— Надеюсь, они ничем не досадят миссис Дейвис, вдове Алека Дейвиса, с той стороны гавани, — сказала Сюзан. — Она, насколько я могу судить, очень обидчивая, но весьма зажиточная пресвитерианка и денег на жалованье священнику вносит больше всех. Я слышала, как она говорила, что Мередиты — самые невоспитанные дети, каких она только видела.

— С каждым вашим словом я все глубже проникаюсь уверенностью, что Мередиты принадлежат к племени знающих Иосифа, — решительно заявила миссис Блайт.

— В конечном счете, так оно и есть, — согласилась мисс Корнелия. — И это обстоятельство перевешивает все остальные. Так или иначе, а они дети нашего священника, и мы должны делать для них все, что в наших силах, и заступаться за них перед методистами… Ну, я полагаю, мне пора идти. Маршалл скоро будет дома — он ходил сегодня на ту сторону гавани — и захочет, чтобы, как только он вернется, перед ним поставили ужин… Чего же еще ожидать от мужчины? Жаль, что я не повидала остальных детей. А где доктор?

— Уехал в Харбор-Хед. Прошло три дня с тех пор, как мы вернулись, и за это время он провел всего три часа в собственной постели и лишь два раза поел в собственном доме.

— Что ж, все, кто заболел в эти последние шесть недель, с нетерпением ждали, когда он вернется домой… и я их не осуждаю. Когда новый доктор на той стороне гавани женился на дочери гробовщика из Лоубриджа, люди стали относиться к нему с подозрением. Своим поступком он произвел неприятное впечатление. Поскорее приходите к нам в гости вместе с доктором. Мы ждем рассказов о вашей поездке. Я думаю, вы прекрасно провели время в Европе.

— О да, — согласилась Аня. — Исполнились мечты, которые мы лелеяли много лет. Старый Свет совершенно очарователен и полон чудес. Но вернулись мы вполне довольные нашей собственной страной. Канада — самое прекрасное место в мире, мисс Корнелия.

— Никто никогда в этом не сомневался, — самодовольно заявила мисс Корнелия.

— А старый остров Принца Эдуарда — прелестнейшая из канадских провинций… а гавань Четырех Ветров — прелестнейшее место на этом острове, — засмеялась Аня, в восторге глядя на долину, гавань и залив в золотом великолепии заката. Она обвела все вокруг взмахом руки. — Я не видела в Европе ничего, что было бы красивее этих мест. Мисс Корнелия, неужели вам пора уходить? Дети очень огорчатся, что не повидали вас.

— Они должны непременно навестить меня в ближайшее время. Передайте им, что тарелка с пончиками всегда полна и ждет их.

— О, за ужином они уже планировали вылазку на вашу ферму. Они обязательно посетят вас на этой неделе, но им предстоит снова как следует взяться за учебу — до каникул еще несколько недель. А близнецы собираются брать уроки музыки.

— Не у жены методистского священника, надеюсь? — встревоженно уточнила мисс Корнелия.

— Нет… у Розмари Уэст. Я ходила к ней вчера вечером, чтобы обо всем договориться. Какая красивая девушка!

— Розмари неплохо сохранилась. Хотя она уже далеко не такая молоденькая.

— Я всегда считала ее очаровательной, но, как вы знаете, никогда не имела возможности познакомиться с ней поближе. Их дом стоит далеко от всех дорог, так что я редко видела ее где-либо, кроме церкви.

— Розмари Уэст всегда нравилась и нравится людям, хотя они не понимают ее, — сказала мисс Корнелия, невольно отдавая этими словами дань восхищения очаровательной Розмари. — Эллен всегда ее — если можно так выразиться — подавляла. Тиранила ее и вместе с тем неизменно потакала ей во многих отношениях. Розмари когда-то была помолвлена… с молодым Мартином Крофордом. Его корабль разбился на Магдаленах[6], и вся команда утонула. Розмари была тогда еще совсем ребенком… лет семнадцать ей было, не больше. Но после этого несчастья она так и не оправилась… Они с Эллен остались вдвоем после смерти матери. Им нечасто удается выбраться в лоубриджскую англиканскую церковь, к которой они принадлежат, а Эллен, насколько я понимаю, противница того, чтобы слишком часто ходить на молитвенные собрания пресвитериан. Хотя могу сказать — в похвалу ей — к методистам она вообще не ходит. Уэсты всегда были ревностными приверженцами англиканской церкви. Розмари и Эллен довольно зажиточны. Так что у Розмари нет особой нужды давать уроки музыки. Она делает это не из-за денег, а просто потому, что ей нравится преподавать. Они, между прочим, дальние родственницы Лесли. Кстати, вы не знаете, Форды посетят этим летом наши края?

