— Нет, — Аллен нажал кнопку переговорного устройства: — Акустик! Начать поиск в режиме кругового обзора. — Немедленно раздались характерные гудочки подводного поиска. — Пусть попрактикуются, — сказал он Джордану.

Тот пробурчал что-то одобрительное.

Аллен повернулся к Сторджису:

— Самый полный вперед!

Рулевой двинул ручку телеграфа до отказа. Четыре могучих двигателя взревели на более высокой ноте, синие клубы дыма вырвались из выхлопных труб, забурлила вода в туче радужной, пронизанной солнцем пены. Схватка с волнами сделалась еще яростнее, форштевень стал теперь не клинком, а дубиной, пустые цистерны издавали низкое гулкое гудение, похожее на удары большого храмового барабана. Белый бурун за кормой протянулся до самого горизонта, полотнища воды взлетали высоко в небо и потоками обрушивались на мостик — все вымокли до нитки. Брент пригнулся за стеклом, крепче вцепился в него, подпрыгивая на палубе, как в седле несущейся карьером лошади. Очень быстро с непривычки заболели мышцы бедер и икр. Упоение исчезло.

Аллен снова нажал кнопку:

— Центральный пост! Показания питометра![18]

— Гидродинамический лаг показывает двадцать пять узлов, сэр!

— Отлично! Машинное отделение!

— Говорит лейтенант Данлэп, сэр. Двигатели и силовые установки работают нормально.

— Отлично. Центральный! Лейтенант Уильямс! Что у вас?

После небольшой заминки раздался голос старшего помощника:

— Все посты работают нормально.

Бешеная скачка ко всеобщему облегчению прекратилась.

— Я бы посоветовал, сэр, сейчас подзаняться с командой, — сказал Джордан.

— Верно, — Аллен повернулся к Бренту. — Сейчас будем отрабатывать атаки и тревоги до посинения. И разумеется, борьба за живучесть корабля — пожар, пробоина, аварии, отказы и все прочее.

— Всплытие-погружение тоже, сэр?

— Да, но «всухую»: цистерны продувать не будем.

— Правильное решение, сэр, — одобрил Джордан.

И битых четыре часа команду мучили учебными тревогами, снова и снова отрабатывая последовательность действий и доводя их до автоматизма. Аллен и Джордан оставили Брента на мостике, потом он спустился на свой пост, а его место по очереди занимали другие офицеры. Аллен и Джордан методично и скрупулезно следили за работой каждого боевого поста, давали «вводные», что-то занося в черные записные книжечки. Наконец, когда солнце покатилось за горизонт, а экипаж находился при последнем издыхании, адмирал снова вышел на мостик и повернул лодку к дому.

— Милый, прости… Сегодня мы не сможем с тобой увидеться…

Брент до боли стиснул телефонную трубку.

— Почему, Дэйл? Что случилось?

— Меня вызывают в Вашингтон. Срочно. Лечу ближайшим рейсом.

— А когда вернешься?

— Не знаю… Не знаю! — голос ее дрогнул.

— Но контора твоя — в Нью-Йорке?

— Да, Брент.

— Значит, вернешься.

— Вернусь… А когда — неизвестно.

Брент стукнул кулаком по ящику таксофона.

— Мы скоро уходим…

— Да, Брент…

— Напиши мне или дай радиограмму.

— Хорошо. Брент… Я хочу тебе сказать: ты очень много значишь для меня. Ты — все! Пожалуйста, будь осторожен.

— Я все время про тебя думаю, Дэйл.

— И еще, Брент… Знаешь… Я люблю тебя.

Крепко прижав трубку к уху, он стиснул челюсти.

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я произносила эти слова… Мы с тобой оба старались избегать их.

— Нет, я хочу, чтобы ты говорила… — Он вздохнул. — И я люблю тебя, Дэйл.

— Я так счастлива, Брент… Мне так хорошо!

— Когда мы увидимся, я сделаю так, что тебе будет еще лучше!

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

— Брент, мне пора… Мне надо бежать…

Выйдя из будки, Брент сунул руки в карманы штормовки и медленно зашагал назад — на «Блэкфин».

Двое суток спустя лодка совершила свое первое погружение. На мостике стояли Аллен, Джордан, Брент Росс и рулевой Сторджис. Погода была идеальной — чистое небо, безмятежно-спокойное море с еле заметным волнением. Легкий, двухбалльный бриз дул с северо-востока. Нервы у всех были натянуты как струны. «Блэкфин» вышел из нью-йоркской гавани и добрался до квадрата, где глубина была около ста фатомов[19].

