— Мы схватили его, — сказал он, — и он заговорил.

— Я знаю, — прошептала Сэсс, и он порадовался тому, что ее рассудок, по-видимому, устоял. — Мне сказали, это эльф. Санди, что я им сделала?

— Неважно. Они все сошли с ума.

Сэсс метнулась к нему, обхватила его шею, и ее твердый кулачок ударил его в грудь.

— Где ты был?! Где ты был так долго?! Почему ты не велел поймать его другим, почему ты не запер его до утра, почему ты сразу не пришел ко мне?!

Рыдания прервали ее слова. Санди гладил ее спину, сотрясаемую плачем, и испытывал такие пронзительные жалость и нежность, каких до сей поры еще не знал.

— Мне было так больно! Так страшно, и вокруг — чужие люди! Почему, почему ты сразу не пришел ко мне?

— Я знал, что с тобою все будет в порядке, — сказал Санди. — Я должен был его взять, чтобы он не пришел снова. И я должен был допросить его сразу, чтобы за ночь с ним ничего не случилось. Он мог покончить с собой, только чтобы не говорить.

Она продолжала плакать, уткнувшись мокрым лицом ему в грудь.

— Это все ничего не значит, — упрямо сказала она. — Эта боль, Санди, я не забуду ее до конца жизни! Как ты мог уйти, когда эту штуку тащили из меня? Твой гнев был сильнее твоей любви, не так ли?

— Нет, любовь моя, голубка моя, не так, — Санди целовал мокрые щеки, глаза, волосы. — Ничто на свете не может быть сильнее моей любви к тебе.

И кажется, впервые он осознал, насколько правдивы эти его слова, и лаская ее, говорил еще и еще, не так связно, как тот заезжий трубадур, но куда более искренне, без предусмотрительной заботы о последствиях раскрывая ей все секреты своего глубокого чувства, впервые стоя перед очевидной перспективой навсегда ее потерять и чувствуя себя так, будто любовь, наконец, настигла его и всадила свой нож в его беззащитную спину.

Сэсс, ошеломленная, притихшая, заснула в его объятиях, а он лежал без сна, глядя в эту сумасшедшую, уже понемногу рассеивающуюся ночь. Он сделал сегодня все, что мог, и нигде не дал промашки, но утро приходило, неся с собою все те же проблемы. Эльф был прав, даже знание виновников покушения и его причин не уничтожало угрозу. Легкость, с которой убийца миновал охрану, говорила о многом, арсенал их уловок был неистощим. Во что превратится жизнь Сэсс, когда она проснется? В кошмар, в шараханье от каждой тени, в постоянное ожидание смерти? Безжалостная трезвая софистика подкрадывалась к нему, как тать в ночи. Голова Сэсс доверчиво покоилась на его плече, а в его руке, обвивавшей ее шею, отдавалось биение ее пульса. Ее сонная артерия. Одно легкое нажатие-и она уйдет во сне, никогда в жизни не испытав этого выпивающего душу страха, который, право же, куда хуже самой смерти. Санди ужаснулся сам себе. Нет, разумеется, он будет защищать ее любыми способами. Нет ничего такого, чем он обладает и через что он не мог бы переступить, чтобы защитить ее жизнь.

Он обвел глазами комнату, полную уже не чернотой ночи, а серой предрассветной мутью, и обратил внимание на то, что в одном из углов скопилось нечто вроде переливающегося, струящегося белесого тумана, и ощутил чье-то благожелательное присутствие. Если он что-то понимал в здешних правилах, это был призрак.

— Ты кто? — чуть слышно, чтобы не потревожить Сэсс, спросил его Санди. Призрак шевельнулся, как будто шагнул ближе, но в нерешительности замер. Внутри была какая-то форма, но весь он был словно задрапирован в туманные покрывала, не позволявшие рассмотреть его внешность, и сказать он тоже ничего не мог. Призраки лишены речи.

Санди попробовал угадать:

— Мама?

Увитая вуалями голова склонилась в согласии, рука приложила палец к губам, призывая к молчанию, и туман рассеялся, словно из окна дохнуло на него теплым ветром. Таков был еще один секрет Замка Клайгель.

После завтрака Санди, Джейн и Рэй заперлись в кабинете принца Белого трона для экстренного совещания. Предстояло решить, как жить дальше. Рэй выглядел совершенно больным, кровопотеря и бессонная ночь лишили его почти всех сил. Джейн пыталась настоять, чтобы он отправился в постель, не подозревая, что ее уговоры имеют лишь обратное действие. Рэй ни за что не упустил бы случая поучаствовать в вершении судеб Волшебной Страны, а потому присутствовал как Могущественный, имеющий вполне определенное собственное мнение, сидя в удобном мягком кресле, с подушкой под раненным плечом.

