Девушка загадочно как–то улыбнулась. Положила мне на грудь узкую ладонь.

— Немного, — ответила она негромко. — Но потом хорошо.

— Это…, — я запнулся. — мы… ну… Без всего, короче.

Ольга успокаивающе погладила меня.

— Я не могу, — она тоже запнулась, опустила глаза и глухо добавила. — Детей иметь.

Я промолчал, что тут скажешь. Только слова сожаления. Но они, как мне показалось, прозвучали бы фальшиво.

— Сила требует жертв, — тихо, будто шелест ветра прозвучал ее голос.

В наступившей тишине, я слышал лишь наши дыхания.

— Обещай мне кое–что, — сказала Ольга после паузы, положив подбородок мне на плечо.

Я приподнял бровь.

— Если выйдем, это все, снова и на кровати, — улыбнулась девушка.

— Легко, — рассмеялся я.

Девушка тоже хихикнула вместе со мной. И тут меня словно за язык кто тянул, и я ляпнул:

— А почему, ты не интересуешься? — тут до меня дошло, что я говорю и закончил фразу по другому. — Мной?

— А точнее твоей личной жизнью, — спокойно закончила за меня Ольга. — А еще точнее, есть ли у тебя девушка.

— Ну, — я, честно говоря, немного прибалдел от ее слов. — В общем, да.

— У тебя нет девушки, — опять также спокойно сказала Ольга.

— Откуда такая уверенность? — удивился я.

Ольга посмотрела мне в глаза. Я на мгновение ощутил в ее взгляде тот самый подавляющий холод.

— Я Вижу, — в ее голосе очень завуалировано, но звякнул металл. — Наличие партнера, хорошо видно, если он действительно постоянный.

— Видишь? — переспросил я.

— Да. Я Видящая, — Ольга сказала это не с гордостью, тон ее был обычный. будто она говорила, что она женщина. Констатация факта. Не больше, не меньше. — Я вижу ауру людей. И не только…

— Круто, — я посмотрел на нее. — И на что это похоже?

Мне вдруг действительно стало интересно. Я, конечно, видел всякие там передачи про ауру, монахов, что видят ее. Еще про кучу людей, что тоже якобы, ее видят. Но вот именно сейчас я реально поверил, да человек видит. Не знаю почему, но я ей верил, мне хотелось верить. Девушка же несколько секунд молча смотрела на меня, чуть улыбнулась и ответила:

— На полосы света. Разноцветные. Вертикальные и горизонтальные. Разной толщины и интенсивности, — она протянула руку и коснулась моей щеки кончиками пальцев.

И это едва ощутимое прикосновение разбудило во мне почему–то целую бурю эмоций. Солнце уже почти коснулось края. Уже не жгучие, а дарящие ласковое тепло солнечные лучи, очертили этаким ореолом фигуру девушки. Я стоял, смотрел ей в глаза…

— Как ты увидела, что я один? — спросил я.

Интересно зачем, ведь хотел сказать совсем другое…

— На тебе нет отпечатка другой ауры, — тихо сказала Ольга, и ее голос звучал как–то напряженно, ни тени улыбки на лице. Она отвернулась от меня, смотря в землю. — А это неизбежно при… близком контакте.

Мы посидели еще, нежась в вечернем свете. Странное дело, раньше я чувствовал себя как–то глупо, если не одевался после… м-м… близкого контакта, хотя бы трусы. Но сейчас мне, почему было в кайф, сидеть вот так, голяком, и чувствовать, как легкий теплый ветерок ласкает тело…

— Пора, — все также тихо сказала девушка, глядя на солнце коснувшееся края земли.

Мы принялись одеваться, не глядя друг на друга.

— Слушай, — спросил я, когда мы уже шли обратно к лагерю. — А это трудно, стать этим, Видящим?

— Не знаю, — ответила Оля.

Я озадаченно посмотрел на нее.

— Я родилась такой, — пояснила девушка. — Тебе лучше спросить об этом у Алексея.

— А он тоже? В смысле умеет?

Девушка кивнула.

— Никогда бы не подумал, — честно сказал я. — Как–то это не укладывается просто…

— Фениксы все могут Видеть, — добавила Ольга. — Еще Леший, Холст. Холод со Стрелком временами.

Я шел, пытаясь разобраться. Разобраться в том, почему меня так поразила эта вещь. В смысле Видение. У остальных есть много качеств, которым я искренне завидую. Почему именно это, вызвало такую реакцию?

