– Ты говоришь о бычьих плясунах Сантонин, – сказал у него за спиной Темит. – А это Мирапоза и быки Бельтаса, благословленные Дженджу.

Только теперь Алекс заметил роспись на стенах – виноградные лозы – и группу жрецов на балконе над ареной. Он застыл, но его не заметили. Быстрый осмотр Офира глазами Пылинки показал только стандартные внешние признаки волшебства вокруг них.

Одни из ведущих на арену ворот открылись, и из темноты появился не ловкий бычий плясун, а визжащие, покрытые шерстью существа, спотыкающиеся при каждой попытке повернуть обратно. Взревела толпа, вспыхнули факелы, и Алекс разглядел, что это семеро грызов разного возраста и пола с выпученными от ужаса глазами и залитой кровью шерстью. На арену их выталкивало что-то вроде движущейся, утыканной шипами стены, которую, видимо, толкали сзади стражи. Когда грызы оказались на арене, ворота со стуком захлопнулись. Дрожащие грызы, сбившись в кучку, жались к воротам; бык фыркнул и медленно потрусил к ним.

Алекс посмотрел на стены арены. Они были гладкие и высокие – но не слишком высокие. По крайней мере Пранг на «Очарованной» прыгал на такую высоту…

– Они смогут сделать это, если разбегутся и подпрыгнут, – прошептал Алекс.

Он вцепился руками в камень и смотрел на дрожащих грызов, мысленно понукая их бежать, двигаться. Толпа кричала и ревела. Бык опустил голову, готовясь броситься вперед.

Темит вздохнул.

Грызы бросились врассыпную, но не бегом, вприпрыжку, а неуклюже спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Одна, совсем крошка, никак не могла решиться, в какую сторону бежать. Бык мчался на нее, а она вцепилась в зарешеченные ворота, сжавшись и пронзительно визжа. Бык налетел на нее, как кот на мышонка, рога сверкнули, как когти, и пронзили визжащую малышку насквозь; она взлетела в воздух, сорвалась с рогов и упала на песок; на светлой шерстке пузырилась кровь. Бык, не глядя, наступил на еще дергающееся тело и погнался за другими грызами, которые, казалось, могли только неуклюже ковылять.

– Перед тем как выпустить на арену, им, понимаешь ли, подрезали сухожилия на ногах, – грустно сказал Темит.

Бык догнал еще одного грыза и катал его по песку, взмахивая рогами, как косами. Прочие грызы прижимались к стенам, цеплялись за другие ворота, а один даже умоляюще тянул лапу к зрителям. В ответ посыпались плевки.

– Но… приносить в жертву разумных… – пробормотал Алекс. – Ну, грызов…

– О, только приговоренных преступников. – В голосе Темита звучал горький сарказм. Алекс оглянулся на него; аллопат пристально смотрел на свои башмаки, костяшки сжимающих посох пальцев побелели. – Разумеется, в Бельтасе быть грызом – уже преступление.

Рев толпы и пронзительный булькающий вопль внизу указали на исполнение еще одного приговора, но Алекс не смотрел по сторонам.

– Что? Почему?

– Его светлость считает, что в нынешнем нашествии крыс виноваты грызы. Он считает это заговором против него лично и потому старается истребить их или по крайней мере выгнать. Дженджу – бог-покровитель города, поэтому, разумеется, его светлость обратился к Дженджу за помощью. Так что… – Он махнул рукой и покачал головой.

– Но… это же неправда, верно? Грызы не…

– Нет. Если уж на то пошло, из-за того, что грызы вынуждены прятаться, они не могут чистить помойки, и, следовательно, вместо них там появляются крысы. А чем больше грызы прячутся, тем больше они роют туннелей, которыми могут пользоваться и крысы…

– А ты ничего не можешь сделать? – взмолился Алекс. – В смысле – раз ты знаешь о крысах, разве ты не можешь поговорить с его светлостью…

– Его светлостью? Королем? – Темит скривился в совершенно неуместной на его лице кислой гримасе. – И быть обвиненным в измене? За то, что посмел усомниться в мудрости короля Бельтара? Знаешь, после этой легкой разминки иногда устраивают еще одну церемонию – если есть приговоренные к смерти хуманы. Быку перетягивают брюхо ремнем, достаточно крепко, чтобы по-настоящему разозлить, а потом приговоренного сажают верхом, и надо усидеть, держась только за этот ремень. Тот, кто продержится, пока не сдастся бык, может быть свободен. Теоретически. Но больше десяти секунд еще никто не выдерживал. – Снова вопль толпы, визг грыза, оборванный ужасным хрустом, и победное мычание быка. Темит был бледен. – Не хотел бы я умереть таким образом.

