Харкави уклонился от открытого спора с Харелом относительно спецопераций только потому, что не считал это сколько-нибудь серьезным делом.
После Суэцкой войны эта точка зрения возобладала. Англия и Франция в союзе с Израилем решили воевать с Египтом, чтобы обеспечить себе свободный доступ к Суэцкому каналу.
Было решено, что Израиль будет вести наступление в Синайской пустыне, а Англия и Франция пошлют войска под предлогом необходимости вмешаться, чтобы предотвратить разрушение канала. Это было логично, поскольку до национализации канала Насером именно Англия и Франция несли ответственность за безопасность судоходства по нему.
Израильская армия и воздушные силы действовали отлично, и все задания были выполнены. Но в политическом отношении репутация Израиля пострадала. Особенно в Америке.
Завоеванные территории, в том числе и полосу Газы, пришлось возвратить. Войска ООН, правда, прибыли, чтобы разделить враждующие стороны и обеспечить Израилю свободу судоходства в заливе Акаба, но выигрыш был в общем для Израиля незначительный.
Военная кампания Суэц — Синай показала, что не только израильская разведка, но и британская, и французская — действовать эффективно не умеют. За месяц до начала военных операций была создана на Кипре совместная разведывательная организация трех стран — Израиля, Англии и Франции. Они должны были подготовить всю информацию перед началом военных действий. Эта информация на поверку оказалась крайне недостаточной. Самой сильной на Ближнем Востоке была британская разведка. Тем не менее и она на этот раз располагала ничтожными сведениями. Вероятно, это было следствием традиционной секретности, присущей британской разведке вообще. Англичане в этой ситуации не сумели преодолеть застарелого недоверия к своим теперешним союзникам. Французы оказались более свободны от предрассудков, но их информация, достаточно доброкачественная, но неглубокая, в полевых условиях оказалась малопригодной. Что касается Израиля, то его разведка предоставила в распоряжение командования много полезной информации и, главное, карты Синайской пустыни, которые по качеству превосходили все до того времени известные, в том числе и египетские.
Но израильская разведка заведомо недооценила способность египетской армии к сопротивлению. В результате во время военной кампании израильские дивизии зачастую оказывались не там, где они были более нужны, и не тогда, когда были нужны.
Для израильского военного командования этот просчет означал многое. Израиль, как ни одна другая страна в мире, не мог допустить ни бездействия своих военнослужащих, ни простоя оружия. Израильские военные, покидая фронт после войны за Суэц, прерванной под нажимом Америки, знали, что эту войну придется когда-нибудь вести вновь.
В задачи Харкави входила подготовка Военной разведки к будущей войне. Он должен был усовершенствовать методы сбора информации и найти средства, необходимые для того, чтобы научиться правильно эту информацию оценивать.
Военная разведка поэтому сосредоточила основное свое внимание на внутренних проблемах. Многие обстоятельства вынуждали ее к этому. И давление Харела, и особенности характера самого Харкави, и, наконец, впервые осознанная необходимость заниматься своим прямым делом — устанавливать приоритет тех или иных действий в бою и оценивать боеспособность каждой боевой единицы противника.
Военная разведка должна была непрерывно поставлять эту информацию армии, разрабатывающей наступательные и оборонительные планы. Кроме того, изо дня в день оценивать все предполагаемые операции Израиля на всех уровнях войсковых соединений, вплоть до роты.
Исер Харел остался полным хозяином положения в той сфере, которую всегда предпочитал — в сфере спецзаданий.
Он, правда, с презрением относился к литературе и фильмам о подвигах Джеймса Бонда. (Подобный фильм он, правда, видел только раз, но вынес из него ужасное впечатление.) Дело было не в действиях Бонда, а в самом его образе бонвивана. Этот образ никак не совпадал с тем типом людей, которых Харел приглашал к себе на работу. Он считал свое дело важным и совершенно не заботился о таких «мелочах», как умение вести себя в обществе и знание вин. А как показала практика, для успешной работы агента это были отнюдь не мелочи.[8]
Ко времени начала войны за Суэц авторитет Харела за границей был невероятно высок. Одна из его операций даже обеспечила ему место в первой пятерке разведывательных организаций мира.
