Джекобс справедливо указывает на то, что трудности, стоявшие перед английскими фольклористами, объяснялись ранним исчезновением в Англии патриархального крестьянства.
Вековечные устои крестьянской жизни были нарушены в Англии уже в результате огораживаний общинных земель в XVI веке и окончательно рухнули во время начавшейся в середине XVIII века промышленной революции, которая преобразила лицо страны.
Распад патриархального крестьянства — основного хранителя фольклора — и явился тем препятствием, с которым, не в пример немецким и русским, встретились английские фольклористы. Фермерство оказалось менее стойким носителем фольклорных традиций, чем патриархальное крестьянство. Тем не менее, не сохранив народной сказки в прежнем виде, фермерство сберегло в своей памяти те ее черты, ее сюжеты и образы, которые по своей сути и по своему характеру были дороги ему и в той или иной степени воплощали его взгляды на жизнь. Ведь совершенно очевидно, что в соответствии с изменением общественной роли, а следовательно, и качеств хранителя фольклора — изменится и состав фольклора.
Английские народные сказки находятся в непосредственном соседстве с рассказом и подчас даже приобретают его признаки. «В один прекрасный летний день дочь графа Мара выбежала, приплясывая, из замка в сад. Там она бегала, резвилась, а порой останавливалась послушать пение птиц. Но вот она присела в тени зеленого дуба, подняла глаза и увидела высоко на ветке веселого голубка», — так начинается сказка «Дочь графа Мара», и так мог бы начаться рассказ, подобным же образом озаглавленный. А вот и другой пример: «Забыв о своей подагре, купец бросился открывать дверь. И кого же он за ней увидел? Капитана и своего агента со шкатулкой, полной драгоценностей, и с накладной! Мистер Фитцуоррен просмотрел накладную и, подняв глаза к небу, возблагодарил всевышнего за столь удачное плавание». («Уиттингтон и его кошка»). Таких примеров можно привести множество. Важно отметить, что публикации Джекобса в отличие от сказок, собранных Перро, братьями Гримм я Афанасьевым, не прошли литературной обработки, которой в разной степени, но все же подвергли свои собрания, упомянутые замечательные сказочники. Джекобс ставил себе целью дать образцы фольклора в неприкосновенном виде.
Больше всего английская народная сказка родственна рыцарскому рассказу или балладе, которые бытуют и в художественной литературе этого народа и в его устном творчестве. Не случайно некоторые английские народные сказки сохранились в стихотворной ферме в виде баллад. Например, баллада «Кошачья шкура» (в настоящем сборнике она печатается под названием «Тростниковая шапка»), а также сказка-баллада «Биннори»— поэтичные легенды, пользующиеся большой популярностью в Шотландии и Северной Англии. Упоминавшаяся уже нами «Дочь графа Мара» источником своим имеет старинную балладу (см. сборник Алингхэма «Книга баллад»); сказка «Страшный дракон скалы Спиндлстон» обязана своим происхождением балладе XVIII века (см. «Баллады» Чайлда и «Ежемесячную хронику северного фольклора», май 1890 г.).
Такие сказки, как «Волшебный рог» или «Чайлд-Роланд», исполнены духа рыцарских времен, в них содержатся упоминания о рыцарях Круглого стола и легендарном короле Артуре, приводятся подчас характерные детали средневекового быта.
Рыцарская романтика легко умещается в английской сказке, определяя своеобразие ее фантастики. Примером такого рода сказок являются «Мистер Фокс», «Волшебная мазь» и «Ученик чародея».
Близость к жанру рассказа порождает еще одну характерную черту английской сказки: открытые, а не в подтексте звучащие социальные обобщения. Сказка «Волшебный рог» имеет следующую лирико-ироническую концовку, в которой слышна неподдельная горечь: «И с тех пор (с тех пор как волшебный рог попал к королю Генриху Старшему. — В. В.), хоть весь день стойте на волшебном холме и повторяйте: „Хочу пить“, — вам уж не посчастливиться пить из волшебного рога». В легенде «Уиттингтон и его кошка» рассказывается о голодном мальчике Дике, который думал, что в Лондоне мостовые вымощены чистым золотом и что если откалывать от мостовой по кусочку, то денег у тебя будет вдоволь. И вот Дик добирается до Лондона. Однако мостовые там самые обыкновенные, более того, безыменный сатирик вводит такую прозаическую, казалось бы, деталь: вместо золота повсюду лишь грязь. И если сопоставить это замечание с тем, что все окружающие отказываются помочь несчастному мальчику, — упоминание о грязи становится уже не столько описательной деталью, сколько перерастает в сатирическое обобщение.