— Торопиться поначалу не будем, — сказал Аллен Джордану, и старый подводник кивнул в знак согласия. — Всем постам! По местам стоять, к погружению!

Брент, склонившись к люку, ведущему в рубку, отрепетовал команду. В ту же минуту подводники в каждом отсеке, на каждом боевом посту принялись готовить лодку к погружению, задраивая переборки и клапаны и выполняя десятки других операций, предшествующих уходу лодки на глубину. Аллен склонился над машинным телеграфом:

— Докладывать о готовности!

Аллен и Джордан, добиваясь полной, почти балетной согласованности действий, требовали, чтобы свободные от вахты офицеры лично проверяли готовность каждого отсека к погружению вне зависимости от того, сколько зеленых огоньков зажглось на «рождественской елке».

— Носовой торпедный отсек готов! — раздался голос Фредерика Хассе.

— Центральный пост готов! — доложил Уильямс.

Затем сообщили о готовности штурман Каденбах и старший механик Данлэп.

Аллен произнес новую команду, и прижатые к корпусу носовые горизонтальные рули, похожие на исполинские листья, задрожали и стали подниматься, пока их ведущие кромки не оказались в воде под прямым углом к корпусу.

— Впередсмотрящие — вниз!

Оба матроса торопливо скатились с наблюдательной площадки и юркнули в люк. Аллен, оглядевшись по сторонам, заметил, что рули уже слегка задрали нос лодки над поверхностью воды.

— Ну, с Богом! Очистить мостик!

Первым спустился с мостика в рубку Брент, за ним — Джордан. Оба стали перед компьютером управления торпедами. Еще через несколько мгновений Сторджис занял свой пост у штурвала и пульта управления, акустик Пит Ромеро сел перед гидроакустической станцией, телефонист Рэндольф Дэвидсон надел наушники с микрофоном. Старшина второй статьи Тадаси Такигути склонился над прибором радиолокационного обеспечения. Штурман Чарли Каденбах подошел к маленькому прокладочному столу.

Спускаясь последним, адмирал, взявший сегодня на себя обязанности дежурного по кораблю, всей ладонью нажал на ревун боевой тревоги и крикнул:

— Погружение!

Всю лодку заполнил звук, похожий на те, что издавали когда-то клаксоны первых автомобилей: «Оу-у-у! Оу-у-у!» Адмирал, пятясь по трапу, дернул за штертик[20], с металлическим грохотом захлопнул за собой люк и, энергично крутя стальной штурвальчик задрайки по часовой стрелке, герметически закрыл его. Потом сошел по трапу в рубку. Одновременно матросы на посту погружения передвинули рычаги — с лязгом открылись клапаны вентиляции палубных цистерн.

Для проверки герметичности в лодку под давлением стали нагнетать воздух, и Брент почувствовал, как заложило уши.

— Зеленый! — крикнул матрос, следивший за лампочками на панели: зажглись указатели открытия забортных отверстий и приема балласта.

— Добро, — кивнул адмирал и крикнул в центральный пост: — Продуть носовую цистерну! Погружение на шестьдесят четыре фута. Перископ, значит, высунется на два с половиной фута, — добавил он, обращаясь к Джордану.

— Есть шестьдесят четыре фута! — отозвался энсин Бэттл и, склонившись к своим рулевым-горизонтальщикам, стал что-то им тихо втолковывать.

Аллен обернулся к Чарли Каденбаху, глядевшему на карту и вертевшему в руках параллельную линейку.

— Штурман, глубина под килем?

— Сто десять фатомов, сэр.

Брент слышал, как гудит воздух, вытесняемый из главных цистерн устремившейся туда забортной водой, как зажужжали генераторы. Лодка наклонилась. Вода, забурлив, поглотила мостик и рубку, сомкнулась за зелеными стеклами маленьких иллюминаторов. Лодка погрузилась, и в отсеках мгновенно установилась странная тишина: еще сильнее заложило уши, и несмотря на включенную вентиляцию, в главном посту, тесно заполненном людьми, сразу стало жарко и душно, запахло потом. В красноватом свете походных ламп лица приобрели неестественный розовый оттенок.