— Я уже говорил тебе, что не имею большой практики в области математики, для таких вычислений есть машины. — Старик не смотрел ни на бумаги, ни на Чимала. Взгляд его был устремлен куда-то вперед, и он сидел совершенно неподвижно, если не считать пальцев, которые, словно независимо от его воли, перебирали и перебирали складки одежды.
— Это данные, которые дала машина. Посмотри на них и скажи мне, верны они или нет.
— Я уже давно не молод, а сейчас время молитвы и отдыха. Я прошу тебя оставить меня.
— Нет. Не раньше, чем ты дашь мне ответ. Ты не желаешь, не так ли?
Старик упорно продолжал молчать, и это молчание уничтожило те остатки терпения, которыми еще владел Чимал. Главный Наблюдатель хрипло вскрикнул, когда Чимал схватил его деус и, быстро рванув его, разорвал цепочку, на которой тот висел. Он посмотрел на цифры в отверстии.
— 186 293… Тебе известно, что они значат?
— Это… это почти богохульство. Немедленно верни его мне.
— Мне сказали, что эти цифры означают число дней пути, дней по старому земному времени. Насколько я помню, земной год насчитывает 365 дней.
Он бросил деус на стол, и старик сразу же схватил его обеими руками. Чимал снял с пояса блокнот и ручку.
— Разделим… это не трудно… ответ будет… — Он подчеркнул число и махнул блокнотом перед носом Главного Наблюдателя. — С начала путешествия прошло 510 лет. Судя по расчетам во всех книгах, путешествие должно было занять пятьсот лет, а то и меньше, а ацтеки верят, что их освободят через пятьсот лет. Это лишь добавочное свидетельство. Я собственными глазами видел, что мы не направляемся больше к Проксиме Центавра, но вместо этого устремляемся почти к созвездию Льва.
— Как ты можешь это знать?
— Потому что я был в навнгационной комнате и пользовался телескопом. Центр вращения уже не указывает на Проксиму Центавра. Мы летим куда-то еще.
— Все это очень сложно, — сказал старик, вытирая платком покрасневшие глаза. — Я не помню о связи между центром вращения и местом нашего назначения…
— Зато я помню — и я уже все проверил, чтобы убедиться. Чтобы навигационные приборы работали правильно, Проксима Центавра помещена в центре вращения, а в случае отклонения приборы делают поправку, с тем, чтобы мы двигались в направлении главной оси. Это не может быть изменено. — Внезапно Чималу пришла в голову мысль. — Но ведь могло же случиться так, что мы начали двигаться к другой звезде! Ну же, расскажи мне правду… что случилось?
Несколько мгновений старик сидел застыв, потом вздохнул, настроил экзоскелет так, чтобы тот поддерживал его ослабевшее тело.
— От тебя ничего невозможно скрыть, Первый Прибывший, теперь я это понимаю. Но я не хотел, чтобы ты узнал обо всем раньше, чем получишь полные знания. Должно быть, это уже случилось, иначе ты бы не смог догадаться. — Он нажал на кнопку. Моторы зажужжали, поставили его на ноги и понесли через комнату. — Отчет о собрании хранится здесь, в вахтенном журнале. В те времена я был молод, я был самым молодым из Наблюдателей, остальные уже давно умерли. Сколько же лет назад это было? Не могу сказать, но ясно помню каждую деталь происшедшего. Акт веры, акт понимания, акт правды. — Он снова сел, держа двумя руками большую красную книгу. Взгляд его был таким, как будто вместо нее он смотрел в тот самый день. — Недели, почти месяцы мы взвешивали все факты и шли к решению. То был торжественный момент, и от сознания его важности перехватывало дыхание. Главный Наблюдатель встал и огласил результаты всех исследований. Приборы показывали замедление скорости, говорили о том, что в них должны быть заложены новые данные с тем, чтобы мы вышли на новую орбиту. Потом он прочитал данные о наблюдении за планетами, и все мы почувствовали глубокую печаль. Планеты были непригодными, вот что было не так. Просто непригодными. Мы могли бы стать Наблюдателями Дня Прибытия, но мы нашли в себе достаточно сил, чтобы отказаться от искушения. Мы должны были оправдать доверие людей. Когда Главный Наблюдатель объяснил положение, мы все поняли, что нам нужно делать. Великий Создатель предусмотрел даже подобный день, предусмотрел даже возможность того, что в окрестностях Проксимы Центавра не найдется пригодной планеты и что может быть проложен новый курс к Альфе Центавра или Волку 395, а может — Льву? Я уже забыл, это было так давно. Но все здесь, вся правда. Как ни трудно было принять это решение, но оно было принято. Я сохраню при себе эти воспоминания до ре-цикла. Нам была такая великолепная возможность показать себя верными слугами.