— Как Сэсс? — спросила Джейн. — Рана тяжелая?

— Даже шрама не осталось, — ответил Санди. — Но живая вода не лечит психические травмы. Я хочу знать, что мне теперь делать.

Рэй взмахнул здоровой рукой.

— Странный вопрос, по меньшей мере странный, мэтр. Твою женщину пытались убить, и ты знаешь, кто отдал этот приказ. Если ты не хочешь связываться сам, или желаешь остаться в стороне, или еще из-за каких-то там ваших Белых принципов, то позволь действовать мне, и я положу голову Амальрика к твоим ногам.

— Это экстремизм, — возразила Джейн. — Черным только на руку, если мы возьмемся убивать друг друга.

Рэй сделал протестующий жест, но Санди тоже жестом попросил его помолчать.

— Смерть Амальрика не решит нашей проблемы, — сказал он. — Решение принято, и оно будет выполняться. Надо отменить решение. Заставить их его отменить.

— Тогда война, — рассудил Рэй. — Заставь их захлебнуться собственной кровью и позабыть о второстепенных вопросах.

Джейн негодующе фыркнула.

— Я в безвыходном положении, — сказал Санди. — Поэтому я рассмотрю любое предложение, в том числе и это.

Он и Джейн скрестили взгляды, как шпаги.

— Ты как-то сказал, что Тримальхиар не будет восстановлен ценой войны.

— Так то Тримальхиар. Если единственным средством спасти Сэсс будет война, я буду воевать с кем угодно, вплоть до Люитена.

— Он тебе за каждым кустом мерещится, — сказала Джейн. — Это субъективно, по-моему. Если ты решишься воевать, я, разумеется, поддержу тебя. Но это безнадежно, Санди. Ты, видишь ли, плохо знаешь, что такое эльфы.

— Тогда расскажи нам, — попросил Санди, и Рэй в своем кресле тоже навострил уши.

— Эльфы — самые старые обитатели Волшебной Страны. Старше людей и всех прочих здешних тварей. Они первые осознали себя единым народом, и подчинены строгой централизованной власти. Решение, принятое главой народа, выполняется неукоснительно и безоговорочно. Эльфы абсолютно вездесущи. Практически нет места, куда они не могли бы проникнуть. За сто шагов в полной темноте эльф-лучник попадает в беличий глаз. Их способность к камуфляжу, а также к быстрому и бесшумному передвижению считается непревзойденной, я надеюсь, ты уже осознал это в результате двух предыдущих покушений. Они многочисленны, хотя заметить их трудно, так ловко они прячутся. Они всегда в курсе интересующих их событий. По определению они задуманы и созданы как Добрый Народ, и являются извечными врагами Черного трона. Они, разумеется, волшебные существа, но не вырабатывают собственную энергию, а стало быть, их магия базируется либо на чужом Могуществе, либо на энергии источников, в обнаружении которых они очень ловки. А теперь главное. Все силы Волшебной Страны делятся на Темные и Светлые именно исходя из своего отношения к эльфам и Черному трону. Исходя из стороны, занимаемой в этом конфликте. Ты являешься главой Совета и принцем Белого трона. Твой авторитет велик. Но если Амальрик, как представитель эльфов, покидает Совет, тот автоматически перестает быть Светлым. Таким образом, ты теряешь трон. Совершенно очевидно, что кроме меня тебя в Совете никто не поддержит.

— Если дело в троне, пусть его забирает, кто хочет. Сэсс важнее.

— Дело не только в троне. Ты проиграешь войну. Эльфы многочисленны, стойки и мобильны, а у тебя даже нет армии. Без сомнения, эльфов поддержат все Светлые Силы. Черному трону удавалось подавлять их сопротивление лишь за счет крайней жестокости. Крайней. Санди, я не думаю, что ты пойдешь на это, а значит ты будешь разбит и все равно потеряешь Сэсс, потому что в случае войны ее убийство из тягостной неприятной обязанности превратится для эльфов в святое правое дело. Как ты ее защитишь, и кому ты сможешь довериться? Запрешься вместе с ней в башне без дверей и окон и не будешь смыкать глаз? Сколько вы выдержите? Сутки?