— Кому же теперь проповедовать, если разбежались все? — расстроился сицилиец. — Не надо было по-еврейски молиться… как чувствовал, ничем хорошим не кончится это!
— Да ладно тебе, — успокоил его чернявый. — Думаешь, Андрей не знал, что делает? Было у него одно проверенное средство, как задержать жителей в том городе. Простёр он руки свои к небу и помолился: «Господи Иисусе Христе, прикажи огню сойти с небес и окружить весь город, чтобы никто не смог выйти отсюда». Тут же сошёл огонь с неба и окружил весь город, так что не смог никто из горожан выйти наружу. И все они заплакали, приговаривая: «Горе нам сегодня! Сплошной огонь кругом!»
«Снова огонь! — задумался Никита. — Где Андрей, там всегда огонь…»
— И посоветовались друг с другом горожане и послали к апостолам с мольбой: «Смилуйтесь над нами, избавьте нас от этой беды, уберите от нас это страшное пламя — и поступим мы так, как вы повелите нам». Андрей, увидев, что готовы они обратиться к богопознанию, послал к ним Варфоломея, чтобы тот узнал их мысли и намерение. Пришёл к ним Варфоломей и говорит: «Если мы помолимся Богу, то уберёт Он огонь и спасёт вас от того страшилища. А вы оставьте своих рукотворных идолов и уверуйте в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божьего, Которого я вам проповедую ныне!» И весь народ отвечает ему едиными устами и единым сердцем: «Веруем в Иисуса Христа, о Котором ты говоришь! Но, пожалуйста, не дай нам умереть от страха перед тем чудовищем». А Варфоломей им: «Не бойтесь отныне, — говорит, — ведь милость Божья будет на вас». И подошли они к Варфоломею со словами: «Простите нас, согрешили мы против вас, но отныне, честное слово, веруем мы в Бога Живого». Варфоломей тут им: «Пусть, — говорит, — соберётся весь город с женщинами и детьми в театре. Там отец наш Андрей — вот он и наставит вас окончательно в вере». И начали объявлять по всему городу: «Пусть соберутся все от мала до велика в театре». Взяли тогда все горожане в руки оливковые ветви и побежали навстречу Андрею. Как увидел их Андрей, то обрадовался несказанно, простёр руки к небу и говорит: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, пусть огонь удалится в море». И тотчас унеслось пламя, и сильный страх пошёл по всему городу, а Андрей приказал толпе: «Пошлите людей за идолами: пусть снесут их в это место, узнаете вы их бессилие». Тогда пошли жрецы и принесли всех идолов. А бесы, сидевшие в них, жалобно заверещали: «Ой-ой, сейчас погонят нас!» Тогда Андрей стукнул рукой по земле, так что разверзлась она на большую глубину — и провалились в преисподнюю бездну все идолы. Увидела толпа, что случилось с идолами, и воскликнула: «Нет другого Бога, кроме Андреева и Варфоломеева!»
— Вот здорово! — густо захохотал македонянин. — Кто бы ещё нечестивых сарацинов обратил так ко Христу! А то притесняют кругом христиан, только огнём их и можно образумить.
