– Ты забываешь, что в детстве нас самих мало волновали заботы родителей, – парировала Ксения. – Павлик – еще ребенок. И лучше, если он не будет посвящен в подробности твоих баталий с князем!

– Баталий? – подняла в удивлении брови графиня. – Чудится мне, ты вкладываешь в это слово другое значение? Что ты имеешь в виду?

– Прости. – Ксения поняла, что в этот момент шлея попала ей под хвост. Но уже ничего не могла поделать с собой. Она поднялась со стула. – Я больше не могу молчать.

Старшая и младшая сестры мгновение стояли друг против друга, слегка склонив головы. Наташа, казалось, вот-вот испепелит Ксению взглядом. Но младшая, на удивление, впервые в своей жизни не отвела глаз.

– Ты просто-напросто в него влюбилась! – произнесла Ксения с вызовом. – И как последняя дура мучаешься и борешься сама с собой. А может, стоит сдаться, Наташа? Может, князь Панюшев твоя судьба?

– Влюбилась? – Глаза Наташи, казалось, выпрыгнут из орбит. Она поднесла руку к горлу, словно ей перестало хватать воздуха. – Ты что себе позволяешь? – Графиня растерянно огляделась по сторонам, будто искала, чем запустить в ослушницу. Но под руку ничего не попало, и тогда Наташа топнула ногой, глаза ее гневно сверкнули: – Вон! Вон отсюда! – выкрикнула она и вытянула руку в направлении двери. – Паршивка! Как ты смеешь!..

Но эти слова догнали Ксению уже в коридоре. Подхватив юбки, она стремглав слетела по лестнице на первый этаж. Там у нее был свой укромный уголок рядом с библиотекой. Она забежала в крохотную, более похожую на чулан комнатенку, захлопнула за собой дверь и закрыла ее на защелку. Ее трясло, словно она только что спаслась от смертельной опасности.

Слегка отдышавшись, она прислушалась. В доме стояла тишина. Откуда Ксении было знать, что Наташа испытала от ее слов неменьшее потрясение. Но все же сумела взять себя в руки, подошла к окну и потянула за шнур, чтобы задернуть штору. И когда это у нее получилось, в ней опять будто что-то надломилось. Графиня уткнулась лицом в пыльный бархат и зарыдала.

Князь Григорий Панюшев вернулся домой в самом отличном расположении духа, которое не покидало его до самого вечера. Даже дождь, который обычно приводил его в угнетенное состояние, не смог повлиять на его настроение.

Аркадий слышал, как князь что-то весело напевает у себя в кабинете, но лезть к нему с расспросами не спешил, боясь нарваться на протест. После этого князь мог надолго замкнуться. Поэтому, исходя из прежнего опыта, Аркадий терпеливо дожидался того момента, когда Григорий соизволит пригласить его в кабинет. А пока ему оставалось теряться в догадках, какие события могли столь существенно повлиять на настроение князя.

Он удалился в свою спальню, хотел что-нибудь почитать перед ужином, ответить на давнее уже письмо тетушки, но ничего из этого не получилось. Совсем другие мысли одолевали его, и, не в пример князю, весьма противоречивые и печальные. После встречи с Ксенией Аркадий впервые серьезно задумался о своем будущем. За душой у него не было ни гроша, и поэтому он ни в коей мере не мог позволить себе этот роман. Ему даже в голову не приходило превратить его в легкую летнюю интрижку, хотя Ксения была настолько неискушенна и неопытна в амурных делах, что ему не составило бы большого труда закружить ей голову. Но впервые в своей жизни он вдруг почувствовал ответственность за свои поступки. И ему стало неимоверно стыдно даже от предположения, что он мог бы поступить подобным образом со столь чистым и искренним созданием, каким оказалась эта милая барышня.

Аркадия тянуло к ней все сильнее и сильнее, а после сегодняшней встречи все мысли его были только о Ксении. Уже в который раз он перебирал в памяти подробности их свидания. Взгляды, слова, которыми они обменялись... Девушка конфузилась и дичилась поначалу, краснела и отворачивалась, если он слишком пристально смотрел в ее глаза. Он до сих пор помнил тепло ее ладоней и то, как они подрагивали в его руках. А как она прелестно наклоняла голову и опускала глаза, когда смущалась, и Аркадий едва сдерживал себя, чтобы не коснуться губами ее щеки или ушка, выглядывавшего из-под легкой соломенной шляпки...