– Никто не должен умирать таким образом, – пробормотал Алекс.

В воздухе пахло дымом, потом и кровью. Пылинка, дрожа, прижималась к его шее.

– Согласен, но что мы можем сделать? Пойдем. Пойдем отсюда. Нам надо успеть к Чернану до полуночи. Позже он никого не принимает.

Темит вздохнул и увел Алекса от арены.

Наконец они добрались до каменной башни возле городской стены. Алекс и Темит поднялись по винтовой лестнице; внизу жил гончар, над ним городской писец, потом – художник и, наконец, на самом верху – деревянная дверь с семиконечным знаком тавматурга. Страх перед тавматургом постепенно вытеснил из сознания Алекса ужасную казнь. Темит, казалось, сохранял профессиональную отстраненность и все время напоминал Алексу, что эта встреча – своего рода научный опыт.

– Возможно, ты не сможешь сразу рассказать мне обо всем, что ощутишь, когда мы будем там, так что просто запоминай как можно лучше, ладно? – шепнул Темит, и Алекс кивнул.

И Алекс, и Темит были не настолько глупы, чтобы стучать по знаку. Темит осторожно постучал посохом по деревянному полу и окликнул:

– Чернан? Это я, Темит, с приятелем. Можно поговорить с тобой?

В тишине Алекс внезапно почувствовал, как застыла Пылинка.

страх!

– Пылинка испугана, – шепнул он Темиту и взял ее в руки.

Она дрожала, и внезапно Алекс заметил, что в Офире знак на двери повторяется узором светящихся линий. Эфирный знак вспыхнул и погас.

Из-за двери раздался голос:

– Темит, полагаю, ты знаешь, кто таков твой приятель?

– Знаю. Он говорил, что обычно волшебники недолюбливают ему подобных, но я объяснил ему, что ты не похож на остальных.

– Духи рассказали мне, что на острове появился Подглядыватель… очевидно, он вызвал какой-то переполох в храме Дженджу.

Алекс ощутил приступ страха, но не был уверен: своего или Пылинки. За дверью послышались шаги.

– Да, Чернан. Это он.

Алекс метнул на врача возмущенный взгляд, но Темит покачал головой и сделал успокаивающий жест.

– Ну что ж, милости прошу, – нараспев произнес волшебник со сдержанной усмешкой, и дверь медленно открылась.

Перед ними была большая круглая комната с множеством маленьких окон. В большом очаге с общей для всех этажей трубой теплился огонь, и, наверное, из-за этого здесь казалось неуютно после прибрежной прохлады улиц. В центре комнаты было пусто, но по стенам тянулись книжные полки, письменные столы, какие-то пачки, бочонки и ящики, напоминая Алексу картинку из виденного у Темита трактата по математике. С потолка свисали чучела животных, пучки трав и прочие атрибуты волшбы.

И в центре комнаты – довольно далеко от двери, так что никак не мог открыть ее сам – стоял Чернан. Алекс, ожидавший увидеть более мистический вариант Темита – седовласого мудреца, – с удивлением обнаружил очень молодого (пожалуй, около тридцати) хумана, высокого, с проницательными черными глазами на бледном лице и длинными черными волосами, заплетенными в толстую косу. Его одеяние из странной переливающейся ткани, казавшейся то темно-темно-синей, то пурпурно-черной, было расшито, по-видимому, изображениями висов, хотя Алексу они обычно казались более закрученными и менее округлыми. Чернан стоял, сложив руки на груди, и вид у него был надменный.

– Незачем ломать перед нами комедию, Чернан, – проворчал Темит. – Посмотри, это всего лишь мальчик. Он не представляет для тебя угрозы.

– Ну еще бы, – парировал Чернан, окидывая Алекса презрительным взглядом. – Сама такая мысль оскорбительна. Просто не хочу тратить время на дураков и дилетантов.

– Если я дурак и дилетант, господин, то только потому, что меня никогда не учили ничему другому, – почтительно сказал Алекс. На его восприятие накладывалось офирное впечатление Пылинки: Чернана окружало слабое свечение и ровное жужжание, но страх Пылинки улегся.