Мы еще раз встретимся здесь с Денисом Ариланом, после посвящения которого в сан прошло десять лет, и увидим, какую роль играет он теперь при дворе.

Восемнадцатилетний Шон лорд Дерри, которому оставалось менее двух недель до получения рыцарского звания из рук Бриона, короля Гвиннеда, нетерпеливо вздыхал, глядя, как конюшие проводят своих питомцев одного за другим по узкой огороженной дорожке к загонам Рилледской конной ярмарки. Предмет его страстного вожделения все не появлялся, да и что с того, если даже стартовая цена, на него заявленная, была Дерри абсолютно не по карману. Да, он был граф, но доставшиеся ему девять лет назад после смерти отца владения у восточного Пограничья были весьма скромны и практически разорены уплатой причитавшегося короне налога на наследство. Дядя Тревор, не более богатый, чем он сам, предложил по случаю посвящения своего единственного племянника в рыцари денежную помощь; но даже их совместных средств не хватило бы на этого жеребца.

— Вот этот гнедой неплох, — заметил дядя Тревор, показывая на спокойного коня с белыми чулками на передних ногах. — Масть — ладно, зато у него крепкая грудь и глаза добрые. Родословная в порядке, я смотрел. И еще один был хорош, темно-бурый. Запомни его. Думаю, какого-нибудь из них мы сможем выбрать.

Дерри пожал плечами, не отводя глаз от лошадей, которых выводили из дальнего загона.

— Да, они хороши, — признал он. — Но каштановый...

— Что ж, я тебя понимаю, — сочувственно сказал Тревор, когда на дорожке появился жеребец, о котором шла речь. — Этот конь, Шон, впору самому королю. Ты уж не расстраивайся, но его мы, наверно, позволить себе не сможем.

— Конечно, не сможем, — ответил Дерри. — Я знаю. Коли не он, так гнедой или бурый вполне сойдут, но, Господи, как бы я хотел этого красавца!

— Не ты один, — проворчал Тревор.

Дерри рассеянно кивнул, приник к изгороди, вытянув шею, чтобы лучше видеть, и, когда жеребца подвели поближе, закусил губу. Голубые глаза его так и впились в заигравшие под гладкой шкурой мускулы, когда конь грозно заржал, увидев других жеребцов, и встал на дыбы, пытаясь освободиться от державших его конюхов.

— Иисусе сладчайший, да он просто великолепен! — выдохнул Дерри и, заметив укоризненный взгляд дяди, считавшего подобные слова чуть ли не богохульством, опустил голову. — Извините, дядя.

Конь, однако, и вправду был великолепен: темно-каштановой масти без единого белого пятнышка, чудесных р'кассанских кровей, о чем свидетельствовали его высокая холка, мощные челюсти и большие, умные глаза. Имея в конюшне такого жеребца и регулярно получая от него потомство, Дерри мог бы за пять лет улучшить породу лошадей Пограничья. И его материальным делам отнюдь не повредили бы вложения со стороны тамошних дворян и владельцев конюшен. А уж как было бы здорово въехать на таком коне в город Ремут, где его должны посвятить в рыцари! До этого дня оставалось чуть больше недели...

Он размечтался и в мыслях уже видел себя восседающим на каштановом жеребце, в сверкающих на солнце ярко-голубых рыцарских доспехах, когда случилось нечто неожиданное. Какой-то мальчонка поднырнул под ограждение, собираясь перебежать на другую сторону дорожки, споткнулся и упал — перед самым носом своенравного серого жеребца, которого вели следом за каштановым.

Беспокойного жеребца это напугало. Он вскинул голову, заржал, затем присел на задние ноги, сбив с ног своего вожатого, а потом, вытянув шею, схватил конюха зубами за плечо и принялся трясти его, как терьер крысу. И отпустил бедолагу только тогда, когда и каштановый жеребец, забеспокоившись, взвился на дыбы, с легкостью расшвырял конюших и с грозным ржанием повернулся к сопернику.

