– Познакомься, Игорь, Анна Шульгина, жена Александра Ивановича...

Вот тут я поразился окончательно. У беспощадного прагматика и веселого циника Шульгина – такая жена? Что-то я здесь совершенно не понимаю...

Потом меня отозвал в сторонку Новиков.

– Пока время есть, поскольку товарищ Троцкий задерживается, пойдем в укромном месте парой слов перебросимся.

В небольшой комнатке где-то в глубине дома, на антресолях второго этажа, мы с ним оказались вдвоем, хотя я по привычке уже ждал очередного симпозиума с участием руководящего состава «Братства». Это и к лучшему. Устал я от непредсказуемых встреч и дискуссий с представителями всех социальных слоев и групп.

А здесь уютно, тихо, лампа под зеленым шелковым абажуром, окно в глубокой полукруглой нише, за стеклами темно, неизменная бутылка какого-то коллекционного портвейна, в общем полная конфиденция.

Тем более что пора было расставлять очередные точки... И желательно раньше, чем Андрей Дмитриевич начнет следующий цикл перманентной идеологической обработки. Потому как за оказанную мне услугу я, считай, расплатился уже сполна и дальше имею полное право держаться с ним на равных. В таком приблизительно духе я и выразился.

– Справедливо, – кивнул Новиков. – Тем более что ты никогда и не рассматривал наши отношения в подобном разрезе. С первого и до последнего момента ты был абсолютно свободен в своих делах. Я говорил. И сейчас говорю то же самое. Можешь уехать в любой момент. В Харьков, в Париж, обратно в форт. Только сначала давай до конца объяснимся. А то так и останешься в недоумениях...

Портвейн был удивительно густ и ароматен, пить его хотелось именно так, как задумывали создатели, – маленькими глотками, наслаждаясь букетом, в сопровождении неспешной беседы.

– ... Это, конечно, несколько в духе старинных романов, такое вот подведение итогов, но, думаю, семантически оправдано, – сказал Новиков, поправляя заметно мешающий ему галстук-бабочку. – Чтобы сразу все прояснить и избежать недомолвок и ненужных догадок. Я ведь тоже, наравне с тобой, оказался здесь довольно посторонним человеком. И включался в ситуацию прямо с колес. За год тут многое успело измениться. Мне проще тоже было бы постоять в сторонке, мол, ребята начали игру, пусть сами и заканчивают...

– О какой игре ты говоришь? Шульгин мне говорил, что операция по ликвидации заговора была тщательно спланирована и подготовлена. Настолько тщательно, что показалась лично мне очень похожей на провокацию...

– Не судите, да не судимы будете. Многое они успели сделать, и притом неплохо, но кое-где крупно просчитались. Очень трудно, скажу тебе, работать в обществе, о психологии которого имеешь весьма приблизительное представление...

– А как же?.. – начал я и тут же осекся. Все верно, я ведь и сам оказался в аналогичном положении. Разница в шестьдесят и даже сто лет кажется небольшой, ты воображаешь, что все тебе в людях из прошлого (или из параллельного мира) понятно, ты ведь читал их книги, смотрел фильмы, более того, застал в живых современников этого мира. Своего деда, допустим, или как я того старика архитектора в вагоне... А ведь на самом деле... Даже собственного деда подчас очень трудно понять, вы словно говорите на разных языках, а он ведь уже адаптирован, прожил значительную часть жизни одновременно с тобой, изменился соответственно. А мы оказались в обществе своих прадедов, в их, так сказать, исходном качестве. То же самое, разумеется, вынужден чувствовать и Новиков, тем более проживший год еще и в моем мире.

– Мы многое прозевали, – продолжил Андрей, не отделяя себя от своих товарищей. – Когда стало ясно, что фурункул вот-вот вскроется, действовать пришлось в форс-мажорных обстоятельствах. Тебя ввели в игру потому, что ты, во-первых, действительно человек бывалый, во-вторых – не похож на здешнего русского, вообще выглядишь и ведешь себя несколько странно на наметанный взгляд, а уж у Сиднея Рейли он более чем наметан. А мы знали, что аналитики «Системы» давно нас вычислили, поняли, что все упирается в весьма странных людей, появившихся неизвестно откуда и неизвестно чего добивающихся. Поскольку вообразить, что имеют дело с пришельцами из будущего, у людей нынешнего рационального времени воображения не хватило, они условно согласились с подброшенной им дезинформацией, будто мы – реэмигранты, представители некоего еще более тайного и еще более могущественного общества, чем они сами. Ты, по счастью, очень для такой роли подходил.

– Да Рейли мне говорил нечто подобное и подошел к истине довольно близко. Например, понял, что оружие вы изготавливаете методом молекулярной дубликации...

– Даже так? Умен был парень. Ну, тем более... Одновременно стало известно, что из Лондона в Москву направляется агент-координатор, причем двойник, везущий последние инструкции своим и одновременно дезинформацию для нас. Та самая Людмила-Ванда. Вот у Шульгина с Кирсановым и возникла идея. Подставить им тебя. Причем, – Андрей поднял палец, – не просто подставить, но по собственным каналам сдать. Мол, имеется близкий к руководству «Братства» человек, обладающий важнейшей информацией, амбициозный, но нестойкий. Беспринципный. Очень любящий деньги и красивую жизнь, падкий до женского пола. Готовый при первом удобном случае перебежать на побеждающую сторону. А в том, что они близки к окончательной победе, у вождей «Системы» сомнений не было.

– Да, рекомендации блестящие. Так почему же мне сразу этого не сказали? И пользы больше было бы, и риска меньше...

– Вот уж нет. Если тебе заранее сообщить все – ты бы себя обязательно выдал. Если не словом, так хоть взглядом. Слишком понимающим. А так все выходило крайне естественно.

Ты проявил интерес к Ванде, понятия не имея, кто она на самом деле, она как разведчик умный и опытный...

– Была, – вставил я невольно.

– Умерла? При каких обстоятельствах?

Я вкратце доложил.

– Ну, Бог с нею. Хотя и жаль. Мы имели расчет на серьезное, перспективное внедрение. На ситуацию «Бой после победы». А вот тебе заодно и маленькое подтверждение моей правоты. Я о смерти Ванды не знал, ты знал – и автоматически этим знанием поделился. Просто, как я понимаю, к слову, без всякой цели и умысла.