириной через нее на семь лет вперед выскочили, слава Богу, вернуться сумели без последствий... И никто гарантировать не может, что в следующий миг произойдет. Вдруг она самопроизвольно в 66-й или 91 год опять отскочит или прямо в мезозой провалится? Поэтому мы и стараемся без крайней нужды в ней не задерживаться, а тем более на ночевку оставаться. Жутковато как-то... И еще меня страшно нервирует, что одновременно со мной это пространство, – он обвел рукой вокруг, очерчивая сферу, – еще Бог знает сколько людей занимают. Из нынешних пролетариев, что в ней коммуналку устроили, и особенно из прежних «хозяев»... – последнее слово он произнес со смесью брезгливости и странного почтения, что ли? – Так что давай не будем без нужды судьбу испытывать.

Мои ощущения настолько совпадали с высказанным Шульгиным, что оделся я гораздо быстрее, чем обычно. Внизу нас ждала машина, черный, сверкающий никелем отделки двухдверный «Мерседес-кабриолет» с утопленным в нишах крыльев запасными колесами, широкими подножками и поднятым кожаным верхом. Судя по справочникам, которые я изучал в Новой Зеландии, – выпуска конца тридцатых голов этого века.

Человек десять охраны, тоже одетой в форму войск ГПУ, сопровождали нас на тяжелом армейском вездеходе. На турельной стойке между задними сидениями возвышался крупнокалиберный пулемет с ребристым кожухом и длинным раструбом пламегасителя.

– Поедем в надежное место. Там и обсудим все, и кое с кем из старых знакомых повидаешься. Только сначала через центр проскочим, поглядим обстановку. Возьми на всякий случай, положи на колени и сними с предохранителя, – он указал рукой назад, где на стеганых подушках сиденья грудой были свалены несколько автоматов вперемешку с желтыми пластмассовыми магазинами и брезентовыми гранатными сумками.