Служебная «Чайка» несла меня на северо-западную окраину столицы. Для нее — со специальными правительственными номерами, сопровождаемой командами по милицейским и рациям КГБ — всюду по трассе был только «зеленый свет». Самый главный человек в стране ждал своего ближайшего помощника.

Сегодня совсем другая «Волга», прорезая огнями ярких фар ночную непогодь, столь же торопливо мчится в Кремль.

Узкий проезд Боровицких ворот. Привычный кивок, еще ничего не знающего, а потому совершенно спокойного, обыденно бдительного дежурного охранника.

Машина, не сбавляя хода, преодолевает крутой подъем, со скрежетом шин сворачивает налево, проскакивает как всегда чистую,

словно вымытую с мылом, площадь и замирает у «крылечка».

Сколько раз я брался за полированную бронзовую ручку этой двери? Ровно столько, сколько ходил на заседания Политбюро… Не сосчитать…

Фойе, коридор, лестница, лифт, другой коридор… Иду и ничего не замечаю. Перед глазами одна картина сменяет другую. Словно кадрики старого потертого фильма… Их не просишь, а они совершенно невольно, самостоятельно всплывают из глубин подсознания… Иначе, наверное, и быть не может. Все часы после этого звонка в моей квартире незаметно начали отсчитывать секунды и минуты другой эпохи. Но об этом никто еще не знает, кроме тех, кто меня вызвал в Кремль в столь неурочный час. А воспоминания обращаются не в будущее, они обращаются в прошлое. Недалекое прошлое, которое послужило «началом конца»…

Первая сцена — упрек самому себе: Черненко «втягивают» в предвыборную кампанию. Ему трудно, тяжело, болезнь поглощает его немощное существо, отнимает последние силы, но, видимо, кому-то очень нужно, чтобы Черненко участвовал в этом парадно-праздничном шоу именно в таком виде. Генсек еле стоит на ногах: вялые движения рук, отсутствующий взгляд…

Нет, это более поздние воспоминания. Нужно копнуть глубже. Вот, то что надо — самое начало его недуга!

Картина вторая… Начиналась болезнь странно. Очень странно. Я, пожалуй, один из немногих, кто присутствовал при первых ее «проявлениях»…

Восемьдесят третий год. Со дня смерти Брежнева прошло всего несколько месяцев. На посту Генерального — Юрий Андропов. Константин Устинович, по строгому партийному табелю о рангах — второй человек в партии. Он направляется в Крым. С ним вместе — жена Анна Дмитриевна, сын Владимир со своей супругой, внук Костя. Маленькому Косте Черненко, названному в честь деда, лишь два с половиной года. Берет с собой и меня. У меня командировка подобного рода первая. Раньше Черненко помощников «в отпуск» не брал…

Никаких иллюзий не питаю — предстоит однообразная нудная работа: читка и обработка оперативной информации, всяких там шифровок, ежедневные доклады… Где-то невдалеке будет шуметь море, в котором, если повезет, разок-другой искупнусь…

У шефа начинается обычная курортная жизнь. У генеральных секретарей «пляжный распорядок» не слишком отличается от простых людей. Черненко весь день на море. Купается, загорает и… во всю ворчит на своего охранника — Владимира Семеновича Маркина.

— Ты чего, Володька, все около меня крутишься? Я ж лучше тебя плаваю… — подначивает он Маркина. — Я ж с енисейской закалкой… Это знаешь какая река?

— Знаю, знаю… — добродушно ворчит Маркин, но продолжает «наступать на пятки».

Черненко снова идет к воде, плывет на спине, невзирая на запретные буйки уходит далеко в море. А Маркин знай «гнет свою линию» — по-прежнему в двух-трех метрах… Не покидает. Препирались они так, препирались, вылезли из воды и уселись на песке. Рядышком сидят. Разница в годах большая, а выглядит Черненко неплохо. Все ж 72 года. Возраст приличный, но, видимо, влажный морской воздух на пользу. Даже про астму бронхиальную, что его давно мучает, забывать стал.

В трех или четырех километрах от этой дачи, располагается другой правительственный санаторий, рангом пониже. Там отдыхает В. В. Федорчук — недавний Председатель КГБ Украины, после Андропова ставший Председателем КГБ СССР, потом назначается министром внутренних дел и носит чин генерала армии.

