Да это же болото!

Зачем самка его сюда привела? Где Шершень? Это что, шутка такая? Или – засада?..

Чуть повернув голову, резкой отмашкой он велит своим парням остановиться. Что бы ни случилось, приближаться к нему нельзя до особого на то распоряжения. И только голова Мазарида возвращается в исходное положение, самка пребольно щелкает его пальцем по носу. Из кошачьих глаз сами собой брызжут слезы, Маразид едва сдерживается, чтобы не зарычать от ярости и унижения. Да что эта самка, будь она хоть трижды следопыт, себе позволяет?! Она хочет умереть здесь и сейчас в его когтях?! Хочет, чтобы он откусил ее милое личико и отгрыз ей ноги?!

Нет, у нее другие намерения.

Она качает головой – и с ее волос при этом поднимаются в воздух сотни комаров. Она с досадой морщится, глядя в налитые кровью глаза майора. Она смотрит на него так, будто он – только-только покинувший Инкубатор мальчишка, глупый и неопытный. Переложив духовую трубку в левую руку, – арбалет висит за спиной, мачете на бедре, – самка медленно поднимает правую руку, сжатую в кулак, с отставленным указательным пальцем. Она зачем-то хочет привлечь внимание майора к птеру. Она что, предлагает ему забыть о приказе, наплевать на Главный Активатор и поохотиться в свое удовольствие?..

– Эй, Шершень, а чего бы ты хотел на обед? – вдруг раздается неподалеку, и у Мазарида глаза становятся вдвое шире.

Внимательно следившая за ним самка-следопыт бесшумно прыскает в кулак.

– Хорошо бы на обед тушеного мяса с овощами, – вновь доносится откуда-то рядом. – Да не просто какого-нибудь, а из походной кухни на колесах, как на первых моих сборах, вкуснее я не ел… Ах, тебе мяса? Извини, Шершень, но есть только сырые лягушки. Без соли. Без пряностей. Без овощей. Объеденье, ага. Тушеного мяса ему!..

Мазарид моргает раз, другой. Вроде разговаривают двое, но голос-то звучит один. Неужели Шершень – не будет же кто-то другой называть себя так? – беседует сам с собой, сам с собой ругается и сам себя корит за привередливость? К тому же – Мазарид мог поклясться в этом, – звуки доносятся от птера, шаставшего по болоту. Птер этот, кстати, неправильный, как только что убедился майор, ведь при движении у него лапы не шевелятся – да-да, лапы просто волочатся за черным хитиновым телом.

Соотнести одно с другим и сделать единственно верный вывод смог бы и малыш-котенок, только-только покинувший Инкубатор, а уж когда из-под хитина выныривает тонкая худая рука и хватает зазевавшуюся лягушку, даже многомудрый тайгер Мазарид способен понять, что под телом хищника-падальщика скрывается беглец и предатель по имени Шершень.

Ренегат прячется в теле животного, источает запах животного и ведет себя как животное. Наверняка самке-следопыту было непросто найти этого хитрого чудака, ну да все его уловки оказались бессильны – его все же выследили. План захвата Шершня разработан еще на базе, и хоть аналитики исходили из того, что операция будет происходить в густом непроходимом лесовнике, все то же самое вполне применимо и к болоту.

По команде Мазарида птеры из его взвода – возможно, им придется немножко полетать – кладут на землю оружие из тайного хранилища и снимают разгрузки, при них остаются лишь крохотные шипометы, не способные убить и муху. Нельзя вредить беглецу, пока он не сообщил, где находится Главный Активатор, никак нельзя, можно разве что легко – легонечко! – ранить. Тайгеры и рептилусы вешают свои смертоубийственные штуковины на плечи, закрепляют на спинах, предплечьях и на бедрах, чтобы не мешали, если понадобится преследовать беглеца пешим порядком, и чтобы были всегда под рукой. Последние глотки из гидраторов. Мазарид тоже вливает в себя живительной прохладной влаги. Напряженные лица. Прищуренные глаза. Начали!