— Подожди, ещё не покрестили парфян. А было это так. Увидели апостолы их веру и говорят: «Вставайте все и идите в театр — там обретёте окончание веры». А толпа отвечает в страхе: «Простите нас, но мы боимся идти туда из-за того зверовидного мужа, ведь многие из нас умерли от страха перед ним». А Варфоломей им: «Не бойтесь, — говорит, — следуйте за мной и увидите, что весел он и кроток». И последовала за ним толпа до театра. Увидев, что они идут вместе с апостолами, Христомей взял за руки Руфа и Александра и пошёл навстречу апостолам, поклонился и расцеловал их. И удивился весь народ и прославил Бога, видя, что облик Христомея стал совсем кротким. Был посередине входа в театр алебастровый столп. И подошёл к тому столпу Христомей и ударил его своей громадной рукой — тот и раскололся пополам, и хлынула из него вода и заполнила всё вокруг. В той воде и крестились все во имя Отца и Сына и Святого Духа. А после того как крестился весь город, говорит Христомей Андрею: «Сжалься теперь и над умершими и попроси Господа, чтобы ожили они и крестились вместе со своими согражданами. Пускай уверуют, что Бог имеет власть как умерщвлять, так и оживлять». Помолился об умерших Андрей, и вот — послышался с неба голос: «Христомей, Христомей, эти люди из-за тебя умерли — поэтому встань-ка ты и воскреси их сам». Услышал это Христомей, взял большой сосуд и, наполнив его из купели святого крещения, полил мёртвые тела — и тотчас воскресли все, крестились сами и прославили Бога, Сотворившего великие чудеса руками апостолов. Воскресли также и звери и, подбежав к апостолам, стали лизать их ноги. Много исцелений совершил Бог руками святых апостолов в том городе: слепых заставил видеть, хромых — ходить, глухих — слышать, а немых — говорить, прокажённые очистились, бесы из каждой щели были изгнаны — так и освободился весь тот город благодаря крещению от всякой нечистоты и мерзости. И построили горожане церковь, и поставили в ней апостолы, как полагается, епископа, пресвитеров, дьяконов и чтецов и научили их величию Божью. Настала великая и бесповоротная радость в том городе, а апостолы, укрепив горожан, чтобы пребывали они в вере в Господа нашего Иисуса Христа, удалились оттуда. А Христомей, договорившись с апостолами, удалился и сам, славя Господа нашего Иисуса Христа, Удостоившего его прийти к познанию истины непорочной веры. В конце концов, схваченный царём Дел ком и преданный им мучениям, добыл себе он нетленный венец во Христе Иисусе, Ему же честь и поклонение, царство и слава во веки веков, аминь!
Когда монах закончил свой рассказ, перед путниками показались уже стены Перинфа. «С такими вот простецами и их баснями придётся коротать тебе век свой, Никита. Не услышишь ты ни риторически украшенного слова, ни тонко подобранных силлогизмов. А главное, и на родину, в Пафлагонию, вернуться-то тебе нельзя — там тебя в первую голову и будут искать, и кто-нибудь да выдаст! Придётся тебе учительствовать в какой-нибудь фракийской или эпирской дыре, наставляя уму-разуму отпрысков таких вот падких до диковин мужланов».
Впрочем, Перинф не был такой уж и дырой. Никита знал, что в древности город этот звался Гераклеей, причём Фракийской — чтобы отличать её от одноименного поселения на Понте. Отсюда родом была и преподобная Елисавета Чудотворица, основавшая в столице монастырь на Ксиролофском холме, где приняла постриг Анастасо — любовь Никитиной юности…
Путники остановились в гостинице близ городских ворот и сразу потребовали себе ужин и вина, но Никита оставил их и поднялся наверх, в скромную комнатку с белёными, потрескавшимися стенами — единственную одноместную во всём доме. Опустив занавес на окне и запалив свечу, Никита осторожно достал из натёршего ему всю спину мешка Епифаниев ларец — единственную теперь у него память о прежней жизни. От долгого пути рукописи в ларце растряслись и ещё больше перемешались, так что Никите пришлось вынимать их одну за другой и раскладывать стопочками на грубом деревянном столе. Наконец ларец опустел и показалось обитое тканью дно.
Теперь Никита смог приступить к внимательному разбору найденных сокровищ. Немногочисленные вощёные таблички оказались черновиками Епифаниевых писаний — как понял Никита, их было два: житие Богородицы и житие апостола Андрея, и написаны они были двумя разными почерками. Первый, похуже, наверное самого Епифания, был неровный, нервный, но для такого опытного писца, как Никита, вполне разборчивый, хотя писал монах-агиограф ещё по старинке, не минускулом, а деловым курсивом. Второй почерк на дощечках был минускульный — такой, каким владели лучшие писцы Студийской обители: видимо, эти фрагменты принадлежали секретарю Епифания, тот где-то упоминал некоего монаха Иакова, с которым они вместе путешествовали вокруг Понта. Но и там и там порой перечёркнуты были слова и целые фразы. Вчитавшись, Никита понял, что это не сами тексты житий, а записи, которые делали для них Епифаний и его секретарь. Иногда это были рассказы местных жителей, а иногда они выписывали целые страницы из нужных Епифанию книг: так, в одном из фрагментов Никита опознал древнее родословие Богородицы, в котором перечислялись все её предки.
