— Мне совершенно безразлично, обидится или не обидится ваш компаньон. Я сестра и имею право знать все о своем брате и видеть его, — возразила Джейн.

— Совершенно так же думаю и я, — примирительно сказал Боден. И, помолчав, воскликнул: — Послушайте, Джейн! Мне очень тяжело, что между нами происходят недоразумения.

— Кто же в этом виноват, мистер Боден?

— Если мы скрывали до сих пор от вас местопребывание вашего брата, то делали это только по настоянию врачей, которые находят, что ваше свидание с братом могло бы вредно отозваться на его здоровье. Для него опасны всякие волнения, даже радостные.

— Я не верю вам.

Боден вздохнул с видом человека, которого незаслуженно оскорбляют.

— Поймите же, что исполнить ваш каприз…

— Каприз? Желание сестры узнать о судьбе своего брата вы называете капризом?

— Но, выполняя ваше желание, я могу причинить вред Аврелию, за которого отвечаю как опекун. Отказывая же вам, возбуждаю ваш гнев и ваши подозрения. От этого страдают доброе имя, честь и гордость нашей компании. Пусть же будет по-вашему. Вы уже совершеннолетняя, и вы сестра Аврелия. Вы можете отвечать за свои поступки. Я укажу вам, где находится Аврелий, но с одним условием. Если вы поедете к нему, я должен буду присутствовать при вашем свидании. К этому меня обязывает мой долг опекуна.

Джейн не хотелось ехать с Боденом, но его предложение упрощало дело: с ним легче и скорее найти брата, и она не возражала.

— Поскольку же эта поездка, — продолжал Боден, — сопряжена с потерей времени и расходами, делается же она для выполнения вашего кап… желания…

— Я и оплачу все расходы, — живо ответила Джейн. — Не только ваши, но и расходы мистера Доталлера, который поедет со мной.

Боден поморщился. Опять этот Доталлер! Но опекун знал Джейн: ее не переспоришь.

И он должен был согласиться.

— Заказать билеты на океанский пароход? — спросил он.

— Я закажу сама, и не на пароход. Мы летим на аэроплане.

— Так не терпится? Это будет дорого стоить.

— Мне, а не вам.

Боден подумал. Он побаивался лететь на аэроплане. Но чем скорее они прибудут в Мадрас, тем лучше. О бегстве или «улете» Аврелия он ничего не сказал. Это было слишком необычайно, невероятно. Возможно, что Пирс в самом деле сошел с ума. Тем более необходимо расследовать все на месте.

— Это будет недешево стоить, — повторил Боден. — Путь не близкий.

— Франция? Швейцария? Италия? — спросила Джейн.

— Индия, — ответил Боден.

— Индия! — с удивлением воскликнула Джейн. — Да, это не близко. — Она немного подумала. — Все равно, тем более. Я зафрахтую пассажирский аэроплан.

После ухода Бодена Джейн глубоко задумалась. Так вот куда Боден и Хезлон отправили ее брата! Это неспроста. Индия! С ее ужасным для европейцев климатом, лихорадками, чумой, холерой, змеями, тиграми… Это почти все, что знала Джейн об Индии.

Она прошла в библиотеку и начала отбирать книги. Ее нетерпение познакомиться с этой страной было так велико, что девушка открывала наугад страницу за страницей и читала. Ее голова наполнялась каким-то сумбуром. Все было так сложно, необычно, непонятно… Смешение рас, смешение племен, языков, наречий, каст, религий… Смуглокожие арийцы, индусы, кофейные дравиды, еще более темные туземцы… Арийские языки — хиндустани, бенгали, маратхи; дравидские — телугу, тамиль, тибето-бирманские… Больше двухсот наречий… Касты — браминов-жрецов, кшатриев-воинов, вайшиев-торговцев, промышленников и шудра-земледельцев, с внутренними кастовыми подразделениями, число которых доходит до 2578… Касты наследственных врачей, кондитеров, садовников, гончаров, звездочетов, скоморохов, акробатов, поэтов, бродяг, плакальщиков, нищих, могильщиков, палачей, собирателей коровьего навоза, барабанщиков… И у всех у них, вероятно, свои костюмы. Какая пестрота!.. «Чистые касты» — кондитеров, продавцов благовоний, продавцов бетеля. Это еще что такое?.. Цирюльников, гончаров… Все они враждуют друг с другом, боятся прикоснуться друг к другу… Каменщики презирают трубочистов, трубочисты — кожевников, кожевники — обдирателей падали. Одно дыхание париев оскверняет на расстоянии 24–38–46 и даже 64 шагов. Самое оскверняющее дыхание у обдирателей падали… Брамины, буддисты, христиане, магометане… Бесконечные секты и религиозные общества… «Тридцать три миллиона богов». Шесть миллионов вдов. Почему так много? Ах вот: вдовы в Индии не имеют права вторично выходить замуж. В том числе сто тысяч вдов моложе десятилетнего возраста и триста тысяч — моложе пятнадцатилетнего… Вдовам бреют головы, ломают стеклянные браслеты на руках и ногах, родственники мужа отбирают драгоценности.