Вскинув автомат – стальной приклад приятно упирается в полосатое плечо, – майор всаживает очередь в голову птера, точнее – в оболочку, служащую прикрытием беглецу. Пугая пиявок, с шипением плюхаются в болотную жижу горячие гильзы. Отлично работает оружие древних – от жвал птера остаются одни лишь воспоминания. Тотчас, проломившись через камыш, Мазарид прыгает вперед. И тут же хитиновый панцирь подбрасывает вверх и в сторону, только суставчатые лапы дергаются в воздухе, разгоняя комаров. Панцирь еще не успевает упасть в хлябь, а Шершень уже расправляет крылья. Однако ястребки из взвода Мазарида взлетели, как только командир коснулся спускового крючка. Их было девять, правда, почти сразу стало восемь, потому что в одного угодил злополучный панцирь, острой кромкой мгновенно отделив лупоглазую голову от тельца. Кстати, что до острых кромок, то у Шершня крылья заточены как у всякого диверсанта, и пользоваться он ими умеет – еще одно обезглавленное тело кренится, чтобы через миг свалиться в топь, и это еще до того, как панцирь птера плюхается в болото, забрызгивая все вокруг жидкой грязью вперемешку с ряской. И вот только теперь аист соображает, что пора валить отсюда поживее – настолько быстро все происходит.

Операция по захвату только начинается, а уже такие потери!..

– Не стрелять! – ставя автомат на предохранитель, рычит Мазарид, стремительная атака которого захлебывается, потому что он, как мальчишка, как котенок, проваливается по грудь в трясину и только сильнее вязнет в ней, пытаясь выбраться. Хорошо, успевает оружие поднять над головой, но только это и хорошо. – Живым брать! Не стрелять!

Однако приказ майора ну никак нельзя исполнить.

По ту сторону болота звучат команды и, шелестя, шевелится камыш. Воздух наполняется звоном тетивы и свистом десятков стрел, заставляя уже взлетевшего Шершня сложить крылья и камнем рухнуть вниз. Он ловко уходит от стальных наконечников, хотя вязкую броню-шерсть на его груди они ни за что не пробьют. Но стрелы запросто могут наделать дыр в крыльях, да и попади они в голову, убили бы его, как менее расторопных и более безрассудных пиросов Мазарида – двое ястребков падают в воду на радость пиявкам: один так и остается покачиваться на растревоженной болотной жиже, а второй отчаянно гребет к берегу драными ошметками крыльев. На полпути его останавливает впившаяся в затылок стрела.

Это чистяки! Да не просто вооруженные, а действующие как слаженное подразделение! Похоже, самка-следопыт завела-таки взвод Мазарида в ловушку. Где эта дрянь с оттопыренными молочными железами?! Майор с удовольствием истратит на нее пару патронов, заслужила-таки! И где Шершень?!

Пока он вертит головой, высматривая самку и предателя, трясина любезно зовет его в гости – он погружается по задранный подбородок. Вот-вот – и она милостиво, чтобы он не слышал криков своих раненых бойцов, зальет ему уши.

По сути оставшись без командира, взвод открывает ответный огонь по чистякам, и камыши на том берегу болота вспыхивают, их высокий зеленый строй сметает вместе с враз обугленными телами чистокровных. Но врагов слишком много, и они везде – справа мелькают их обнаженные, блестящие от пота торсы, сзади на деревьях у них позиции лучников, с левого фланга их не счесть, а уж по фронту их столько, сколько муравьев в муравейнике!..

Чистяки-то на своей земле – до столицы княжества рукой подать, – так что они защищают тут своих детей, сражаются за своих матерей и жен. Они ведь считают, что наследники пришли всех убить, и, в общем, почти не ошибаются. Потому-то чистяки бьются отчаянно и не жалея жизней идут в атаку.

Вот молодому тайгеру – ему б еще жить да жить до хорошего дня! – бьют одной алебардой в колено, а второй отсекают по плечо руку, сжимающую угловатое оружие спасителей, камуфлированное фиолетово-оранжевыми пятнами. И все же напоследок он успевает заляпать своих убийц пузыряшейся слизью, исторгнутой инопланетным стволом, так что убийцы погибают раньше жертвы, стремительно теряющей кровь, льющуюся из культей, и воющей от боли. С их костей обваливается вся плоть, мгновенно ставшая жидкой, как не успевший застыть студень, а их скелеты вместе с оружием остаются стоять, облепленные мгновенно затвердевшей слизью.