— Можно мне посмотреть журнал? Когда было принято решение?
— В день, принадлежащий истории. Но взгляни сам. — Старик улыбнулся и открыл журнал — очевидно, наугад. — Видишь, как он сам открывается на нужном месте? Я так часто его читал.
Чимал взял журнал и прочел вступление. Оно занимало меньше страницы — рекорд краткости для таком торжественного момента.
— Здесь ничего нет о наблюдениях и причине снятия решения, — сказал он. — Никаких подробностей об оказавшихся непригодными планетах.
— Да, это начало второго параграфа. Если ты мне позволишь, я могу процитировать по памяти: «… поэтому лишь наблюдения могут стать основой будущих действий. Планеты оказались непригодными».
— Ну почему? Деталей ведь нет.
— Детали не нужны. То было решение, подсказанное верой. Великий Создатель оставил возможность для предположения, что пригодной планеты найти не удастся, а Он — тот, кто знал. Если бы планеты были пригодными, он не оставил бы нам выбора. Это очень важное звено в доктрине. Мы все смотрели в телескоп и все согласились. Они были крошечными, не имели собственного, подобно солнечному, света, и были очень далекими. Они явно не подходили…
Чимал вскочил на ноги и хлопнул книгой по столу.
— Ты хочешь сказать мне, что ваше решение было основано на простом просмотре в телескоп планет, все еще находившихся на астрономическом расстоянии? Что вы не приближались, не делали посадки, не снимали фотографий?
— Мне обо всех этих вещах ничего не известно. Должно быть, ими занимаются Прибывшие. Но мы не могли открыть долину до тех пор, пока не уверились бы в том, что планеты подходят. Подумай — как ужасно! Что бы это было, если бы Прибывшие сочли планеты неподходящими! Мы бы предали свою веру. Нет, гораздо лучше было бы самим принять решение. Мы знали, что за ним следовало. Каждый из нас заглянул в свое сердце и душу, прежде чем согласиться на него. Планеты были непригодными.
— И это решение было подсказано одной лишь верой?
— Верой честных людей, настоящих людей. Другого пути не было, да мы его и не хотели. Разве мы могли ошибиться, пока твердо держались ка верном пути?
Чимал молча переписал сведения о решении в свой блокнот, потом снова положил журнал на стол.
— Разве ты не согласен с тем, что это было наиболее мудрое рещение? — улыбаясь, спросил его Главный Наблюдатель.
— Я думаю, что все вы сумасшедшие, — сказал Чимал.
— Богохульство! Почему ты так говоришь?
— Потому что вы ничего не знали об этих планетах, а решение, принятое без знания фактов — это вообще не решение, это суеверная чепуха.
— Я не вынесу подобных оскорблений… даже от Первого Прибывшего. Я прошу тебя со всем уважением: оставь мои покои.
— Факты есть факты, а догадки есть догадки. Если освободить это ваше решение от всяких там фокусов и болтовни о вере, то оказывается, что оно не имеет под собой никакой почвы. У вас, жалких дураков, не было ведь никаких фактов. Что сказали о вашем решении остальные?
— Они не знали. Это было не их решение. Они служат, и это все. Нам, Исследователям, больше ничего не нужно.
— Тогда я скажу им и найду компьютер. Мы еще можем повернуть.
Зкзоскелет зашелестел. Человек выпрямился и в гневе указал пальцем на Чимала.
— Ты не смеешь. Передавать им Знание запрещено, и я запрещаю тебе говорить им — и приближаться к компьютерам тоже. Решение Исследователей пересмотрено быть не может.