Жуткая жизнь полутюрьмы-полутраура… Многие вдовы не выносят и кончают жизнь самоубийством…

О новой Индии, о новых людях, новых женщинах в книгах Джейн ничего не было сказано. У нее получилось жуткое представление об этой стране как об огромном хаотическом копошащемся человеческом муравейнике. И среди трехсот миллионов черных, шафрановых, «кофейных» муравьев где-то затерялся ее брат… Джейн даже вздрогнула и, бросив книги, вызвала по телефону Доталлера.

Ариэль задыхался. Капли дождя смешивались с каплями пота. Он чувствовал, что не в силах больше лететь с грузом на спине. Надо отдохнуть.

Во мраке ночи под ним чернел лес, возле которого виднелось более светлое пространство, вероятно пески.

Они спустились возле ручья, у баньянового[6] дерева, воздушные корни которого, сползая вдоль ствола, образовали у его подошвы темную сеть спутанных колец. Молодая поросль бамбуков окружала дерево. Это был укромный уголок, где они могли отдохнуть, не опасаясь, что их кто-нибудь увидит.

Тяжело дыша, Ариэль развязал полотенце. Шарад спрыгнул со спины и тотчас упал на землю перед Ариэлем, стараясь обнять его ноги и воздавая божеские почести своему спасителю.

Ариэль грустно улыбнулся и сказал, поднимая мальчика:

— Я не бог, Шарад. Мы оба с тобой бедные, нищие беглецы. Ляжем вот здесь и отдохнем. Мы далеко улетели.

Шарад был немного разочарован объяснением Ариэля. Хорошо иметь другом бога. Но он был слишком утомлен, чтобы раздумывать обо всем этом.

Они забрались в гущу корней, не думая об опасных змеях и насекомых.

Ариэль заботливо подостлал под голову Шарада свернутое полотенце, и мальчик тотчас крепко уснул.

Ариэлю, несмотря на всю усталость, не спалось. Он был слишком взволнован.

Ветер разогнал тучи. На небе засверкали крупные звезды. Луна заходила за темный лес. Последние легкие белые облака проходили перед диском луны, словно ночные чары. Откуда-то, быть может из недалекого сада, доносился незнакомый сладко-пряный аромат цветов. Он проникал до самого беспокойного сердца, будя тревогу при мысли о возможной близости людей.

Новый порыв ветра сдернул с земли полосу белого тумана.

И Ариэль, к своему неудовольствию, увидел, что они находятся далеко не в безлюдной местности. За песчаной полосой черной сталью блестела река. Огоньки привязанных у пристани лодок отражались в ней, мерцая, а весь мрак, казалось, теперь сосредоточился в густой листве деревьев на противоположном берегу. Луна скрылась за лесом. И только какая-то большая звезда, быть может планета Юпитер, словно страж ночи, среди множества более мелких звезд, усыпавших небо, наблюдала за спящей землей.

Эта тихая картина действовала успокоительно. У Ариэля начали смежаться веки. Не выпуская из руки теплую руку Шарада, Ариэль задремал, прислонившись к змееобразным корням.

В полусне он представлял себе новые страны, какие-то смутные, неведомые края, где под чистыми небесами дни похожи на взоры широко открытых глаз, а ночи — на робкие тени, дрожащие под опущенными ресницами, где змеи не жалят, а люди не мучают и не убивают друг друга.

Или он читал об этом? В книге жизни, а может быть, у бенгалийского поэта? Сон сна…