Речь идет об одном советском документе. 25 февраля 1956 г. на закрытом заседании съезда Коммунистической партии Никита Хрущев выступил с разоблачением Иосифа Сталина, обвинив его в создании культа личности, казнях по фальшивым обвинениям коммунистов, пытавшихся противостоять его политике, развале сельского хозяйства и т. д. Сталин был также обвинен в том, что вторжение Гитлера застало страну неподготовленной, а также в стратегических ошибках во время войны. Сталин, по словам Хрущева, был ответственен и за разрыв с Югославией в 1948 г.
Речь Хрущева была мировой сенсацией. Она подтвердила то, что Западу было уже известно о режиме Сталина в России и в подвластных ей странах. Однако речь его была страшной силы ударом и по коммунистическим партиям Запада, особенно по просталинским лидерам в правительствах восточноевропейских стран. В связи с этим достать ее полный текст было невозможно, и лишь краткое ее изложение было оглашено.
Аллен Даллес из ЦРУ стремился во что бы то ни стало раздобыть полный текст речи Хрущева и опубликовать его. Началось настоящее состязание разведывательных служб Запада.
В России у Харела был только один квалифицированный агент. Он был самым глубоко затаившимся из всех агентов. Собственно, его держали на всякий случай, в частности, если бы возникла необходимость нелегальным путем вывезти из России выдающихся еврейских деятелей, окажись евреи в этой стране в опасности.
Агент Мосада в России имел четкие инструкции. Он не мог принимать участия в каких-нибудь нелегальных операциях, не мог подвергать себя опасности разоблачения. Израильтянам было очень хорошо известно, что грозило бы трем миллионам евреев, запертых в Советском Союзе, если бы там была обнаружена группа израильских шпионов. Исер Харел понимал, что его агент вряд ли сможет найти в России что-нибудь недоступное ЦРУ.
Речь Хрущева, однако, представлялась израильтянам настолько важной, что Харел просил агента попытаться ее раздобыть. Агенту самому надлежало решить, в какой степени он может рисковать, и было предписано отказаться от задания, если окажется, что его собственная безопасность находится под угрозой.
И агент, получивший такое, казалось бы, необязательное для него задание, сумел его выполнить, опередив своих коллег — агентов сильнейших международных разведок.
ЦРУ обшаривало Россию и Восточную Европу от границ до границ в попытке за любую цену приобрести текст. Участвовала в этой гонке и британская разведка, которая надеялась таким образом поднять свой утерянный в результате серьезных просчетов престиж.
Как удалось агенту Мосада выполнить это задание, до сих пор остается секретом, причем строго хранимым. В таком же секрете сохранялся сам факт удачи израильской разведки там, где все остальные потерпели фиаско. В подробностях вся эта история известной не станет, может быть, никогда, во всяком случае до тех пор, пока живы люди, которым эта информация может повредить.
Однако можно с известной степенью достоверности предположить, что у агента Мосада была налажена связь с младшим дипломатом посольства одной из Восточно-Европейских стран. Связь эта существовала на случай, если бы понадобился паспорт для кого-то из советских евреев, вынужденных срочно покинуть Россию. Этот дипломат, видимо, смог получить непроверенную копию речи и отправить ее дипломатической почтой в свое министерство иностранных дел. Там она была передана его приятелю, который знал, что дипломат переправляет из Москвы кое-какие документы контрабандой. Это в то время было делом обычным. Получив пакет, приятель отправился в ресторан, название которого ему было указано раньше, и там, встретившись с другим агентом, передал ему пакет с бумагами, получив в обмен пакет — с пятью тысячами долларов.
