– Но если преступники пожелают вырезать входной люк автогеном…

– Автогеном? – переспросил я; признаюсь, не сразу удалось вспомнить, что же именно означает это слово. – Автогеном невозможно вскрыть корпус межзвездного корабля. Куда проще угнать корабль, не имеющий хозяина, который стоит с неактивированным бортовым компьютером на приколе в магазине.

– Хорошо, Сэмми, пусть будет так, как ты скажешь, – кротко согласилась Натс.

– Спасибо, я рад, что ты меня поняла, – я направился к выходу.

Но она остановила меня неожиданной фразой:

– Я чувствую, что мешаю тебе, но не прогоняй меня. Я тебе еще пригожусь.

– Да, конечно, – улыбнулся я. – Поговорим об этом чуть позже.

Для посадки на Баунти я выбрал площадку, отстроенную на высоте шести километров над уровнем местного ординара. Согласно лоции, планета имела довольно плотную атмосферу, и на высоте около двух километров обычным делом являлся плотный облачный покров. Господин Гнук предусмотрительно построил несколько площадок в горах – это позволяло наблюдать звездное место прямо в местах посадок, не совершая дополнительных перелетов.

При посадочном маневрировании я заметил здание, похожее то ли на ограненный алмаз, то ли на сложную призму, удачно вписанное в громадную скалу, круто возвышавшуюся над ледником. Как я предположил, это была гостиница для туристов, пожелавших разместиться вне корабля. Кроме того, прозрачное строение являло собой отличную обсерваторию.

«Фунт изюма» имел прекрасное соотношение между мощностью посадочно-разгонных двигателей и стандартной массой. Он обладал громадным запасом мощи, был легко управляем и безопасен. Сели мы на Баунти безо всякого трепета и с первой же попытки – даже радиолуч наведения был не нужен.

Лориварди Гнук нас уже ждал. Еще до касания бетонной площадки он вышел на связь:

– Прекрасное маневрирование, господин Йопи-Допи! Чувствуется рука мастера: никакого рысканья, никакого тангажа, сразу в десятку! Выходя из корабля, наденьте теплые ногоступы и не забудьте шапку-пидарку. За бортом замерзает вода.

Я не стал облачаться в одежду, купленную на Голубом Пепедуке, дабы ничто не указывало на мою связь с этой планетой, сунул ноги в старые боты из керамзитовой кожи и нацепил островерхую шапку из мохнатой чешуи полярного персефонского сома. Под длинный плащ-глушитель – традиционное сари из блестящего селенита, в рукавах – два мощных пистолета: термокинетический и пьезогасящий. Принимая во внимание полудюжину химических гранат с эффектом «принудительного мозжечкового спазма», подвешенных на специальных ложементах под коленями, мой арсенал получился очень даже неплохим – мощным, грубым и в ближнем бою весьма убедительным.

В ярком свете посадочного прожектора грузовой лифт опустил меня на пандус. Справа и слева высились громады гор, плохо различимые в ночи, а бетонная площадка исчезала за границами светового круга. Примерно в трех километрах от нее можно было видеть освещенную стеклянную конструкцию – то самое замысловатое строение, что я заметил еще при посадке. От него в сторону бетонной площадки вела широкая дорога, изгибавшаяся прихотливой лентой. На дороге я различил пару ярких огней – не иначе как Лориварди Гну к спешил пожать мне руку.

Погода оказалась отнюдь не столь холодной, как предостерегал хозяин планеты. Отсутствовал ветер. То ли атмосфера тут всегда отличалась удивительной тишиной, то ли место для постройки космодрома выбирал толковый специалист, знакомый с таким понятием, как роза ветров. Температура тихого, стоялого воздуха – всего лишь три градуса ниже нуля. При такой температуре все нормальные казаки ходят без головных уборов, перчаток и даже без трусов под комбинезонами.

Кстати, для особенно тупых поясню, что, говоря о трех градусах ниже нуля, я имел в виду, разумеется, температурную шкалу Цельсия, а не какую-либо иную концептуальную систему счисления температур.

Меня удивило богатство местной атмосферы кислородом. В той газовой среде, что я вдыхал, его было процентов пять, никак не меньше! Чувствовалась большая работа хозяина планеты по улучшению газового баланса. Сколько же миллионов тонн льда он расплавил для обеспечения подобного соотношения?

