Все молчали. Через распахнутые в летнюю ночь окна доносились телефонные звонки в кабинете диспетчера на первом этаже. Сигнальные огни моргали над пустынными полями, которые некогда были оживленным железнодорожным узлом.
Митчем посмотрел в сторону депо: там, в туманном свете, вырисовывались силуэты нескольких паровозов.
— Туннель… — начал было он, но замолчал.
— …длиной восемь миль, — жестко закончил главный диспетчер.
— Я просто подумал вслух, — огрызнулся Митчем.
— Об этом лучше даже не думать, — спокойно посоветовал Брент.
— Я ничего не сказал!
— О чем тебе, Билл, говорил Дик Хортон, прежде чем уйти? — слишком уж невинным тоном, как о чем-то постороннем, спросил главный механик. — Случайно, не о сломанной системе вентиляции туннеля? Он не говорил, что туннель теперь небезопасен даже для дизелей?
— Зачем вы об этом вспомнили? — прошипел Митчем. — Я ничего не говорил! — Дик Хортон, главный инженер отделения, ушел через три дня после его назначения.
— Так, просто вспомнил, — с тем же невинным видом ответил главный механик.
— Послушай, Дэйв, — произнес Билл Брент, зная, что Митчем протянет еще целый час, но не предложит ничего путного. — Ты же прекрасно понимаешь, что мы можем сделать только одно: задержать «Комету» в Уинстоне до утра, дождаться состава номер 236, протянуть «Комету» его дизелем через туннель, а на другом конце дать ей лучший паровоз для окончания рейса.
— На сколько часов она опоздает?
Брент пожал плечами.
— На двенадцать… или восемнадцать, кто знает?
— Восемнадцать часов для «Кометы»?! Господи, такого прежде не бывало!
— Ничего из того, что с нами происходит теперь, прежде не случалось, — устало констатировал опытный Брент.
— Но в Нью-Йорке нами будут недовольны! Во всем обвинят нас!
Брент снова пожал плечами. Месяц назад он счел бы такую несправедливость вопиющей, сегодня он стал мудрее.
— Думаю… — жалко протянул Митчем, — думаю, нам больше ничего не остается.
— Больше ничего, Дэйв.
— Господи! Почему все это случилось с нами?
— А кто такой Джон Голт?
Только в половине третьего ночи «Комета», прицепленная к старому маневровому паровозу, прибыла к стоянке на запасных путях Уинстона. Кипящий возмущением Кип Чалмерс поглядывал на редкие лачуги на темных склонах и одряхлевшее здание вокзала.
— Ну, и что? Для чего нас здесь оставили? — вскричал он и вызвал звонком проводника.
Как только движение возобновилось, его страх улетучился и обратился в гнев. Чалмерс чувствовал себя обманутым, как будто его просто так, шутки ради, заставили перепугаться. Его компаньоны по-прежнему сутулились за столиками в салоне, слишком перенервничав, чтобы заснуть.
— Надолго ли? — бесстрастно переспросил проводник. — До утра, мистер Чалмерс.
Потрясенный Чалмерс воззрился на него.
— Мы будем торчать тут до утра??
— Да, мистер Чалмерс.
— Но у меня сегодня вечером в Сан-Франциско съезд!
Проводник не ответил.
— Почему? Почему мы должны стоять? Что, черт возьми, произошло?
Медленно, терпеливо, с официальной вежливостью, проводник дал ему полный отчет о сложившейся ситуации. Но много лет подряд, сначала в школе, а потом в колледже, Кипа Чалмерса учили, что человек не должен жить, руководствуясь здравым смыслом.
— Будь проклят ваш туннель! — кипятился он. — Вы что, думаете, я позволю вам задержать меня здесь из-за какого-то несчастного туннеля? Думаете, из-за вашего туннеля можно нарушить важнейшие государственные планы? Скажите машинисту, что я должен быть в Сан-Франциско к вечеру, и он обязан меня туда доставить!
— Как?
— Это ваша работа, а не моя!
— У нас нет такой возможности.
— Так найдите способ, разрази вас Бог!
Проводник не ответил.
— Думаете, я позволю вашим жалким техническим проблемам вмешаться в крайне важные общественные события? Да вы хоть знаете, кто я? Скажите машинисту, чтобы немедленно обеспечил движение, если ему дорога его работа!
— Машинист получил все необходимые распоряжения.
— К черту распоряжения! Сегодня я отдаю распоряжения! Прикажите ему двигаться немедленно!
