В действительности, конечно, подлинное и естественное отношение «трудящихся» к Генсеку на встрече не могло проявиться — встреча проходила по заранее составленному сценарию. Не было и «авансов доверия» — он выдавал себе сам. Поэтому пусты и заверения «оправдать» это доверие. На самом деле встреча преследовала иные цели: во-первых, завоевать расположение трудящихся, польстив им своими словами, а во-вторых, показать Политбюро, что рабочим «близки и понятны» его, Андропова, стремления. Именно для этого прозвучали в его речи слова: «Отрадно, что решения Пленума нашли живой отклик во всех трудовых коллективах по всей стране» /85/.
Что же касается сути выступления Андропова, то она сводилась к попытке перебросить мост от «старых» мыслей к «новым» идеям. Андропов снова поднимает вопрос об отставании советской экономики по всему фронту, вновь говорит о снижении производительности труда, опять признается: «То, что мы производим, обходится нам… слишком дорого» /86/, сетует на разрыв между ростом доходов населения и уровнем производительности труда, упрекает, что «за выполнение сниженного плана порой нередко дают еще и премии» /87/, затрагивает и довольно острые, необычные для советской пропаганды проблемы — тяжелый женский труд, низкий уровень техники безопасности, целесообразность использования труда пенсионеров. Он предлагает «выход» из продовольственного кризиса: выдавать продукты питания прямо на предприятиях /88/, — но на этом он останавливается; он не обещает роста зарплаты (зачем он, «если не обеспечен товарами?» /89/), отказывается видеть путь к реорганизации хозяйства и в повышении цен («Можно, конечно, идти по пути повышения цен, но нам такой путь, как генеральный, не годится» /90/).
В чем же Генсек видит то главное звено, ухватившись за которое он предполагает вытащить советскую индустрию из болота? Оказывается, таким решающим звеном в тяжелой и запутанной цепи нерентабельности и неэффективности экономики ему представляется дисциплина.
«Нам нужна сознательная рабочая дисциплина, которая бы двинула вперед производство. Нам надо наполнять борьбу за дисциплину большим содержанием, связывать непосредственно с выполнением производственных заданий» /91/.
Андропов понимает, конечно, что дисциплина сама по себе не может решить острых экономических проблем страны. Но он сознает также, что реформы (если он на них решится) могут оказаться опасными для режима без введения жесткой, даже жестокой дисциплины, не ограниченной только рамками производства, но распространенной на всю социальную структуру. Вдобавок, он знает, что под прикрытием лозунга «борьбы за дисциплину» можно навести в стране желаемый порядок без дополнительных капитальных вложений.
Этот лозунг имеет для Андропова и еще одну привлекательную сторону. Он может служить идеологическим обоснованием для снятия или перемещения неугодных или непослушных ему партийных и советских работников, минуя Пленум и Политбюро, в порядке чисто бюрократической, «дисциплинарной» процедуры. Андропов — опытный стратег: не сумев овладеть главным бастионом диктатуры, Политбюро, с помощью лобовой атаки, он хочет сделать его недееспособным, окружив с флангов и взяв в блокаду. А для этого нужно разорвать связи между аппаратом политического управления (Секретариат ЦК) и исполнительной властью (отделы ЦК, министерства, Комитеты и т. д.). Из опыта всей советской истории Андропов знает, что победа всегда остается за бюрократическим аппаратом, то есть, в конечном счете, — за Генсеком.
Так появляются в его речи слова: «Вопрос о дисциплине относится не только к рабочим, инженерам, техническим работникам, это относится ко всем, начиная с министров» /92/. И слова вскоре становятся делами. Один за другим увольняются с должностей министр путей сообщения И. Павловский, Председатель Комитета по спорту С. Павлов, министр торговли А. Струев. Их заменяют давние знакомые (чтобы не сказать — коллеги) Андропова: Н. Конарев, по должности заместителя министра путей сообщения курировавший кадры министерства и тесно связанный поэтому с госбезопасностью; М. Грамков, сменивший Павлова, а до этого бывший одним из руководителей отдела международной информации ЦК, полностью инфильтрованного тайной полицией; Г. Ващенко, преемник Струева, а прежде — консультант КГБ.