Ни в одной из упомянутых служб подчиненные его не любили. Больше того — боялись: из-за жестокого необузданного нрава, солдафонства, прямолинейности и приверженности к необъяснимым запретам, как-то: не иметь милиционерам в личном владении садово-огородных участков и автомобилей…

Но в данном случае — на черноморском берегу — он не занимается ведомственным указотворчеством, а коротает время за рыбной ловлей. Сам ловит ставриду, сам солит и сам коптит…

Именно Федорчук и появляется в один прекрасный летний вечер в резиденции Генерального секретаря с увесистым пакетом рыбы из собственного улова. В принципе, в этом визите не было ничего необычного — Федорчук и Черненко давно знали друг друга.

Ставрида была на удивленье хороша. Свежая, жирная, чуть солоноватая. Под свежую отварную картошечку просто объедение.

Угощалась черноморским деликатесом вся семья. Анне Дмитриевне рыба очень понравилась. По ее признанию, трудно было оторваться.

А ночью с Константином Устиновичем плохо. Боли в животе. Рвота. Сильное отравление. В крайне тяжелом состоянии его срочно переправляют в Москву. Так спешно, что даже я — ближайший помощник — узнаю об этом лишь утром.

Что произошло? Говорят, вроде рыба оказалась не слишком свежей…

Ну и дела! Все члены семьи живы и здоровы. У Анны Дмитриевны ни малейших признаков недомогания. А Константин Устинович в кремлевской реанимации. Просто удивительная ставрида «точечного бомбометания»!

— Что с ним произошло? — спрашиваю я сразу же по возвращении в столицу у самого главного медика страны — академика Евгения Ивановича Чазова.

Тот отчего-то прячет взгляд, уводит глаза в сторону. С трудом выуживаю у него признание:

— Вирусная инфекция…

— ?!

Внятного, вразумительного ответа я так и не услышал. Что ж, медицине виднее. На то она и медицина. Но идет время, а состояние Черненко почти не улучшается. Или улучшается, но очень медленно — оно не такое, как было до Крыма.

Проходит время… Умирает первый человек в партии и в государстве — Юрий Владимирович Андропов, мой шеф становится Генеральным секретарем партии. То есть для правительственной медицины — объект № 1.

Снова дела позволили Черненко выкроить некоторое время для отдыха. Да и товарищи по Политбюро советуют. Медики рекомендуют…

Вызывает меня Черненко и говорит:

— Ты, Виктор, не устал? Пора отдохнуть. Собирайся, едем в «Сосновый бор» — Чазов с Горбачевым очень рекомендуют. Горный воздух! Очень чистый… Приготовь вот что… Хотя, там все есть: бумага, карандаши, ручки… Я хочу тебе кое-что подиктовать, а ты запишешь…

Идея надиктовать какие-то воспоминания из собственной жизни зрела у Черненко давно, но он все время оттягивал начало работы — дела в Москве не позволяли. Вот во время отдыха, когда Москва с ее немыслимой суетой далеко и не надо каждый день проводить совещания и участвовать в них, совсем другое дело. Но я отреагировал не на слова, касающиеся предстоящей работы…

— Константин Устинович, — как-то потерянно спросил я, зная о его астме. — Высокогорье… Свыше тысячи метров над уровнем моря…

— Хороший курорт, — довольно улыбнулся Черненко. — Евгений Иванович и Михаил взахлеб расхваливают… Ничего, поедем!

Поехали… В «Сосновом бору» Черненко смог пробыть лишь 10 дней. Ни разу не выходил из помещения. Даже по комнатам начал передвигаться с трудом. Дилетантскому, с медицинской точки зрения, взгляду было видно, что каждый день «отдыха» в этом курортном местечке дается ему с огромным трудом и напряжением всех сил.

Главный врач страны — Евгений Чазов и его помощник Чечулин прибыли лишь тогда, когда их проинформировали, что снова срочно нужна «каталка».

— Будем смотреть… — неопределенно произнес Чазов после осмотра больного, читая в моих глазах немой вопрос. — Надо менять курорт…

— Почему, Евгений Иванович, вы его направили сюда? Ведь сами рекомендовали… — совершенно конкретно спросил я светило отечественной медицины.