— Возможно, вам лучше поговорить с начальником станции, мистер Чалмерс. У меня нет полномочий отвечать вам надлежащим образом, — с этими словами проводник ушел.
Чалмерс вскочил на ноги.
— Послушай, Кип, — неуверенно произнес Лестер Такк, — может, и правда… может быть, они не могут этого сделать.
— Смогут, если их заставить! — огрызнулся Чалмерс, решительным шагом направляясь к двери.
Много лет назад, в колледже, его учили, что единственным эффективным средством, побуждающим людей к действию, является страх.
В обшарпанном офисе вокзала Уинстона он обнаружил сонного мужчину с обрюзгшим лицом и испуганного юношу, сидевшего за столом оператора. В молчаливом столбняке они внимали потоку столь отборного сквернословия, какого не слышали прежде даже от местных бандитов.
— …это не мои проблемы, как вы проведете поезд через туннель, сами выкручивайтесь! — заключил Чалмерс. — Но если вы не достанете мне локомотив и не отправите поезд, можете распрощаться с рабочими местами, с разрешениями на работу вообще и со всей вашей чертовой железной дорогой!
Начальник станции никогда не слышал о Кипе Чалмерсе и понятия не имел, какой пост он занимает. Зато он знал, что настали дни, когда неизвестный человек с неопределенным положением может обладать неограниченной властью — властью распоряжаться жизнью и смертью.
— Это зависит не от нас, мистер Чалмерс, — умоляющим тоном объяснял он. — Мы здесь не отдаем распоряжений. Приказы поступают из Сильвер-Спрингс. Может быть, вы позвоните мистеру Митчему и…
— Кто такой мистер Митчем?
— Управляющий отделением Сильвер-Спрингс. Может быть, вы пошлете ему сообщение, чтобы…
— Я не собираюсь связываться с каким-то управляющим отделением! Я пошлю сообщение Джиму Таггерту, вот что я сделаю!
Прежде чем начальник станции успел опомниться, Чалмерс повернулся к юноше и приказал:
— Ты, запиши и отправь немедленно!
Месяц назад такое сообщение начальник станции не принял бы ни у кого из пассажиров, правила это запрещали, но сегодня он больше не был уверен ни в каких правилах.
«Мистеру Джеймсу Таггерту, Нью-Йорк. Задержан на »Комете» в Уинстоне, штат Колорадо, вследствие некомпетентности ваших людей, отказавшихся предоставить мне локомотив. Вечером должен присутствовать в Сан-Франциско на съезде общенациональной важности. Если вы немедленно не пустите мой поезд, за последствия не ручаюсь. Кип Чалмерс».
После того, как юноша послал телеграмму по проводам, протянувшимся от столба к столбу через весь континент, подобно стражникам, охранявшим железную дорогу Таггертов, а Кип Чалмерс вернулся в свой вагон ждать ответа, начальник станции позвонил Дэйву Митчему, своему другу, и зачитал ему текст телеграммы. В ответ раздался стон Митчема.
— Думаю, я должен был сказать тебе, Дэйв. Я никогда не слышал об этом парне, но, возможно, это важная шишка.
— Да ты что! — простонал Митчем. — Кип Чалмерс! Его имя то и дело печатают в газетах вместе со всей верхушкой. Не знаю, кто он там, но он из Вашингтона, и у нас шансов нет. Господи Иисусе, что же делать?
У нас нет шансов, подумал оператор «Таггерт Трансконтинентал» в Нью-Йорке и передал телеграмму домой Джиму Таггерту. В Нью-Йорке время приближалось к шести утра, и Джеймс Таггерт очнулся от беспокойного сна наполовину бессонной ночи. Выслушав сообщение по телефону, он обмяк, ощутив тот же страх, что и начальник Узла Уинстон, и по той же причине.
Он позвонил домой Клифтону Лоси. Весь гнев, который Джим не мог обратить на Кипа Чалмерса, обрушился на Лоси.
— Сделайте что-нибудь! — орал Таггерт. — Мне все равно, что вы придумаете, это ваша работа, а не моя, но проследите, чтобы поезд пошел! Что, черт возьми, происходит? Я никогда еще не слышал, чтобы «Комету» задерживали! Так-то вы руководите своим департаментом? Хорошенькое дело, важные пассажиры уже посылают мне телеграммы! Когда дорогой управляла моя сестра, меня, по крайней мере, не будили посреди ночи по поводу каждого гвоздя, сломавшегося в Колорадо!