17 декабря Президиум Верховного Совета совершенно неожиданно объявляет о смещении Председателя КГБ В. Федорчука. Он получает Министерство внутренних дел и в утешение — звание генерала армии. Государственная безопасность передается более надежному человеку, доверенному лицу Андропова В. Чебрикову, который начинал «шестеркой» при «днепропетровской мафии». Объявлено и о назначении двух новых заместителей министра иностранных дел — возможно, с дальним прицелом вырастить наследников Громыко. Одним из новоназначенных является видный ученый-историк М. Капица, другим дипломат, специалист по США В. Комплектов; оба с давних пор находились под «колпаком» КГБ, поскольку работали заграницей.
Эти и другие перемещения во втором эшелоне советского руководства преподносятся, конечно, как «оздоровление» правительственного аппарата. По существу же, новые назначения ведут к тому, что во главе важнейших государственных организаций СССР становятся гебисты. Бывший главный полицейский страны распределяет ключевые посты полицейского государства между низшими полицейскими чинами. Вообще говоря, для советской системы это вполне нормальный метод — каждый новый Генсек пытается опереться на социально близкие ему слои. Любопытна, однако, поспешность, с которой это осуществляется. Расстановка сил в Политбюро понуждает Андропова спешить с захватом всех ступеней партийной иерархии. Вскоре перемещения затрагивают уже и пропагандистско-идеологический аппарат. В том же декабре был снят заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, ставленник Брежнева Е. Тяжельников (его отправляют послом в Румынию), и на его место назначается давний и высокопоставленный сотрудник КГБ Б. Стукалин, в прошлом — Председатель Комитета по печати.
В январе 1983 года реорганизуется отдел международной информации. Заместитель руководителя отдела В. Фалин, один из приближенных Брежнева «переводится» обозревателем в газету «Известия»[8]. Покидает отдел «международных кадров» Н. Пегов, сделавший карьеру еще при Сталине. Его наследником становится посол СССР во Франции С. Червоненко, старый доверенный нынешнего Генсека еще с тех времен, когда Андропов был секретарем ЦК КПСС по связям с восточноевропейскими странами.
«Дебрежневизация» захватывает и средства массовой информации: смещен главный редактор «Известий» А. Алексеев и на его место поставлен Л. Толкунов, последние годы возглавлявший Агентство печати «Новости» (в сети Андропова он попал еще в 50-е годы, будучи одним из редакторов газеты Коминформа «За прочный мир, за народную демократию»). На повестке дня, видимо, — отстранение редактора «Правды» В. Афанасьева и Председателя Комитета по радиовещанию и телевидению С. Лапина. Афанасьеву, по слухам, прочат место в Академии наук (Андропову нужны в Академии партийцы со стажем), а Лапину — почетную отставку (на что указывает недавнее присвоение ему, по случаю 70-летия, звания Героя социалистического труда — высшей почести для советского бюрократа).
Одновременно Андропов формирует и свой «внутренний кабинет», подобный тому, какой был у всех его предшественников. Роль этого кабинета в структуре партаппарата всегда велика: через него проходят все распоряжения Генсека, он распределяет задания и рассылает все важнейшие документы. При Андропове эта роль должна лишь возрасти: не имея надежной опоры в Секретариате ЦК, он вынужден сместить центр власти в сторону преданного ему «внутреннего кабинета».
Здесь, однако, положение нового Генсека осложняется тем, что в его «кабинете» остаются люди Брежнева — без надежд на будущее, зато с известным прошлым. Это — главный консультант по внешней политике А. Александров (Агентов), работавший с Брежневым более 20 лет, составлявший Брежневу все речи и доклады по международным вопросам и продолжающий мыслить брежневскими категориями; это также П. Лаптев и В. Шарапов (первый начинал карьеру в ЦК под руководством Андропова, второй, будучи корреспондентом «Правды» в Китае и Вьетнаме, проходил по ведомству КГБ). Двое последних несколько лет назад редактировали книгу избранных речей Андропова, так что, вполне возможно, останутся на своих местах. От Александрова же Андропов, надо полагать, захочет избавиться.
