Главной в решении вопроса зачисления кого-либо в ряды Ангелов Ада была своеобразная приемная комиссия, или, что звучит более празднично, Приветственный Комитет. Несмотря на абсолютную цивильность, по сравнению с современными Ангелами Ада, эта банда с уличного перекрестка постоянно конфликтовала с представителями закона… Роки был избран президентом нового филиала Ангелов Ада, потому что он действительно был классным водилой, и ездил он со своеобразным шиком.

«Он мог нарезать на этом борове круги, даже если бы к ногам приделал ходули. Да, старик, этот чувак был совершенно безбашенным», — вспоминает один из членов Ангелов. Мотоциклисты нашли швею, которая смогла скопировать зловещую эмблему Роки. И это случилось незадолго до того момента, как около сорока Ангелов с ревом рванули из Сан-Франциско. Лаконичная надпись «Ангелы Ада — Фриско», вокруг ухмыляющегося черепа с крыльями, стоила 7,50 долларов и обычно пришивалась к куртке «левайс». Белый фон, на котором красовались красные буквы, очень скоро был заляпан въедливой грязью — и кровью — в результате множества баталий, разворачивающихся в барах.

«Знаешь, старик, вины нашей в этих мясорубках нет, — говорил мне один из поднаторевших в боях ветеранов махаловок в пивных залах. — Мы заходили в бары, и кто-то сразу начинал выебываться или пытался клеить наших цыпочек, и тогда нам приходилось драться. Ничего другого просто не оставалось!»

Полицейские донесения продолжали сыпаться как из рога изобилия, так что Ангелам приходилось менять места своих сборищ. Тусняк, или зависалово, — обычно для этого использовался ночной ресторан или зал для игры в пул — мог продолжаться где-то с неделю, пока жалобы жителей на шум или буйное поведение не заставляли появляться там представителей власти.

«Мы вытеснили этих бродяг на байках с Маркет Стрит, потому что они устраивали гонки в самом центре транспортного потока. Многие из них угоняли чужие мотоциклы, и мы были вынуждены всех их шмонать,» — говорил Ужасный Тэд, полицейский-мотоциклист, который в свое время называл кое-кого из Ангелов Ада своими друзьями.

«Мы называли этого байк-беспредельщика Ужасным Тэдом, потому что он действительно был хуйлом, старик. И, в частности, потому, что гонялся за нами как одержимый, а, поймав, тыкал в рожу своей книжкой <В 1966 Ужасный Тэд проскочил на красный свет в полицейской машине, не имеющей никаких специальных опознавательных знаков, и столкнулся с ехавшим на большой скорости автобусом. В катастрофе погибла его жена, вдребезги была разбита машина, а сам он получил тяжелейшие травмы.>».

«Так уж сложилось, что мне пришлось пойти на работу исключительно для того, чтобы оплачивать штрафы и держаться подальше от каталажки,» — заметил Ангел, четыре раза терявший свою водительскую лицензию в результате многочисленных нарушений дорожных правил.

Один смешной инцидент, связанный с эмблемами Ангелов Ада, произошел несколько лет назад, но до сих пор вызывает безудержное веселье у банды настоящих, крутых мотоциклистов.

Ангел, известный под кличкой «Немой», был остановлен как-то воскресным днем за превышение скорости полисменом неподалеку от пляжа в Санта-Круз. Немой гордо продемонстрировал свои «цвета» на ободранной куртке «левайс». «Сними ее», — написал полицейский в записной крижке, вежливо подсунутой ему Немым, который действительно был глух и нем как рыба.

Немой стащил с себя куртку «левайс», обнажив еще одну нашивку Ангелов на своей кожаной куртке. «Сними ее тоже», — приказал разгневанный полицейский, снова используя блокнотик Немого и карандаш. И под кожаной курткой оказалась шерстяная рубашка, также украшенная клубными «цветами». «И ее снимай», — в ярости нацарапал офицер. Под рубашкой оказалась майка. На ней тоже красовалась эмблема клуба. «О'кей, умник, и ее долой», — написал окончательно запутавшийся патрульный.

С самодовольной улыбкой Немой стащил с себя майку и выпятил вперед свою грудь, выставив на всеобщее обозрение татуировку — ухмыляющийся череп Ангелов Ада. Полицейский брезгливо отдернул руки, протянул Немому квитанцию на штраф и умчался прочь на своей патрульной машине. Но последнее слово осталось все-таки за Немым. Он был готов идти до конца. Его штаны и трусы были также раскрашены по трафарету.

«Он был запредельным хохмачом», — вот какой вывод делают друзья Немого.

