— Королевство под Ненилой, а под Федькой — коровы. А королевна Ненила каждой вечер Данила оплакиват — за версту слыхать.

Данило боле не терпит:

— Сегодня же в город!

Митрий добавлят:

— Агнея с нами. Она за меня замуж согласилась.

Покатили с колокольчиком. Дорогой коней три раза кормили. В городе Митя с Агнеей на постоялом стали, Данило попозже задней улицей подошел ко дворцу. Слышит, — скот мычит, Федька коров гонит. До того Данило думал,— встречу, изуродую. А тут жалко стало. Спрятался за навозны ворота и видит — Ненила в черном платке, с подойником вышла и прислонилась у конюшни. Стали коровы заходить, а последня остановилась и хвост призняла и Федька ей целует... Этого Данило не стерпел. Налетел как орел, схватил коровенку за хвост, ажно шкура долой. И Ненилу за косу да о землю:

— Как ты можешь над мужиком эдак изгиляться?!?

Ненила как с ног слетела, так и не встала. Обняла парня за праву ножечку, плачет да смеется:

— Бей меня, трепли, убивай! Ведь я твоя, твоя, Данилушко! Изгасла по тебе!

..........

Как дорожны ти люди в себя пришли, села Ненила с Данилом рука об руку— неделю с ним проговорила:

— Отступиться хочу здешнего о'сьего гнезда. Этта все не мое и сердце ни к чему не радет. А дома короушки, осударственно управление, огороды, мельница — все на людей кинуто. Поедем ко мне, Данилушко, вместях будем королевствовать. У нас место обширно — пашня тут и сенокос тут. Агнею с Митей утенем за собой. Агнюша нас с мели сдернула.

Вот и уехали, увезли свое счастье Данило и Ненила, Агнея и Митька. Матерь-та при них же.

А Федька с отчишком и остались на бубях.

Дело было давно, когда ише' баба девкой была.

Жили Ванька Доброй с матерью в слободки. Избушка у них стояла фик-фок на один бок, как коробка худа. Дома век не топлено, не готовлено. Ванька дела не делал, да и от дела не бегал. В городу шлялся, складни продавал. Идет раз, а у дороги мужик кошку давит...

— Мужичок, вы пошто животно мучите?

— А я что, кажну соплю спрашивать буду?

— Продай котейка.

— Пажалста! Вам всю свесить?

— Всю. Подарю мамы на именины.

Денег у Ваньки не бывало, шапку отдал. Домой явился:

— Мама, я котейка купил.

— Купил?! Нам их и даром не надо.

— Не на деньги, я на шапку.

Уж погладила мама Ваню мутовкой по головки...

Опять, долго ли, коротко ли, идет и видит — мужик собаку давит.

— Здрасте, мужичок!

— Ах, здрасте! Как поживаете?

— Вот хотим у вас собачку купить?

— Пожалста! Оригинальная собачка. Жу'жа, белой масти.

Ванька промену отдал рубаху.

— Жужа, домой!

А мать в окошке:

— Где рубаха?

— Вот собачку выменял.

Старуха запастила во весь двор:

— Собак да кошек покупат, а дома в рот положить нечего? Балда пола, овин пустой...

Опять оногды идет Иван, а мужик змею давит, черну, болыпу, Скарапе'ю. И кричит:

— Здрасте, молодой человек! Мамочку позабавить — змея не купите?

Ванька Доброй за змея пипжак отдал. Домой прибыл:

— Мама, я змея купил!

Бедну маму так в омморок и бросат. Конешно, этот случай всех злее.

Стали жить Жужа бела да Машка сера, Ванька с мамкой да змея Скарапея. Мамка этой змеи не залюбила. Скарапея подет до ветру, а старуха ей хвост дверьми и прижмет. Ванька моментально разобидится, созбират своих зверей, в лодочку посадит — и поедут кататься. При этом всегда песню запоют:

Главны певцы Машка да Ванька. Жужа только в задушевных местах пристанет, да ише всегда конец подхватит. Едут на закате да поют трои'ма, все неприятности забудут.

Вот ковды'кось ночью змея разбудила Ваньку и возвестила женским голосом:

— Ваня, глубокое вам мерси, что меня допоил, докормил и единственной пинжак за меня отдал. Сейчас поедем со мной в город.

Ваня расстроился:

— Вы из-за мамки меня бросаете.

