Трое молодых людей, двое мужчин и девушка, ужинали, когда к ним подошел крупный, элегантно одетый господин, уселся за стол и знаком приказал им сохранять спокойствие. В одной руке он держал салфетку, которую на мгновение откинул, чтобы показать им небольшой пистолет. Прикрыв его вновь, он вежливо и словоохотливо объяснил, что он полковник израильской армии. Широким жестом он указал на окружающих (на самом деле обычных местных посетителей ресторана), которых охарактеризовал как израильских военных различных рангов. Снаружи, сказал он (и это было правдой), их ожидали хорошо вооруженные израильские агенты. Он не желал причинить молодым людям никакого вреда. Он видит в них лишь оступившихся, непослушных детей, попавших в дурную компанию. Как только они закончат свой ужин (а он намерен к ним присоединиться), он пойдет с ними в отель, отберет оружие, взрывчатку и документы, которые у них окажутся, задаст им несколько вопросов и первым же самолетом на следующее утро отправит их в Бейрут. Нисколько не торопясь, очень предупредительно, израильтянин настаивал на том, чтобы они продолжали ужинать, принимал участие в выборе блюд и напитков. Все трое, совершенно им загипнотизированные, жевали с трудом. Он же, напротив, ел с удовольствием, не переставая при этом говорить о проблемах Израиля и Ближнего Востока.
В отеле молодых арабов сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и допросили. Затем предупредили, что в следующее их появление в Европе с подобной целью их встретят совсем по-другому.
Наутро несостоявшиеся террористы были доставлены в аэропорт, где им вручили билеты в Бейрут, за которые было уплачено деньгами за их билеты в Тель-Авив. Через две недели родители двоих из них получили письма, врученные им непосредственно. В письмах содержалось предупреждение о том, что ждет их детей, если они повторят свою попытку. Надо думать, что их террористическая карьера на этом закончилась.
Никто в мире не догадывается, как много раз попытки захвата самолетов в самых разных точках земного шара были сорваны благодаря предупреждениям, посланным Мосадом в крупнейшие международные аэропорты.
Когда Меир Амит уходил в отставку, начальники западных служб безопасности выразили в письменной форме свое единодушное признание его роли и роли Мосада в обуздании международного терроризма, который удалось, если не уничтожить, то по крайней мере ограничить и дать миру какое-то время для организации защиты. Ни у кого не возникало сомнений в том, что Меир Амит заложил основы для этой организации.
Меир Амит удвоил численность сотрудников Мосада, начал программу внедрения в практику его работы достижений современной техники (которая и в дальнейшем продолжала совершенствоваться), ввел новые оперативные приемы, действующие до сих пор и — что очень существенно, — положил конец уходящим в далекое прошлое распрям между Мосадом и Военной разведкой.
Мосадовские сотрудники во времена Исера Харела были асами по части решения сложных проблем и с подобными задачами справлялись без труда. Харел проводил свои крупные операции, когда это ему требовалось, в тесном сотрудничестве с канцелярией премьер-министра.
Меир Амит формировал деятельность Мосада совсем по другому. Он не испытывал на себе подавляющего влияния такой выдающейся личности, как Давид Бен-Гурион. Дорогостоящие, масштабные, эффектные операции время от времени еще предпринимались и Меиром, но основным в функциях Мосада была непрекращающаяся повседневная разведывательная работа.
В самом Мосаде Амит пользовался заслуженным авторитетом, но после его ухода многие надеялись, что руководство организацией будет поручено гражданскому лицу. Существовали (да и поныне существуют) серьезные аргументы в пользу сохранения за Мосадом статуса гражданской организации.