— Нет. Они собираются в Японию и, вероятно, пробудут там около года. Действие нового романа Оуэна происходит в Японии. Это лето станет первым со времени нашего переезда в Инглсайд, когда дорогой старый Дом Мечты будет пустовать.

— Мне кажется, Оуэн Форд мог бы найти и в Канаде достаточно такого, о чем можно написать, без того чтобы тащить жену и невинных детей в языческую страну вроде Японии, — проворчала мисс Корнелия. — «Книга жизни» капитана Джима была лучшей из всех написанных им книг, и материал для нее он нашел прямо здесь, в Четырех Ветрах.

— Большую часть этого материала, как вы знаете, ему предоставил капитан Джим. А сам капитан собрал свою коллекцию разных историй, путешествуя по всему свету. Но, на мой взгляд, все книги Оуэна великолепны.

— О, как таковые они не так уж плохи. Я взяла за правило читать каждую его новую книгу, хотя всегда придерживалась того мнения, Аня, душенька, что чтение романов — бессмысленная и порочная трата времени. Я непременно напишу ему все, что думаю насчет этой его японской затеи, поверьте мне. Неужели он хочет, чтобы Кеннет и Персис обратились в язычество?

И с этим вопросом, ответ на который было совершенно невозможно угадать, мисс Корнелия удалилась. Сюзан ушла, чтобы уложить Риллу в постель, Аня же осталась сидеть на ступеньках веранды под первыми звездами и, как неисправимая мечтательница, продолжала грезить, в сотый раз открывая для себя с радостным чувством в душе, каким великолепным и полным блеска может быть восход луны над гаванью Четырех Ветров.

Днем дети Блайтов с большим удовольствием играли на великолепных зеленых полянках и в тенистых уголках большой кленовой рощи, раскинувшейся между Инглсайдом и прудом Глена св. Марии, но для вечерних забав не было лучше места, чем небольшая ложбина за этой рощей. Для них она стала царством волшебства и романтики. Однажды, сидя у чердачного окна Инглсайда, они увидели сквозь дымку только что прошедшей летней грозы, что над их любимой ложбиной перекинута арка великолепной радуги, один конец которой, казалось, нырял прямо туда, где к нижнему концу ложбины примыкал пруд.

— Давайте назовем нашу ложбину Долиной Радуг, — в восторге предложил Уолтер, и с тех пор она носила это название.

За пределами Долины Радуг ветер мог резвиться и шуметь. В ней же он всегда дул легко и осторожно. Сказочные тропинки вились тут и там, пробегая прямо по корням старых елей, обложенных подушками мха. По всей ложбине вперемешку с темными елями росли дикие вишни, которые в период цветения стояли словно окутанные нежной белой дымкой, а мимо них нес свои янтарные воды маленький ручей, бравший свое начало в деревне. Деревенские дома, к счастью, располагались довольно далеко, и лишь в верхнем конце долины находился маленький полуразрушенный, давно покинутый дом — его называли «старым домом Бейли». Никто не жил в нем уже много лет, но поросшая травой каменная ограда все еще окружала его старый сад, где инглсайдские дети собирали фиалки, маргаритки и июньские лилии, которые по-прежнему цвели в положенное им природой время. Большая же часть этого сада заросла тмином, который, покачиваясь под ветром в лунном свете летних вечеров, казался белой пеной на морях серебра.

С южной стороны к ложбине примыкал пруд, а за ним тянулись бесконечные дали, теряющиеся в лиловых лесах — везде, кроме того места, где с высокого холма смотрел вниз на долину и гавань большой серый фермерский дом, старый и одинокий. Несмотря на близость деревни, было в Долине Радуг нечто от безлюдья девственного леса, и этим она пленяла инглсайдских детей.