— Вы правы. Он находится слишком близко. Вам не удастся его уничтожить, не нарушив равновесия всей системы. И у вас нет времени на эвакуацию двух миллиардов человеческих существ.

Транспортник вспомнил о двадцати пяти тысячах погибших и выплюнул огрызок сигары.

— Нам надо выяснить, что с ним произошло. Иначе придется прикрыть лавочку. Мы не вправе терять груз и сложа руки ждать, когда это повторится.

— Один голос за уничтожение. Два — за сохранение, — подвел итог Мека. — Вы отдаете его мне.

Представитель трех планет вздрогнул и заерзал в кресле, хотя был крепко-накрепко пристегнут к нему ремнями.

— Минуточку, — воскликнул он. — Единогласия нет. Просто большинства мало.

Он отвернулся, чтобы не встретиться с испытующим взглядом чуть выпуклых глаз Мека.

— Если бы вам удалось увести его подальше от системы…

— У меня нет полной уверенности, — сказал Мека. — Но я готов рискнуть.

Он закрыл глаза. «Я готов встретиться с биосконом, дать ему проглотить себя, чтобы проникнуть в его сумрачное чрево.

Я готов затеряться в лабиринте его безграничной глупости, в этой чудовищной и необъятной массе, пытаясь на ощупь отыскать лопнувшие нити. Я готов вступить в бой с драконом и увести его от стен города. Мне страшно, но я попытаюсь укротить биоскон».

— Можно ли надеяться на успех там, где потерпел крах вожак?

— Никто не знает, что произошло, — возразил ученый. — Мне кажется, вины вожака здесь нет. Мы подобрали лучшую команду транспортников с большим опытом межзвездных перелетов. Почувствуй они неладное, непременно связались бы с нами. Нет, бунт явился полной неожиданностью. У них не было никакой возможности вернуть себе управление.

— Уж не хотите ли вы сказать, что биоскон действовал по собственной воле.

— Чего не знаю, того не знаю, — ответил ученый, — но очень хотел бы знать. Вот почему я настаиваю на том, чтобы Мека совершил попытку. Если он не возражает, конечно. Сам я в пасть к этому чудовищу не сунусь и против воли никого не пошлю. Но, если Мека согласится, я готов уплатить треть вознаграждения вне зависимости от общей суммы и шанса на возврат биоскона в строй.

Транспортник одобрительно кивнул.

— Я готов поступить так же. Мека с его особым талантом уже обработал для нас двадцать три снарка. Он добивался успеха там, где были бессильны команды из пяти-шести отменно подготовленных людей. Однако сейчас мы столкнулись с особым случаем. Обычно остаточное излучение на расстоянии ощущается очень слабо, а то и вовсе отсутствует. А тут оно настолько мощно, что мы могли бы воспринимать его, не имей эта комната асбостальной защиты. Это значит, что биосконом управляет нечто иное, а не вожак, и это нечто ведет себя непредсказуемо. Именно с ним придется вступить в борьбу Мека, если он согласится пойти на риск.

Представитель трех планет пожал плечами и поднял глаза на Ришара. Он едва владел собой.

— Эта парочка рассуждает так, словно им безразлична жизнь двух миллиардов человеческих существ. Ответьте мне откровенно. У вас были неудачи?

— Случались.

— Опасность была велика?

— Как видите, я жив.

— Знать бы, сколько времени он будет сохранять спокойствие.

— Этого знать никому не дано, — ответил Мека. — Он и сам этого не знает. Как не знаете и вы, какое решение примете.

В его голосе не было ни ноты горечи или усталости, хотя ночь была долгой и трудной, а к согласию они так и не пришли. Голос звучал даже равнодушно, словно все это мало касалось его.

Согласно официальной терминологии, снарком был биоскон, вышедший из-под контроля вожака. Название было почерпнуто из небезызвестного произведения Льюиса Кэрролла, о чем мало кто подозревал. Теперь снарк стал синонимом чудовищной, разрушительной и неконтролируемой силы. Слово обрело новый конкретный и страшный смысл — иной, чем в любом поэтическом произведении, как, впрочем, и термин «вожак», под которым подразумевалась команда биоскона. В нее входило не менее семи и не более одиннадцати человек. Число их выбиралось по принципу абсолютного единства группы. Когда людей было больше, возникали симпатии и антипатии, что приводило к распаду группы, призванной жить, мыслить и действовать как единое целое. Будь их меньше, в группе возникли бы «течения», характерные для человеческих взаимоотношений.