Особый цикл английских героических сказок составляют сказки о великанах и людоедах и о борьбе с ними положительного героя, обычно представителя простого народа, крестьянского сына Джека. В произведениях этого рода мы часто встречаем далеко не случайную сказочную деталь: Джек побеждает своих противников не только умом и хитростью, но и с помощью волшебных предметов или животных, которых дарят ему родители. Эта деталь в сочетании с характерным для английской сказки мотивом материнского благословения показывает, какое огромное значение придает народ неразрывным связям героя с семьей, со своим родом, со своей землей-родиной.
Некоторые сказки, например «Рыжий Эттин», целиком построены на поэтизации силы материнского благословения. Два брата поочередно уходят искать счастья. Они могут получить на дорогу по своему выбору — или половину пирога с материнским благословением, или же весь пирог, но с материнским проклятием. Старший брат, думая, что главное — запастись на дорогу едой, выбирает целый пирог, пусть даже с материнским проклятием, и чуть не погибает. Его спасает младший брат, который предпочел материнское благословение.
Юмор, столь свойственный английскому народу, с большой силой проявляется и в его фольклоре. Нет-нет да и выглянет в сказке смеющееся лицо рассказчика. Многие из них можно было бы назвать сказками юмористическими — взять хотя бы сказку «Питер-простачок» или «Господин всех господ».
Имена многих героев английских сказок стали нарицательными. Это храбрец Джек, победитель великанов и людоедов, это бедный мальчик Дик, ищущий свое счастье, Молли Ваппи из одноименной сказки — нежная, добрая, смелая (любопытно, что у нее есть родная сестра в народных сказках Ирана — Фасолинка); наконец Том-мальчик с пальчик и ряд других.
Английские народные сказки бытуют не только как фольклор — они живут и в английской классической литературе, то используемые как сюжеты, то вплетенные в образную ткань ее бессмертных творений. Мы встречаем сказочные мотивы в «Кентерберийских рассказах» Чосера и во многих произведениях Шекспира. Так например, начало сказки «Тростниковая шапка» совпадает с началом трагедии «Король Лир», где старый отец требует, чтобы дочери сказали ему, как сильно они его любят. В сказке, так же как у Шекспира, две старшие дочери льстят отцу, а третья, младшая, говорит правду и в конце концов побеждает. В известной комедии «Много шума из ничего» герой ее Бенедикт ссылается на старую сказку «Мистер Фокс» и в точности повторяет слова из нее: «Но ведь это не так, да и не было так. И не дай господь, чтобы было так» (акт первый, явление первое). Ту же «Тростниковую шапку» (но в варианте «Кошачья шкура») рассказывает мистер Берчелл, герой романа Гольдсмита «Векфилдский священник», детям Примроза.
Можно проследить и связи русской литературы с английской народной сказкой. Примером обращения русских классиков к английскому фольклору является сказка Льва Толстого «Три медведя», которая, как показывает анализ, представляет собой обработку великим писателем одноименной английской народной сказки. Факт обращения Толстого к английскому фольклору, видимо, не был отмечен его исследователями в силу того, что английские сказки были до сих пор у нас мало известны. Из сравнения становится видно, что Толстой, пересказывая сказку, одновременно очистил ее от всего побочного, от мелкой детализации, упростил ее композицию, придав прозрачную ясность и выразительность всему произведению, которое воспринимается так, будто оно всегда существовало в подобном виде и иным быть не могло. Толстой дал медведям русские имена и вообще написал «Трех медведей» как русскую сказку. В публикуемом нами варианте из собрания Джекобса к медведям в дом приходит некая «маленькая старушонка», однако следует учесть, что в параллельных записях этой сказки вместо нее действует «маленькая девочка», как и в толстовской сказке.