Конечно, в вопросах, касающихся национальной безопасности, военные всегда играли заметную роль. Авторитет Генерального штаба в израильской общественной жизни огромен. К тому же после Шестидневной войны он неизмеримо вырос. Но с течением времени в израильской армии, которая всегда гордилась своими спартанскими традициями, появились генералы, стиль жизни которых соответствовал культу, создававшемуся вокруг них. Генерал Эзер Вейцман об этой новой поросли офицеров высказался достаточно едко: «Они не носят галстуков, зато рубашки у них восьмидесятидолларовые!» Еще более резко выразился по этому поводу незадолго до своей смерти Давид Бен-Гурион: «Это настоящая трагедия. Израильские генералы чувствуют себя теперь генералами!»
Генералы появились не только в армии — везде: в политике, в промышленности, в университетах и культурных учреждениях. Создалось нечто вроде масонской ложи, состоящей из ушедших в отставку офицеров Генерального штаба, которые пользовались влиянием во всей системе правительственных учреждений.
В идеале, Мосад мог бы стать противовесом этому влиянию. Но трудно было представить себе, что кто-либо из гражданских деятелей смог бы противостоять генералам. Слишком велик был авторитет военных. Гражданский руководитель был бы вынужден следовать курсом военных или быть ими раздавленным. Так что лучше было Мосаду иметь в качестве руководителя все же генерала, знакомого с закулисной активностью в министерстве обороны, чем гражданского деятеля, находящегося в состоянии постоянного конфликта с ним. Исеру Харелу удавалось в течение некоторого времени лавировать, но его поддерживал сам Давид Бен-Гурион. И времена были другие, и армия не та.
Единственным подходящим кандидатом из гражданских чиновников был пятидесятилетний Эхуд Авриель, человек с огромным опытом, накопленным и на правительственной службе, и в области разведывательной деятельности. Он возглавлял канцелярии Бен-Гуриона в бытность его премьер-министром, и Леви Эшкола в бытность того министром финансов. При Голде Меир, когда она занимала пост министра иностранных дел, Авриель был ответственным за отделение, ведающее африканскими странами, и международное сотрудничество. Попытка ввести Авриеля в высший эшелон системы разведки уже однажды предпринималась. После того как Исер Харел окончательно ушел со своего поста помощника премьер-министра по делам разведки, некоторые пытались добиться назначения Авриеля на эту должность. Но Меир Амит, который к этому времени укрепил свое положение, этому воспротивился. Перед отставкой Амит пытался вновь использовать свое влияние, чтобы не допустить прихода на свое место Авриеля, мотивируя это тем, что тот не военный. Кроме того, таким образом он надеялся продлить срок своего пребывания в Мосаде.
Амит и премьер-министр Эшкол никогда не ладили, в особенности после «дела Бен-Барки». Амит с пренебрежением относился к Эшколу, не способному, по его мнению, принимать решения вообще, а Эшкол всегда опасался, что Амит втянет правительство в какую-нибудь очередную взрывоопасную «авантюру».
Надо, однако, отдать должное и Эшколу. Вся его деятельность как руководителя правительства была омрачена «делом Лавона» и «делом Бен-Барки», так что он полностью отдавал себе отчет в том, что происходит, когда глава разведки действует бесконтрольно.
Амит был человеком в себе уверенным, личностью яркой и сильной, и Эшкол не мог не понимать, что контролировать его — дело нелегкое.
После ухода Харела было введено правило, по которому должность начальника Мосада утверждается не более чем на пять лет. Меир Амит настаивал на продлении этого срока на том основании, что некому было его заменить. Но на этот раз Эшкол оказался тверд.
Казалось, что кандидатура Эхуда Авриеля должна быть утверждена беспрепятственно, несмотря на возражения армии. Однако сторонники Авриеля вскоре убедились в том, что он постоять за себя не может. При всех своих достоинствах, Эхуд Авриель, по свидетельству одного из его друзей, слишком благороден для того, чтобы заниматься интригами себе на пользу.
В конце концов Эшкол снова пришел к компромиссу. Он назначил руководителем Мосада генерала, ожидающего отставки, который никогда в своей жизни никакой деятельностью, близкой к разведывательной, не занимался. По своему характеру он совершенно не походил на боевого генерала из тех, которыми так гордился Израиль.
