Кирья свалилась бы в воду с плотины, если бы Мазайка не поймал ее за руку. Тут она распахнула глаза, приходя в себя. Что случилось?! Над горами голубело ясное небо. Вдалеке снова что-то глухо пророкотало, словно отголосок далекой грозы…

– Боги явили нам дивное! – возбужденно воскликнул мальчик, указывая на Холодную Спину, над которой мирно всходило солнце и не было уже никакого медвежьего плаща в небе. – Надо сказать жрецу!

Кирья не отвечала. Она провела рукой по лбу. По коже девочки вдруг побежали мурашки, стало холодно и мрачно, как будто среди ясного неба набежала угрюмая туча. Что это было за знамение? Может, боги наконец услышали ее жалобы? А если услышали – к добру ли?

Мазайка протянул руку, чтобы забрать сойку, и вдруг замер, глядя на воду.

– Льдины плывут, – сказал он напряженно.

Река прямо на глазах наполнялась ледяным крошевом. В том месте, где Мазайка копал глину, на берег накатилась волна. Потом еще одна.

– Паводок! – воскликнул мальчик, вскакивая на ноги. – Бежим!

– Стой, ты куда?

– В селение! Надо предупредить…

Новая волна, посильнее прежних, ударила в плотину, и та заскрипела.

– Скорее!

Они соскочили с плотины как раз в тот миг, когда накатила следующая волна, быстро затапливая берег. Кирью вода сбила с ног, подхватила, понесла. Она погрузилась под воду, мигом потеряв верх и низ. Только и успела ощутить непреодолимую силу потока – как будто великан лениво подтолкнул ее огромным пальцем.

Она вынырнула, задыхаясь, – тут ее поймал Мазайка, выволок из воды, потащил в горку. Оказалось, там всего-то было по колено. Но вода все прибывала. Они выбрались на высокий берег, мокрые и вымазанные в грязи. От домов уже неслись испуганные крики. Вода подступала, заливая берег, затапливая прибрежные баньки и унося лодки.

– До изб не дойдет, – задыхаясь, сообщил Мазайка. С сожалением он посмотрел на уже покосившуюся, расползающуюся городню. – Эх, только вчера закончили!

Кирья подняла взгляд, посмотрев на Холодную Спину. Она вдруг представилась ей огромным многоруким существом, протянувшим длань к землям ингри, к ее родному дому.

Кирья опасалась, что после утреннего паводка и утомительной борьбы всем миром с причиненными им разрушениями Мазайка уже никуда не пойдет и не позовет ее с собой. Но на всякий случай, как стемнело, выскользнула из избы и направилась к лесу. Обычно в этот час отец и братья уже ложились спать после дневных трудов, но нынче они были слишком заняты, и никто ее не остановил.

Огородами и пастбищем она добралась до условленного места – приметной раздвоенный сосны на опушке леса – и радостно вскрикнула, когда из папоротников поднялась белобрысая голова ее друга.

– Я уж решил, ты не придешь, – сказал Мазайка, поднимаясь с земли. На боку у него висела большая, пахнущая вяленым мясом сумка. – Думал, твой отец или кто-то из братьев тебя задержали…

– А, им сейчас не до меня! – беспечно ответила девочка. – Братья весь вечер ругались и спорили, кто виноват в том, что размыло плотину. А сейчас все старшие в общинном доме – пришла важная жрица из Ивовой керемети, сказала, что желает говорить с большаком… Ох и чудно выглядит эта добродея, какие страшные у нее глаза! Я бы и сама ее послушала, но батюшка сказал, что меня туда не пустят.

– Зачем она пришла? – пробормотал Мазай. Ему стало тревожно. Ясно, что паводок добрался до керемети и наверняка учинил разорение и там. Не вздумали бы жрицы обвинить в нем ингри…

Он постарался выкинуть тревожные мысли из головы. Дядьки сразу же учуют и страх, и тревогу, а он должен быть уверен в себе и спокоен. Мальчик поглядел на небо, где в легких синеватых облачках сквозила луна. Нынче не время для споров – сегодня у него дело поважнее.

«Если они зовут тебя, никогда не пропускай зов. Пропустишь раз, другой, а на третий раз Дядьки не позовут и сами не придут – так говорил дед Вергиз. – И уже не докличешься их…»

Взявшись за руки, дети пошли по тропе среди сосен. Эта тропа была не слишком-то хоженой, хоть и очень древней, – она вела прямиком к Дому Дедов.

