– Да, мистер Холмс. Конечно, запомню.

– Больше всего он боится за свою шкуру, Ватсон, – заметил Холмс, когда мы продолжили путь. – Не думаю, что он стал бы скрывать имя хозяина, если бы знал его. Хорошо, что я кое-что знаю о банде Спенсера Джона и что Стив как раз в ней состоит. Думаю, это дело как раз по части Лангдейла Пайка, так что отправлюсь-ка я прямо к нему. Надеюсь, встреча с ним прояснит ситуацию.

В тот день я больше не видел Холмса, но четко представлял, чем он мог заниматься, поскольку Лангдейл Пайк был его живым справочником, к которому мой друг обращался, если ему требовалось узнать подробности какого-нибудь светского скандала. Это странное вялое существо проводило все свое время в эркере одного из клубов на Сент-Джеймс-стрит и служило своеобразным приемником и одновременно передатчиком всех столичных слухов. Говорили, он имеет доход, исчисляющийся четырехзначными цифрами, еженедельно снабжая статейками на соответствующие темы бульварную прессу. Если где-нибудь в мутных глубинах лондонского света случалось какое-то завихрение или волнение, это тут же с автоматической точностью регистрировалось на поверхности сим живым прибором. Холмс часто снабжал его свежими сведениями, за что при необходимости получал от него помощь.

Когда на следующий день рано утром я встретился с моим другом, по его приподнятому настроению понял, что все хорошо, однако нас ожидал очень неприятный сюрприз. Пришел он в форме следующей телеграммы:

«Пожалуйста, приезжайте немедленно. Ночью ограблен дом клиентки. Полиция уже на месте. Сатро».

Холмс удивленно присвистнул.

– Похоже, наступает развязка, и быстрее, чем я предполагал. Тут чувствуется мощная движущая сила, Ватсон, и после того, что я узнал, меня это не удивляет. Сатро – это ее адвокат, разумеется, но, боюсь, я допустил ошибку, не оставив вас дежурить у нее. Этот парень оказался не таким уж надежным. Что ж, нам больше ничего не остается, как снова отправиться в Харроу-уилд.

Вилла «Три фронтона» теперь была совсем не похожа на тот старый тихий дом, каким она предстала перед нами вчера. У садовой калитки собралась небольшая группа зевак, несколько констеблей изучали окна и клумбы с геранью. Внутри мы встретили седовласого господина в летах, представившегося адвокатом, и суетливого инспектора со здоровым румянцем во все щеки, который приветствовал Холмса как старого знакомого.

– Боюсь, мистер Холмс, вас это дело не заинтересует. Самая обычная квартирная кража, с этим даже полиция вполне справится. Вмешательство крупных специалистов тут не требуется.

– Не сомневаюсь, дело находится в надежных руках, – благосклонным тоном произнес Холмс. – Стало быть, обычная квартирная кража?

– Да, мы даже уже знаем, кто это сделал и где их искать. Это шайка Барни Стокдейла поработала. Та, с чернокожим здоровяком… Соседи видели, как они вокруг дома ошивались.

– Превосходно! Что же они взяли?

– Ну, похоже, не много. Сначала они усыпили миссис Мейберли хлороформом, а потом… Да вот и сама леди.

В комнату вошла наша вчерашняя знакомая. Она была очень бледна, имела нездоровый вид и шла, опираясь на плечо девочки-горничной.

– Вы дали мне очень хороший совет, мистер Холмс, – сказала она, печально улыбаясь, – но увы, я им не воспользовалась. Не захотела беспокоить мистера Сатро, вот и осталась без защиты.

– Я об этом услышал только сегодня утром, – пояснил адвокат.

– Мистер Холмс посоветовал мне пригласить кого-то из друзей в дом, а я не послушалась его. Вот и поплатилась.

– У вас очень болезненный вид, – сказал Холмс. – Похоже, вы даже не сможете толком рассказать, что произошло.

– У меня уже все записано, – сказал инспектор и постучал пальцем по пухлой записной книжке.