Многие Ангелы вышли из других клубов «отверженных»… некоторые из них — такие как «Пьяные Задиры», — были в свое время столь же многочисленны и наводили такой же страх, как сегодняшние Ангелы. Именно «Пьяные Задиры» — а не «Ангелы Ада» — провернули Холлистерский бунт, благодаря которому на свет появился фильм «Дикарь». Это случилось в 1947 году, когда тому, кто стал Ангелом Ада в 60-ых, было меньше десяти лет.

В то время Холлистер был маленьким городком с населением около четырех тысяч человек — фермерская община в часе быстрой езды к югу от Окленда, чуть в стороне от предгорий Диаблоз. Единственное, чем Холлистер славился в 1947-м, было производство 75 процентов всего чеснока, потребляемого в Соединенных Штатах. Холлистер был — и в чем-то до сих пор остается — тем типом городка, который Голливуд представил миру в киношной версии «К Востоку от Эдема», тем самым местом, где командир местного отделения Американского Легиона по определению является гражданским лидером.

И так должно было случиться, что 4 июля того года граждане Холлистера собрались вместе на ежегодное празднование. Традиционные атрибуты Дня независимости — флаги, оркестры, девушки с жезлами и т.д. — планировались в качестве прелюдии к более современной части праздника: ежегодному штурму на мотоциклах окрестных холмов и скоростным гонкам, которые за год до того собрали соискателей со всей округе… мальчиков из долины, фермеров, механиков из небольших городков, ветеранов, и просто толпу благопристойных парней, которым случалось ездить на мотоциклах.

В 1947 холлистерские штурмы холмов и гонки также привлекли множество конкурентов … — люди действительно съезжались отовсюду. Когда солнце взошло из-за Диаблоз утром четвертого июля, подразделение местной полиции из семи человек нервно потягивало кофе после бессонной ночи и попытки взять под контроль приблизительно три тысячи мотоциклистов. (Полиция говорила о четырех тысячах; ветераны-мотоциклисты говорили о двух тысячах — так что три тысячи, наверное, будет правильно).

Один факт был бесспорен: в Холлистере оказалось такое великое множество байков, что тысячей больше, тысячей меньше — разницы практически никакой. Толпа росла и становилась все более неуправляемой; к наступлению сумерек весь центр города был захламлен пустыми, разбитыми пивными бутылками, и мотоциклисты принялись гонять взад и вперед по центральной улице. Пьяные кулачные бои перешли в полномасштабные схватки. Легенда гласит, что мотоциклисты в буквальном смысле захватили город, бросили вызов полиции, лапали местных женщин, грабили бары и пивняки и наезжали на каждого, кто попадался им на пути. Газетные заголовки так красочно отразили безумие того уик-энда, что заинтересовали малоизвестного продюсера Стенли Крамера и молодого актера по фамилии Брандо. Незадолго до своей смерти, в 1966-м голливудская очеркистка из раздела светской хроники Хедда Хоппер подметила ощущение угрозы, исходящей от Ангелов Ада, и проследила их историю в обратном направлении, к съемкам «Дикаря». Это исследование и побудило ее обвинить в порождении самого феномена «отверженных» Крамера, Брандо и всех остальных, кто так или иначе был связан с фильмом. На самом деле «Дикарь» — фильм, который, по общему мнению, относится к категории «fiction», — был вдохновенным образцом киножурналистики. Вместо обычного потворства вкусам толпы в стиле Time, в фильме рассказывалась история, которая только-только начала раскручиваться в жизни, и на развитие которой фильм оказал влияние. Благодаря этому «отверженные» долгое время воспринимали себя этакими романтически окрашенными персонажами, яркое отражение которых лишь немногие из них смогли бы разглядеть в зеркале. Подобное отношение быстро стало ответом байк-райдеров на ленту «Солнце тоже восходит». Созданный ими образ не совсем соответствовал реальности, но в его широком распространении едва ли стоит винить фильм. «Дикарь» проводил четкую грань между «хорошими» и «плохими» «отверженными», но люди, которые больше всего им вдохновлялись, идентифицировали себя с Брандо, а не с Ли Марвином, чья роль негодяя была гораздо ближе к жизни, чем созданный Брандо портрет оказавшегося в тупике героя. Они видели себя современными Робин Гудами… Мужественные, неразговорчивые brutes, чьи положительные инстинкты были некогда безнадежно извращены в борьбе за самовыражение и которые провели оставшуюся часть своей неистовой жизни во мщении миру, сделавшему их отрицательными персонажами, когда они были еще молодыми и беззащитными.