Я пощелкал пальцами, активируя бортовой компьютер.

– Слушаю и повинуюсь, – проплакал он мне в уши через скрытый в левом ухе динамик.

Угроза форматирования хорошо подействовала! В следующий раз надо пригрозить установкой параллельно работающей операционной системы.

– Слушай, Робертино, – приказал я, – луч прожектора удерживай на мне. Ясно?

– Так точно!

– Отмена приказа – двойной щелчок пальцами.

– Понятно.

– Все, отключайся!

Я зашагал по пандусу вниз. Луч посадочного прожектора двинулся следом, удерживая меня в центре освещенного круга. Хороший у меня прожектор. Надо бы узнать в спецификации, какова его светимость в канделах, уж больно яркий он давал свет, не ослепнуть бы!

Лориварди Гнук подъехал на роскошном «файрболле» с адаптивной раскраской корпуса. Мой прежний «тандерберд» с золотыми рогами был, конечно, получше, но и машинка господина Гнука весьма неплоха для отдаленной планеты. Похоже, господин Гнук большой сноб и не меньший зануда. Тот, кто считает себя инженером человеческих душ, должен понять, что именно я хотел сказать этой фразой.

«Файрболл» вырулил на посадочную площадку и, заложив вираж перед самыми моими ступнями, встал передо мною. Стеклянный купол съехал назад, и череп кистеперой рыбы обворожительно мне улыбнулся (надеюсь, все видели во сне, как улыбается акула или кистеперая рыба?)

– Господин Йопи-Допи! Рад вас видеть на Баунти!

– Можно просто Сэмми, – разрешил я, – мне нравится ваш небосвод.

Я поднял глаза вверх, демонстрируя восхищение.

– Это же прекрасно, Сэмми! Садитесь ко мне! – пригласил господин Гнук. – Чашка прекрасного бренди скрасит сегодняшний вечер.

«Чашка» бренди, «ковшик»… Где-то напиток чайного цвета измеряют кувшинами. Правда, пока еще никто в нашей Вселенной не додумался пользоваться в качестве единицы меры тазиком.

Я нырнул в ласковое чрево «файрболла», и адаптивное кресло ласково приняло меня в свои объятия. Разумеется, я не забыл дважды щелкнуть пальцами, дабы бортовой компьютер понял, что не надо водить прожектором по всему летному полю, отслеживая мои перемещения.

Автомобиль с беззвучным двигателем на твердотельном водороде домчал нас до стеклянного здания минуты за две. Я едва успел переброситься с Лориварди парой фразой о температуре воздуха.

Да, похожее на бриллиант здание оказалось гостиницей и очень даже недурной. Мраморный пол с подогревом инкрустирован изящными хризолитовыми аппликациями, сквозь сверхпрочный потолок на нас глядели придвинувшиеся почти вплотную небеса. Когда Лориварди завел меня на балкон под крышей, открылся маленький фокус… Оказалось, что горы закрывали от находящегося внизу наблюдателя громадную багрово-красную планету, опоясанную чередой разноцветных колец. При взгляде с балкона это чудо природы, имевшее угловой размер не менее десяти градусов, было хорошо видно. Планета уместилась как раз между двумя высоченными пиками.

Лориварди не без самодовольства спросил:

– Ну, господин Йопи-Допи, как вам наша Мата Хари?

– Замечательно! Просто потрясающе! – Мой восторг был совершенно искренен. – Никогда ничего похожего не видел. Каков же ее угловой размер?

– Реальный – девять и три четверти. Но из-за атмосферного искажения – почти одиннадцать градусов.

– Шикарно, шикарно! Вам вообще не нужна звезда, достаточно света, отраженного Матой Хари.

Подкатил робот-официант, мы взяли чашки с бренди. Если не ошибаюсь, это был «Плачущий Гоблин» с привкусом генетически модифицированного перца, очищенный коровьим молоком. Сейчас, когда молоко коровы из-за пандемии на Земле перестало использоваться в качестве продукта питания, его основная пищевая ценность свелась как раз к использованию в качестве лучшего ферментативного фильтра.