Странное тепло растекалось у него в груди, голова кружилась, а во рту пересыхало, стоило ему представить, что завтра он снова увидит эту чудесную девушку. И опять же впервые в жизни он понял, что не сумеет сказать ей о своих чувствах, потому что не в его силах обеспечить ей счастье.

Аркадий упал на постель, вжался лицом в подушку и застонал от бессилья. Каким же он был остолопом, когда просаживал свое состояние за карточным столом, в ресторанах, в кругу дешевых девок и столь же дешевых приятелей! И куда подевались все те, которые, казалось, безмерно любили его и дня не мыслили без его компании? Слишком поздно он догадался, что на самом деле все они являлись друзьями его толстого кошелька. И стоило тому похудеть, а состоянию иссякнуть, как тут же куда-то испарились и приятели, и любящие барышни, мечтавшие одарить его любовью, а если получится, разделить семейное ложе.

Что ж, наказание последовало незамедлительно. Созданное многими поколениями предков состояние, причем весьма приличное, теперь уже не вернуть. А расплата? Расплата – вполне справедлива! За все свои грехи, необдуманные поступки и прошлую чрезмерно веселую жизнь он ответит теперь по полному раскладу. И прежде всего счастьем, которое прошляпил по собственной вине, из-за собственного легкомыслия...

В дверь его спальни постучали и отвлекли от горьких мыслей.

– Ваша милость, – в щель между косяком и дверной створкой просунулась лохматая голова лакея, – барин велят вам срочно явиться к нему в кабинет.

– Сердитый? – справился Аркадий, приглаживая перед зеркалом растрепанные, как и его мысли, волосы.

– Не-а! – расплылся в улыбке лакей. – Веселые! Песни поют и насвистывают!

– Да? – Аркадий прищелкнул пальцами. – Поют, значит? А как дела на поле боя?

– Двух баб изместьевских задержали, – с готовностью сообщил лакей, – да трех мужиков. Пытались после обеда в Матуриху пробраться.

– Но ведь дождь поливает? – поразился Аркадий.

– Дак управляющий велел всем сторожам с постов не уходить, – охотно пояснил лакей, – чтоб, значитца, никто чужой не проскользнул.

– А у нас потери имеются?

– Никак нет, – лакей вытянул руки по швам, чем выдал свое солдатское прошлое. – Наши к емя не попадались. Тут Бобрыкин строго следит.

– Прекрасно, – ухмыльнулся Аркадий, – думаю, эти известия изрядно порадуют его светлость.

Он быстрым шагом направился к кабинету князя. Но не успел постучаться, как двери распахнулись и Панюшев возник на пороге.

– Где тебя носит? – спросил он сердито и, заметив красный рубец на щеке Аркадия, поинтересовался: – Спал, что ли?

Аркадий досадливо махнул рукой.

– В отличие от тебя, настроение у меня препакостное.

– Сейчас мы его поправим, – усмехнулся Григорий и распахнул дверь. – Проходи, я велел накрыть ужин в кабинете.

Аркадий шагнул через порог и тотчас заметил, что в камине полыхает огонь, а небольшой низкий стол сплошь уставлен бутылками и закусками.

– По какому случаю торжество? – справился Аркадий, усаживаясь в кресло рядом со столом. – Окончательную победу над графиней, как я полагаю, праздновать рановато. Так каков же повод для веселья, если не секрет?

Князь пожал плечами и с удивлением посмотрел на Аркадия:

– А разве обязательно нужен повод, чтобы посидеть за бутылкой хорошего вина?

– Нет, конечно, – согласился тот, – но я думал, что это вызвано какими-то счастливыми обстоятельствами. Все в доме заметили, что ты сегодня не по обычаю весел. Даже песни поешь, mon ami, чего я за тобой давненько не замечал. Честно сказать, мучаюсь в догадках: или боевые трофеи столь замечательны, или занятия с Павликом так тебя воодушевили?

Григорий покачал головой и как-то странно посмотрел на приятеля:

– Скажи, ты давно бывал в оранжерее? Как там розы? Цветут?