Кирья никогда тут прежде не бывала, и теперь ей было не по себе. Именно сюда переселялись старейшие ингри, когда им приходил срок, – в тесные, замшелые бревенчатые избушки без окон и без дверей, поднятые высоко над землей, чтобы лесные звери не могли до них добраться и потревожить покой высыхающих костей. Вот тропа нырнула в темный овраг, сам по себе казавшийся вратами в подземный мир. С обеих сторон тропы топорщились раскидистые, в пол человеческого роста заросли папоротников – это колдовское растение, проросшее прямо из мира костей и корней, звалось у ингри «ложем умершего».

Не просто так ингри хоронят своих мертвецов на деревьях – они возвращают их тела земле и лесу, а души – Мировому Древу. А уж дальше боги сами разберутся, куда пойдет душа. Добрая – в Крону и свет, вкушать золотые яблочки. Злая, дурная – к Корням, в перегной и тьму.

Тропа вынырнула из оврага, пошла вверх. Кирья наконец разглядела в сумраке темные четырехугольные пятна на деревьях, и слева, и справа. Повеяло плесенью и тленом… Вот они, посмертные избы дедов. Страшное, молчаливое место! Даже ветер тут какой-то нездешний – словно дует из темных, полных чудовищ подземных лесов, где светятся во мраке их голодные красные глаза… И папоротники шелестят, слово шепчут злые наговоры…

Ладони Кирьи вспотели, и она крепче сжала пальцы Мазайки.

– Не бойся, – тихо проговорил он. Мальчик не раз и не два ходил ночью этой тропой и знал, что не мертвых следует им нынче опасаться. – Чего ты? Это же наши деды и бабки, они нас оберегают! Чуешь, как они смотрят на нас?

– Да, – содрогнулась Кирья. – Мне кажется, я слышу их. «Ты чужая» – вот что они бормочут. «Зачем ты здесь? Уходи!»

– Как же ты чужая? Опять злых девчонок наслушалась? Не выдумывай, – отмахнулся Мазай, но на всякий случай ускорил шаг.

Вскоре деревья начали редеть. Темные четырехугольники пропали, стало светлее. По земле протянулись белые полосы лунного света. Тропа вышла на гору – круглый холм, озаренный луной. Сердце Кирьи забилось быстрее. Наконец-то она увидит тех, кого призывает манок – звериная голова!

Они поднялись на самую вершину холма. Девочка тихо вскрикнула, чуть не наступив на расколотую бедренную кость. Земля была усеяна ими – звериные черепа, ребра, обглоданные мослы…

– Это щенки игрались, – успокаивающе произнес Мазайка. – Сейчас они уже выросли… Стой здесь и держись ко мне поближе. Будь смелой. Иначе Дядьки почуют твой страх…

– Я не боюсь, – одними губами прошептала окаменевшая от такого подбадривания Кирья.

Мальчик достал из-за пояса вырезанную из кости короткую дудочку и поклонился на три стороны.

– Дед Хирва, отвори врата Зеленого Дома, выпусти своих ночных псов!

И подул в манок. Над лесом полился долгий переливчатый звук, очень похожий на тонкий, заунывный вой.

Зов отзвучал, и стало тихо – куда тише, чем до него. Кирья стояла как каменная, только глаза ее бегали, да сердце колотилось. Откуда придут Дядьки?

И все равно она пропустила миг их появления. Да и никто бы не заметил, как из ночных теней между деревьями, будто клочья тумана, проступили очертания звериных тел. Даже когда Дядьки словно потекли вверх по склонам холма, Кирья сомневалась, привиделись они ей, или это в самом деле пришли древние волки, хранители их рода. Никто никогда не видел их при дневном свете, и мало кто смел упоминать их другое имя – Ночные Гости, – оставшееся с тех времен, когда Дядьки и ингри еще не считали друг друга родней.

Они поднялись беззвучно на холм и один за другим улеглись в нескольких шагах от Мазайки, будто ожидая чего-то. Кирья глядела во все глаза, замерев, стараясь не дрожать от страха. «Я не боюсь, я не боюсь», – крутилось у нее в голове. Порой туда стучалось предательское «а если вдруг?», но она гнала из сердца непрошеные сомнения.