Дерри не мешкая перескочил через верхний поручень и услышал страшный, глухой звук — подкованное копыто ударило в грудь одного из конюхов; такая же участь едва не постигла его самого, когда он, поднырнув под серого, подхватил скорчившегося на земле мальчишку и откатился с ним в сторону. К тому времени, как он поднялся на ноги и передал кому-то ребенка через изгородь, между жеребцами шло уже настоящее сражение, и все конюхи с подручными торопились отвести подальше своих подопечных, пока и те не ввязались в бой. В облаке пыли, поднятой дерущимися лошадьми, Дерри не сразу разглядел, куда подевались их конюхи, но в конце концов увидел, что один неподвижно лежит возле изгороди, а другой свернулся в клубок в самой гуще сражения, прикрывая руками голову.

— Шон, не надо! — услышал он крик дяди, но было поздно — он уже снова бросился на помощь и подхватил волочившийся по земле повод каштанового жеребца.

Повод-то он взял, но не успел сделать и шагу, как конь дернул головой, и Дерри, потеряв равновесие, оказался прямо на пути опускавшегося в этот момент копыта серого жеребца. Благодарение Богу, в челюсть ему ударило не копыто, а колено, — но искры все равно посыпались из глаз, и Дерри пошатнулся и чуть не упал. Второе копыто, чудом миновав голову, распороло ему плечо, и в этот момент какие-то двое мужчин в черном вцепились в недоуздок серого и оттащили его.

Конюх, которому угрожала наибольшая опасность, успел тем временем откатиться в сторону; Дерри, опомнившись, ухватил за ухо каштанового жеребца и пригнул ему голову, а мужчины в черном утихомирили серого.

— Тихо, мальчик! Тпру! Тпру! — приговаривал Дерри, и когда жеребец немного успокоился, отпустил его ухо.

Один из нежданных помощников снял с себя кожаную тунику и завязал ею серому глаза, чтобы тот не видел соперника, Дерри же, продолжая уговаривать и поглаживать каштанового по морде, заставил его отвернуться. Пока конь разворачивался, обнаружилось, что он хромает и что левая задняя нога у него в крови. Дерри передал повод двум конюхам, расхрабрившимся подойти, когда опасность миновала, и, не обращая внимания на боль во всем теле, занялся проверкой раненой ноги. Провел дрожащей рукой по взмыленному конскому боку, ощупывая рану, и ему стало не по себе.

— Скверный укус, — сказал приятный низкий голос у него за спиной. — Похоже, сухожилие повреждено. Какая жалость!

Коротко оглянувшись, Дерри увидел, что это один из мужчин в черном, укротивших серого, — тот, который завязал коню глаза своей туникой. На нем была блестящая кольчуга — под костюмом для верховой езды, но Дерри было не до этой странности, ибо он принялся двигать раненую ногу, поглаживая жеребца, чтобы смягчить боль, которую причиняло тому движение.

— По-моему, оно не до конца порвалось, — пробурчал он и, встав на колени, опустил копыто на землю. — Сшить его да наложить лубки, чтоб не рвалось дальше, и он еще побегает.

— Для битвы он все равно уже не будет годен, — заметил незнакомец. — Пожалуй, лучше уж добить его.

— Нет! — сказал Дерри. — Мой кузнец может сделать специальную подкову для поддержки ноги, пока она не заживет. Дядя Тревор, вы не поможете мне найти нужные инструменты? И еще нужен кто-нибудь, проследить, чтобы он не опирался на ногу. Почему бы не попробовать?

Человек в кольчуге жестом велел кому-то, кого Дерри не видел, встать у морды жеребца и успокоить его, и тут через плечо юноши заглянул другой мужчина, в коричневом кожаном костюме.

— Сухожилие, да? Проклятье! Что ж, спасибо, сынок, за труды, но мой помощник сейчас его заберет. Маклин, надо его прирезать.

— Нет! Не надо! — вскрикнул Дерри. — Позвольте мне хотя бы попытаться, нога может зажить.

— Не стоит беспокоиться, сынок. Он все равно уже ни на что не будет годен.

— Да, как скаковой конь. Но его можно использовать для разведения. Для этого ему не нужна сильная нога, лишь бы не болела.

— Это не дело, сынок.

— Вы хозяин? — спросил Дерри.

— Да.

— Тогда я покупаю его! И... покупаю еще одного, здорового. Я приглядел тут двоих.

Хозяин задумчиво погладил подбородок.

— Которых это?

— Ну, один такой темно-бурый... очень сильный... и гнедой с необычными белыми чулками на передних ногах.