115. Все то же самое относится и к рекламе. Сигареты рекомендуются покупателям не потому, что они хороши как сигареты, а потому, что они послужат удачным аккомпанементом к любовному приключению; рекламодатели заверяют вас, что вы сумеете «покорить», «соблазнить», «пленить» (всё оттенки действия приворотного зелья) тех, кому вы подарите что-нибудь из огромного выбора самых невинных вещей — конфеты, авторучки, украшения, отдых с оплаченной дорогой, питанием и проживанием, да все что угодно. Аналогичные тенденции прослеживаются в рекламе автомашин и одежды, правда здесь на первый план выступает способность выполнять функцию не столько приворотного зелья, сколько афродизиака, средства, стимулирующего половую потенцию. С такой машиной мужчины всегда на высоте; в таком платье вы сразу почувствуете себя Мессалиной. Даже ткани, послушные воле рекламодателей, приобретают некие морально-этические ассоциации, искусно вплетенные в саму их фактуру. Вы покупаете уже не просто черную кожу — вы покупаете намек на извращенность с садистским уклоном.

116. Внебрачная связь становится особенно заманчивой после нескольких лет супружеской жизни. У мужей развивается что-то вроде nostalgie de la vierge[18], у жен — мечта о жизни за стенами домашней тюрьмы, за глухими четырьмя стенами, имя которым муж, дети, работа по дому и кухня. У мужчин желание, судя по всему, имеет откровенно сексуальную направленность. У женщин это мечта, организованная более сложно. Но в обоих случаях это бегство от реальности; а если тут замешаны еще и дети — бегство от ответственности.

117. Для гипотетически неверного мужа или жены внешнее давление, подталкивающее к любовной связи, наверное, меньше, а наказание за нее тяжелее, чем для человека, свободного от брачных уз.

В отношении морали тут, как правило, все гораздо яснее; но другие факторы, такие как обостренный страх потерпеть неудачу или не получить удовлетворения, который появляется с возрастом, воспоминания о добрачных связях (или об их отсутствии), рутина семейной жизни на фоне царящей в обществе атмосферы хмельной вседозволенности, могут привести к тому, что объективно ясная суть дела теперь, как никогда раньше в истории, становится субъективно менее понятной.

118. Удовольствие может со временем начать восприниматься как ответственность; тогда как ответственность лишь изредка может начать восприниматься тем, чем она в принципе способна быть, — удовольствием. Сколько браков рушится из-за того, что рушится столько браков?

119. Если вся философия капиталистического общества сводится к следующему: вы должны себе столько, сколько можете получить, идет ли речь о деньгах, статусе, имуществе, наслаждениях или разнообразном личном опыте, — может ли в этом свете удовольствие не стать долгом?

120. Во всяком капиталистическом обществе наблюдается тенденция обращать весь опыт жизни и все отношения в вещи — вещи, к которым применима та же шкала ценностей, что и к стиральным машинам, и к батареям центрального отопления: то есть оценка с точки зрения относительной дешевизны того или иного бытового удобства и удовольствия, извлекаемого от его использования. Кроме того, в перенаселенном, живущем под страхом инфляции обществе прослеживается тенденция к созданию вещей недолговечных, и следовательно, к тому, чтобы видеть в недолговечности и добродетель, и источник удовольствия. Старое на выброс, новое в дом. Подобно тому, как за нами неотступно следует призрак любовной связи, от нас не отстает и призрак вечной жажды новизны, и оба эти призрака — родные братья.

121. Отцы и матери уже не воспринимают своих чад как просто детей; по мере того как они взрослеют, старшие все больше видят в них соперников в погоне за наслаждениями. Мало того, соперников, которым, по-видимому, суждено одержать победу. Всякий раз, когда перемена в социальных привычках привносит в мир дополнительное удовольствие, пусть даже самое безобидное, кто-то из людей старшего поколения непременно выскажется против новшества по той простой причине, что им, старшим, пришлось обходиться без соответствующей перемены, когда они были молоды. А кто-то примется очертя голову и совсем уже глупо нагонять упущенное. Под ударом в этом случае оказываются далеко не только целомудрие, нравственность и брак, но и все в целом традиционные представления о том, кто мы и зачем мы.

122. Некоторые высказывают мнение, что мы приближаемся к эпохе, когда каждый будет иметь сексуальные отношения сколько ему угодно и с кем угодно, независимо от каких-либо иных социальных связей. Это будет возможно, утверждают сторонники такой точки зрения, потому, что копуляция перестанет считаться чем-то особенным — все равно как танцевать или говорить сколько вам угодно и с кем угодно. В таком обществе никто не увидел бы ничего исключительного даже в публичном коитусе; и как сейчас выстраиваются очереди желающих полюбоваться искусством Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева, так выстраивались бы очереди желающих полюбоваться мастерами искусства куда более древнего. Короче говоря, мы просто вернулись бы к древним, дохристианским представлениям о сексе как занятии, которое не требует какой-то специфической интимной обстановки вдали от посторонних глаз и которое не связано ни с какими специфическими запросами. Смутная вероятность, что такая депуританизация секса в один прекрасный день наступит, имеется; но покуда существующие сексуальные условности, как освященные законом, так и осуждаемые им, питают некую глубинную потребность человека, живущего в обществе, которое не приносит удовлетворения, — этого не произойдет.

123. В системе общечеловеческого образования обучение в этой сфере непременно должно опираться на следующие соображения:

(A) Одним из веских аргументов за то, чтобы делать упор на обучение самоанализу, и за то, чтобы вообще шире применять анализ своего «я», служит тот довод, что половина всей боли, причиняемой внебрачной связью и распавшимся браком, как и собственно причина боли, проистекает из невежества каждого из участников — относительно себя самого и своего партнера.

(B) Чрезмерная коммерциализация секса, и особенно любовной связи, — не самый завидный бриллиант в короне капитализма.

(C) Из всех видов деятельности секс меньше других поддается каким-то обобщениям; он всегда относителен, всегда обусловлен ситуацией. Запрещать его так же глупо, как его предписывать. Остается только просвещать.

(D) Обучать физиологии секса, не обучая психологии любви, все равно что обучить всем тонкостям устройства корабля, но не объяснить, как им управлять.

(E) Апологеты «нравственности» не вправе осуждать или пытаться ставить препоны на пути каких бы то ни было сексуальных отношений, если не в состоянии наглядно доказать, что это приносит обществу больше несчастья, чем счастья. Куда как просто привести статистику противоправных действий, разводов и венерических заболеваний; но статистику сексуального счастья раздобыть будет потруднее.

(F) Ребенок — закон против адюльтера; и хотя виновный в адюльтере теперь уже не совершает преступления против закона, он по-прежнему совершает преступление против ребенка. Но по мере того, как дети взрослеют, развод все меньше становится преступлением: дисгармония в отношениях, которая для ребенка со временем становится все очевиднее, может причинить не меньше вреда, чем разрыв брака.

(G) Как злоупотребляют порой хирургическим вмешательством, так и разводом. Но то, что некой вещью можно в принципе злоупотреблять, отнюдь не аргумент против этой вещи.

(Н) Наиболее достойные отношения — это брачный союз, то есть любовь. Его благородство зиждется на альтруизме, желании служить другому, выходящем далеко за пределы всех удовольствий, которые из этих отношений можно извлечь; и на отказе когда-либо воспринимать другого как вещь, предмет, нечто практически целесообразное.