Сквозь шум в ушах я услышал стук в дверь и голос одного из ребят Рикори.
— Мак-Кенн здесь, босс.
— Пусть войдет.
Дверь отворилась, на пороге стоял Мак-Кенн.
— Я захватил ее.
Он замолчал, глядя на нас. Глаза его остановились на покрытом простыней теле. Лицо его помрачнело.
— Что случилось?
— Куклы убили Брейла, — глухо ответил Рикори. — Ты слишком поздно захватил ее. Почему?
— Убили Брейла! Боже мой!
Голос его звучал так, словно ему сжали горло.
— Где девушка?
— Внизу в машине, с кляпом во рту.
— Сядь, Мак-Кенн, в случившемся виноват больше я, чем ты, — сказал я.
— Разрешите мне судить об этом — ответил Рикори сдержанно. Мак-Кенн, ты блокировал улицу, как велел доктор?
— Да, босс.
— Тогда начни свой рассказ с этого момента.
Мак-Кенн начал:
— Она вышла на улицу около 11. Я стоял на восточном конце. Поль — на западном. Я сказал Тони: «Ну, девочка попала в мешок». Она несла два чемодана. Осмотрелась и пошла к тому месту, где стояла ее машина. Она выехала и направилась в сторону Поля. Я предупредил Поля, чтобы он не хватал ее близко от лавки.
Поль последовал за ней. Я бросился за ним. Она повернула на Бродвей. Там была пробка, и Поль столкнулся с неудачно подвернувшимся «фордом». Когда мы выбрались из каши, девка исчезла. Я позвонил Рэду и сказал, чтобы он хватал девку, как только она появится, даже если ее придется схватить на пороге кукольной лавки.
Нам повезло. Она не сопротивлялась, но мы все-таки связали ее и сунули в рот кляп. В машине было два пустых чемодана. Девка здесь.
— Давно это было? — спросил я.
— 10–15 минут назад.
Я посмотрел на Рикори.
— Мак-Кенн наткнулся на девку, как раз тогда, когда умер Брейл.
Рикори кивнул.
— Что с ней делать? — спросил Мак-Кенн.
Он смотрел на Рикори, не на меня.
Рикори молча сжал левую руку, резко раскрыл ее, расставив пальцы.
— Ладно, босс, — сказал Мак-Кенн и пошел к выходу.
— Подождите, — сказал я и стал спиной к двери. — Слушайте, Рикори, Брейл был так же дорог мне, как вам Питерс. Но какова бы ни была вина мадам Менделип, эта девушка лишь слепое оружие. Ее воля абсолютно подчинена мастерице кукол. Я подозреваю, что большую часть времени она находится под гипнозом. Не могу забыть, что она пыталась спасти Уолтерс. Не хочу, чтобы ее убили.
— Если вы правы, ее тем более надо как можно скорее уничтожить, сказал Рикори, — тогда ведьма не сможет ее использовать.
— Я не позволю этого, Рикори. И есть на то причина. Я должен задать ей ряд вопросов. Это позволит мне узнать, как мадам Менделип делает эти вещи… тайну кукол, мази… есть ли еще люди, обладающие ее знаниями. Если девушка знает это, я могу заставить ее рассказать.
— Как? — недоверчиво спросил Мак-Кенн.
Я ответил угрюмо: «Применяя ту же ловушку, в которую старуха поймала меня».
Минуту Рикори серьезно думал.
— Доктор Лоуэлл, — сказал он, — последний раз я уступаю вам в этом деле. Я считаю, что вы неправы, и что каждая минута жизни этой девушки угроза для нас всех. Тем не менее, я вам уступаю… в последний раз.
— Мак-Кенн, — сказал я, — приведи девушку в мой кабинет.
Я пошел вниз. Мак-Кенн и Рикори шли следом за мной. Там никого не было.
Я поставил на стол зеркало Льюиса, употребляемое для гипноза в госпитале. Оно состояло из двух параллельных рядов маленьких рефлекторов, вращающихся в разных направлениях. Луч света освещает их таким образом, что их поверхности то вспыхивают, то темнеют. Этот аппарат должен был подействовать на девушку, чувствительную к гипнозу. Я поставил удобный стул под нужным углом и притушил свет так, чтобы он не мешал.
Едва я кончил приготовления, как привели девушку. Ее посадили на стул и вынули кляп.
Рикори сказал:
— Тонни, пойди к машине. Мак-Кенн, останься здесь.