Предпочтительно было иметь нечетное число членов, но абсолютного правила из этого не делали. В обычной ситуации вожак воплощал волю и разум биоскона.

— А если он вас отринет? — спросил тот, на чьих плечах лежало бремя ответственности за два миллиарда жизней. — Вдруг он взбунтуется, когда вы проникнете внутрь, и ваше присутствие спровоцирует кризис?

— Я иду на риск, — ответил Мека, разглядывая свои узкие ладони с пальцами (всякому они показались бы чрезмерно длинными), которые росли как бы из запястья. — Я первым испытаю все на себе.

Вопрос прозвучал уже в четвертый раз, его собеседники явно стремились выжать из него слова, которые вселили бы в них хоть какую-то надежду на успех. Они хотели принять обоснованное, как они говорили, решение. Но он повторял одно и то же. И над ними по-прежнему висела необходимость принять решение с завязанными глазами. В каждом слове они искали скрытый смысл, надеясь выявить обстановку и избежать необходимости выбора. Но все их усилия оказывались тщетными, и разговор скатывался к оплате услуг Мека.

Он запросил чудовищную сумму. Про Мека говорили, что он невероятно жаден. Но те, кто твердил об этом, забывали, чего стоит в космосе кубический метр воздуха, клочок газона, три цветка или аквариум с золотыми рыбками — ведь на Земле цена этому сущие пустяки.

Старая как мир проблема. Когда он отрывисто называл сумму, голос его звучал сухо — Мека не любил затрагивать эту тему.

— А в случае неудачи?

— Выплатить гонорар моим наследникам.

— Но у вас нет детей.

— Вы считаете, что наследников только рожают? Я выберу их сам. Немногие могут похвастать такой возможностью.

Все снова замолчали.

— Тщательно взвесьте свои возможности и честно назовите вероятность успеха — Один шанс на миллион, что он вернется на стезю логики.

Один шанс из ста, что удастся отвести его за пределы системы. Но, прежде чем дать согласие, я должен снова прислушаться к нему.

— Отправляйтесь, но, бога ради, возвращайтесь поскорей.

Он снова вышел в открытый космос. Здесь его рост не был ему помехой, а узким ладоням с длинными пальцами он нашел превосходное применение. Он вытягивал их, словно антенны, в направлении звезд и производил нужные замеры. Космос был его стихией, здесь он забывал о своем росте — в бесконечном пространстве нет ни размеров, ни веса. Звезды походят на диковинные плоды ночного дерева, а туманности гроздьями плавают по ту сторону бездонной пропасти.

Он покинул укрытие из асбостали и постарался подавить в себе все мысли, которые могли бы пробудить дремлющую психику снарка. На мгновение космос предстал перед ним пустотой, населенной пляшущими огоньками, затем вступила в свои права ночь, его подхватил безмолвный и яростный внутренний вихрь, тропическая буря, он машинально закрыл глаза и попытался отключиться. Физическое успокоение пришло сразу, но разум не покидали неуверенность и сомнения.

Ришар не мог разглядеть снарка за восемьдесят миллионов километров, но он ощутил первую резкую волну, исходившую от него. Отогнав все собственные мысли, Мека стал по капле впускать в себя непереносимую ненависть и мстительность биоскона, в этих ненависти и мстительности можно было утонуть и раствориться навсегда. Он раздробил и затормозил поток энергии, грозящий обернуться потопом.

Черная буря с кровавыми сполохами. Рушащийся на голову горный кряж. И безудержный напор.

Такое излучение исходило от снарка. Укротить его было не легче, чем заткнуть кратер огнедышащего вулкана винной пробкой или погасить звездное пламя бутылкой содовой. Но мало-помалу Мека начал разбираться в бешеных водоворотах, нащупывая источник хаоса. Мека полагал, что кризисы у биосконов возникают из-за ошибок вожака; чаще всего они отражали напряжение, возникавшее между членами команды, а иногда и внутренний разлад одного из них — невроз усиливался биосконом рефлекторно и завершался срывом. Биосконом с его колоссальной энергией управлял только вожак. Биоскон не мог отделить в нем сознательное от подсознательного, распознать правильное, нужное и отбросить второстепенное, наносное.