– Это хорошо, но все же, если леди чувствует в себе силы…

– Да тут почти нечего рассказывать. Я не сомневаюсь, что это подлая Сьюзен рассказала им, как проникнуть в дом. Они вели себя так, будто знали мой дом как свои пять пальцев. Я почувствовала, как мне к лицу прижали тряпку с хлороформом, а потом… Даже не представляю, сколько я пробыла без сознания. Когда очнулась, один мужчина сидел рядом с кроватью, а второй вытаскивал какой-то сверток из вещей моего сына. Чемоданы и ящики были открыты и разбросаны на полу.

Я вскочила и схватила его.

– Вы поступили весьма опрометчиво. Это было очень опасно, – сказал инспектор.

– Я вцепилась ему в руку, но он стряхнул меня, а второй, должно быть, меня ударил, и что было дальше, я не помню. Мэри, горничная, услышала шум и стала в окно звать на помощь. Ее крик услышали полицейские, но, когда они прибежали, этих бандитов уже не было.

– Что они унесли?

– Я не думаю, что пропало что-то ценное. В вещах моего сына не могло быть ничего такого.

– Эти люди оставили какие-то следы?

– Кажется, я выбила из руки того негодяя листок. Скомканная бумажка валялась на полу. Там что-то написано рукой моего сына.

– И это означает, что нам она вряд ли пригодится, – сказал инспектор. – Вот если бы мы заполучили почерк преступника…

– Да, действительно, – кивнул Холмс. – А еще лучше, самого преступника… Но я все же хотел бы увидеть листок.

Инспектор извлек из записной книжки сложенный лист бумаги.

– Я никогда ничего не оставляю без внимания. Даже мелочь, – значительным голосом произнес он. – Это вам мой совет, мистер Холмс. Двадцать лет службы меня кое-чему научили. Всегда есть шанс обнаружить какой-нибудь отпечаток пальца или что-то в этом роде.

Холмс тщательно изучил листок.

– Что это, по-вашему, инспектор?

– Похоже на окончание какого-то странного романа.

– Да, это в самом деле может оказаться окончанием необычной истории, – сказал Холмс. – Вы обратили внимание на цифру вверху страницы? Двести сорок пять. Где же остальные двести сорок четыре страницы?

– Я полагаю, их забрал грабитель. Что и говорить, ценное приобретение!

– Вам не кажется довольно странным, что ради этих бумаг они пошли даже на незаконное проникновение в дом? Вам это о чем-нибудь говорит, инспектор?

– Говорит, сэр. Они схватили первое, что попалось под руку. Как говорится, на здоровье.

– Но почему они решили рыться в вещах сына? – спросила миссис Мейберли.

– Очевидно, внизу ничего ценного они не нашли, поэтому решили попытать счастья наверху. Я себе это так представляю. А вы, мистер Холмс?

– Мне нужно все это обдумать, инспектор. Ватсон, пойдемте к окну.

Когда мы подошли к окну, он прочитал отрывок текста, записанного на странице, который начинался с середины предложения. Вот что там было написано:

«…Лицо заливала кровь из порезов и ссадин, но только он не замечал этого, потому что сердце его облилось кровью в тот миг, когда он увидел эти прекрасные глаза, глаза, ради которых он готов был отдать жизнь, глаза, которые теперь взирали на его унижение и муки. Она улыбнулась… О да, сомнений быть не могло, она улыбнулась, как бессердечный демон, когда он посмотрел на нее. И это был тот миг, когда любовь умерла, и родилась ненависть. У мужчины должна быть в жизни цель. Если это не будут ваши объятия, миледи, пусть же моей целью станут месть и ваша погибель».

– Странная грамматика! – усмехнулся Холмс, возвращая бумагу инспектору. – Вы заметили, как « он » неожиданно превратился в « моей »? Автора так увлекло его же собственное повествование, что в самый напряженный момент он представил себя на месте персонажа.

– Да и вообще написано так себе, – заметил инспектор, пряча лист обратно в записную книжку. – Вы что, уже уходите, мистер Холмс?

– Раз дело находится в таких опытных руках, я думаю, мне здесь больше делать нечего. Да, миссис Мейберли, вы, кажется, говорили, что хотели бы повидать свет?

– Я всю жизнь об этом мечтаю, мистер Холмс.

– И куда бы вы хотели отправиться? В Каир, на Мадейру, на Ривьеру?

– О, если бы у меня были деньги, я бы объездила весь мир.

– Понятно. Весь мир. Ну что ж, всего доброго, вечером я, возможно, еще свяжусь с вами.