— Если выйдем, — наконец произнес я медленно, когда до костра осталось метров сто. — Я спрошу. Мне много нужно будет спросить…

… Белый камень будто мерцал в полумраке. Мы стояли кругом, за спиной Алексея белел этот камень. В лунном свете я видел лица. Они казались высеченными из камня. Тишина вокруг, казалось, сгустилась, словно кисель. В этом полумраке, только лица были более–менее четкими. Линии же тел постоянно размазывались, движения сначала будто замедлялись, а потом резко происходила смена положения. Словно на дискотеке, в свете лазерной иллюминации.

И это ощущение нереальности все больше охватывало меня. Глаза окружающих выделялись на белизне лиц, были словно наполнены странным светом. Я вдруг понял, о чем как–то раз говорил Леший. Вот оно, ощущение грани, некой черты, точки поворота, за которой все будет по другому, по иному. Не так, как прежде…

Алексей сделал шаг к центру круга, оглядел лица, смотрящие на него, вытянул вперед руку, сжатую в кулак:

— Жить Воином, — сказал он негромко, но эти слова каким–то ревом проносились в голове.

— Смерть с Честью! — Алексей, а вместе с ним и остальные будто выдохнули эти слова. Меня будто встряхнуло, взор на секунду затуманился

Странное ощущение, не холода и не жара, что–то другое, больше похожее на покалывание, но как–то, изнутри, начало распространятся по всему телу. Это ощущение стало подниматься от ног, все выше, выше. Дойдя до груди, оно сконцентрировалось в солнечном сплетении. И у меня из груди, будто что–то вытаскивать стали.

Тем временем Илья, стоящий рядом с Алексеем и Игорь чуть не синхронно шагнули вперед и положили ладони на руку Алексея. Чуть припоздал Леший. Холод закрыл ладонью руку лидера «Грани». Я и не понял, когда моя рука, легла поверх руки Ольги.

Когда я, вместе со всеми, убрал руку из этого своеобразного рукопожатия, я посмотрел на Ольгу. И натолкнулся на ее взгляд. Глаза, опять почти черные, смотрели, казалось в самую душу. И впервые мне не было неприятно от этого. Мне почему–то так хорошо стало. Я улыбнулся и кивнул…

«… необычная новость! Вчера, около поселка Покровский, Артемовского района, было зафиксировано природное явление, абсолютно не свойственное для этой местности, а именно колебание почвы, а если проще землетрясение. По словам ученых, это явление чрезвычайно удивительно, так как эпицентр колебаний находился в совершенно сейсмически спокойном районе…»

Иногда, когда на закате, в сумерках меня охватывает странная тоска, безадресная беспричинная, но от которой хочется бежать без оглядки и выть в голос, я, засыпая, вновь оказываюсь на той дороге. Совершенно один, я в оцепении от страха смотрю, как тени он неверного света луны, выползают на дорогу. Пока смотришь на них, они вроде бы не изменяются, но стоит перевести взор, как на краю зрения видишь какие–то мельтешения.

Внутри все замирает, сердце сжимается, дыхание становиться прерывистым. Тело начинает покалывать, волны какого–то первобытного ужаса прокатываются, но я не могу двинуть даже пальцем. Даже просто завизжать (а хотелось именно этого) не получалось…

Потом я бегу. Из последних сил, не видя в сумраке под кронами деревьев дороги. А за спиной ясно ощущается чье–то присутствие. А потом я запинаюсь…

Я понимаю, что это сон, только проснувшись. Дрожа, я вытираю холодный пот со лба, и уже больше не могу уснуть в эту ночь. А долгие ночные часы измеряются сигаретами и кружками чая…

Интересно, я, когда нибудь вспомню, что же было тогда? Что же произошло на той дороге, что я так ее запомнил? Иногда еще, среди мешанин серых образов, я вижу паренька в белой рубахе. Он улыбается и машет рукой. И он мне нравиться.

Самое странное, что никто, и я в том числе, не пытался выяснить друг у друга, кто что помнит. Возникла какая–то негласная договоренность, что нельзя это обсуждать. При этом поговорить о том, что мы там вообще были, не возбранялось и никакого внутреннего протеста не вызывало. Но время, которое мы потратили на собственно поход в аномалию, просто обходился стороной.