16. Конец колдуньиной девушки
Девушка уже не сопротивлялась. Она, казалось, ушла в себя и глядела на меня своим обычным туманным взглядом.
Я взял ее за руки. Они были безжизненны, холодны. Я сказал ей ласково.
— Дитя мое, никто здесь не причинит тебе вреда. Отдохни и успокойся. Засни, если хочешь, засни.
Она продолжала бессмысленно смотреть на меня. Я отпустил ее руки, сел напротив нее и включил аппарат. Она взглянула на зеркала и больше не отрывалась от них, как завороженная. Напряжение ее тела ослабло, она облокотилась на спинку стула. Ресницы ее начал опускаться.
— Спи, — сказал я мягко. — Здесь никто не тронет тебя. Спи… спи…
Глаза ее закрылись, она вздохнула. Я сказал:
— Ты спишь. Ты не проснешься, пока я не разбужу тебя.
Она повторила последнюю фразу тихим, совсем детским голосом.
Я остановил вращение зеркал и сказал:
— Я задам тебе несколько вопросов. Ты ответишь правду. Ты не сможешь солгать. Ты это знаешь.
Она повторила про себя:
— Я не могу солгать. Я это знаю.
Я не мог бросить победного взгляда на Рикори и Мак-Кенна. Рикори крестился, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Я знал, что он думает, что я тоже знаю какое-то колдовство. Мак-Кенн сидел, нервно перебирал пальцами и смотрел на девушку.
Я начал спрашивать, стараясь выбирать вопросы, которые не взволновали бы ее.
— Ты действительно племянница мадам Менделип?
— Нет.
— Кто ты?
— Я не знаю.
— Когда ты стала жить с ней и почему?
— 30 лет назад она взяла меня из приюта в Вене. Я — сирота, подкидыш. Она научила меня называть ее тетей.
— Где вы жили после этого?
— В Берлине, Лондоне, Праге, Варшаве, Париже.
— И везде она делала кукол?
Девушка не ответила, она содрогнулась, ее ресницы начали дрожать.
— Спи. Ты не можешь проснуться, пока я не разбужу тебя. Отвечай на вопрос.
— Да.
— И они убивали во всех этих городах?
— Да.
— Успокойся. Спи, никто тебя не обидит.
Ее волнение снова усилилось, и я сменил тему.
— Где родилась мадам Менделип?
— Не знаю.
— Сколько ей лет?
— Не знаю. Когда я спрашивала, она смеялась и говорила, что время для нее ничего не значит. Мне было пять лет, когда она взяла меня. Она и тогда выглядела так же, как и сейчас.
— Есть ли у нее сообщники… я подразумеваю — еще мастера кукол?
— Один. Она научила его. Он был ее любовником в Праге.
— Ее любовником? — воскликнул я недоверчиво.
Перед моими глазами встало ее огромное жирное тело, большой бюст, тяжелое лошадиное лицо.
Девушка сказала:
— Я знаю, о чем вы думаете. Но она имеет другое тело. Она носит его, когда хочет, красивое тело. Ему-то и принадлежат ее глаза, руки, голос. Когда она одевает это тело, она ужасающе прекрасна. Я видела ее такой много раз.
Другое тело! Иллюзия, конечно… Как комната, описанная Уолтерс, которую и я видел один момент, выбиваясь из паутины гипноза, которой она меня оплела. Картина, нарисованная ее мозгом, в мозгу этой девушки. Я откинул это и принялся за основное.
— Она убивает мазью и куклами, не так ли?
— Да.
— Сколько она убила мазью в Нью-Йорке?
Она ответила не прямо.
— Она сделала 14 кукол с тех пор, как мы здесь.
Значит, я знал не о всех случаях.
— А сколько убили куклы?
— Двадцать.
Я услышал, как выругался Рикори, и бросил на него предостерегающий взгляд. Он наклонился вперед, бледный и напряженный. Мак-Кенн сидел тихо.
— Как она делает кукол?
— Не знаю.
— А мазь?
— Она ее делает тайно.
— А что оживляет кукол?
— Делает их живыми?
— Да.
— Что-то от мертвых.
Рикори снова тихо выругался.
— Если ты не знаешь, как делаются куклы, то что делает их живыми? Что это?
Она молчала.
— Ты должна отвечать мне. Ты должны слушать меня. Говори.
Она сказала:
— Ваши вопросы не ясны. Я сказала, что-то от мертвых делает их живыми. Что вы еще хотите знать?