— Твоя мама хуже карасину, така сулема, но я ей прошшаю. А тебе открою свой секрет. Я есь американски дама и побилась об заклад на миллион рублей, что год проплаваю в змеях. У нас есь зиаюшши люди в Америках. Из мопсика человека, из человека кокушку сделают... По ямам да по канавам эстуль мило время провожала, и вдруг тот пьяница меня схватил, и, кабы не ты, лягалась бы я кверху ногами.

Ванька сбегал за извошшиком, и поехали на ейну квартеру. Там американски граждане стоят и чесы в руках держат. Скарапею увидали, дали знать в клиник. Наехали костоправы, коневалы, бабки-терту'хи — одночасно из змеи даму сделали, каку надо. Американы закричали «ура» и выплатили сумму сполна. Дама снимат с руки золотой перстень.

— Ваня, деньгами бы я тебе дала, ты деньги вытратишь. Храни это кольцо. Как его с руки на руку переменишь, явятся слуги. Над има распоредиссе сам.

Ванька взялся от этого места и кряду домой. Тот день матку уважат, заменят; кошку, собаку гладит, разговариват:

— Мама, ты богата бы стала, чего бы любила?

— На! Мучки бы, рыбки, маслица.... Пирогов бы напекла.

Еле парень дождался ночи. Переменил кольцо с пальца на палец, руки трясутся.... Выскочило три ерманца:

— Что, новой хозеин, нать?

— Нать мешок муки черной, мешок муки белой, бочка рыбы, бочка масла...

Того разу все и явилось. Света дождался:

— Мама! Хватит бока-те править! Твори тесто, а то сутки пирогов не дождессе.

— Каки пироги? Откуль мука-то?.. Сон тебе видицце?

— Очнись, говорю, да сходи в онбар.

Старуха сунулась в онбар... Тут мука, там рыба, инде масло....

Вот сын да мама раздышались. У ей платье жолто, оборки красны, шлейф долгой, шляпа о двенадцати перьях. Ах, кака модна дама получилась.

Ванька тоже от зеркала пе отходит. На ем сертук, шляпа, калоши.

Он говорит:

— Маман, намеки излишни, идите сватайте за меня царску дочь!

— Ваня, я, конечно, тепериче благородна мадама в модном туалете. Однако не высоко ли ты мостиссе?.. Ну, хоть бы генеральску...

Ваня слов не примат. Мамка у паликмахтера завилась, рожу розовой увалью занавесила, губы намазала, ногти бордовым накрасила, покатила во дворец.... Черным ходом нырнула, парадным не посмела. По царским комнатам хлопат — боты снять забыла, и кажна оборка трясется...

Амператор с семьей чай пьют. Самовар матерушшой, артельной, у кажного прибора ситного фунта по три. Харчей много.

Нашей сватье угошшаться некогда:

— Так и так, ваше велико, мой сынок на вашу дочку молоду обзадорился.

Осударь спрашиват:

— Он кто? Принц? Какой державы?

Держава ваша, а чин небольшой.

— Чин небольшой, дак капиталу благовидно?

— Капитал у моего Вани в головы.

— Позаглаз нельзя решить. Может омман какой! В городе живете-то?

— За рекой.

— Дак вот, коли жених с головой, пушшай от своего крыльца до нашего дворца предъявит мост заграничной системы. По этому мосту прибудем вашего житья смотрять.

Сватья -домой вернулась черне' тучи.

— Дурака послушала, сама дура стала. Ихно величие вот каку загадку заганул: «Пушшай, — говорит,— от нашего дворца до вашего крыльца мост явится, тогда приедет житья смотрять».

Жених не уныват:

— Мама, складывай наряд да садись чай пить, ужинать. Утро вечера удалее.

О полночь Ванька переменил кольцо с руки на руку. Выскочило три ерманца:

— Что, новой хозеин, нать?

— Заместо нашей избушки поставьте трехэтажны корпуса и от нашего крыльца до царского двора мост анжинерной работы. Также карасинной двигатель для народу.

С полуночи на реке стукоток, брякоток поднялся. Царь да царица не одинова пробужались:

— И что эти машины не спят?! Лешой бы их побрал!

А Ванька с мамкой да кошечка с собачкой спали, пока их на пол не бросило. Глаза протирают, ничего понеть не можут... Где земля?... где грезь?., где сажа?.. Идут на перстышках по паркетовым полам. Впереди Ванька, потом мамка, дале Жужа и Машка... По стенам зеркала, и весь день горит хедричество. В кажном углу кровать под плюшевым одеялом. Они подойдут да полежат, подойдут да полежат.