— Но оставить дорогу им! — простонала Дагни. — Отказаться от нее… Отказаться от «Таггерт Трансконтинентал» теперь, когда она… Она же совсем как человек…

— Была. Но все кончено. Оставь ее мародерам. Она не принесет им добра. Пусть все идет, как идет. Нам она не нужна. Мы можем ее построить заново. Они не могут. Мы выживем без нее. Они не выживут.

— Но нас заставили отречься и сдаться!

— Дагни, мы, которых убийцы человеческого духа прозвали «материалистами», мы — единственные, кто знает, как мало значат материальные объекты, потому что значение и цену этим объектам даем мы. Мы можем себе позволить временно сдаться, чтобы создать нечто более значительное. Мы — душа, без которой железные дороги, медные рудники, сталелитейные заводы и нефтяные месторождения всего лишь тела, тупые организмы. Они словно сердце, день и ночь бьющееся, выполняя священную функцию поддержки человеческой жизни, но лишь до тех пор, пока остаются нашим телом, материальным выражением и достижениями. Без нас они станут трупами, их единственной продукцией — яд, а не богатство и пища, трупный яд разложения, превращающий людей в орды стервятников. Дагни, научись понимать природу своей силы и ты поймешь окружающий тебя парадокс. Ты не должна зависеть от материального имущества, это оно зависит от тебя, ты его создаешь, ты владеешь одним-единственным орудием производства. Где бы ты ни оказалась, ты всегда будешь способна производить ценности. Но мародеры, согласно их собственной теории, постоянно находятся в отчаянной, врожденной нужде и всецело зависят от материи. Почему ты не отдашь им то, о чем они просят? Им нужны железные дороги, заводы, шахты, моторы, которых они не могут создать, которыми не могут управлять. Зачем им твоя дорога без тебя? Кто свяжет ее воедино? Кто поддержит ее жизнь? Кто спасет ее, снова и снова? Твой брат Джеймс? Кто его накормит? Кто накормит мародеров? Кто производит для них оружие? Кто даст право обратить тебя в рабство? Жуткое зрелище: битые жизнью мелкие невежды, которые тщатся удержать контроль над тем, что создано гением — кто сделал его возможным? Кто поддерживал твоих врагов, кто выковал твои цепи, кто разрушил твои достижения?

Как будто беззвучный крик заставил ее распрямиться. Он вскочил на ноги, словно пружина, голос зазвучал безжалостным триумфом.

— Ты начинаешь понимать, Дагни, верно? Дагни! Оставь им руины своей железной дороги, брось им все ржавые рельсы, гнилые шпалы и развалившиеся паровозы, но не отдавай своего разума! Не отдавай им своего разума! От твоего решения зависит судьба мира!

— …Дамы и господа, — прервал божественную музыку исполненный паники голос из радиоприемника. — Мы прерываем трансляцию. Специальное сообщение. Рано утром на главной линии «Таггерт Трансконтинентал» в Уинстоне, штат Колорадо, произошла величайшая катастрофа в истории железный дорог, полностью разрушившая знаменитый туннель Таггерта…

Ее крик прозвучал точно так же, как последние крики в темноте взорвавшегося туннеля. Они оба бросились в коттедж, к приемнику, и застыли в безмолвном ужасе. Дагни впилась взглядом в приемник; Франсиско смотрел на ее лицо, и горестный крик Дагни звучал в его ушах до окончания сообщения.

— …Детали происшествия мы узнали от Люка Била, кочегара «Кометы», главного лайнера «Таггерт Трансконтинентал». Сегодня утром Била нашли у западного портала туннеля, без сознания. Он единственный, кто выжил в катастрофе. Вследствие беспрецедентных нарушений правил безопасности, обстоятельства которых в настоящее время не до конца изучены, «Комета», следовавшая рейсом в западном направлении на Сан-Франсиско, была направлена в туннель с паровым угольным локомотивом. Туннель Таггерт, протяженностью восемь миль, был проложен в трудно доступном участке Скалистых гор и считается инженерным чудом, равных которому нет во всем мире. Он построен Натаниэлем Таггертом в эру чистых, бездымных электрических дизелей. Вентиляционная система туннеля не рассчитана для использования дымных угольных паровозов. Посылать в туннель паровоз значило обречь людей на гибель в удушливом дыму, о чем было известно всем служащим отделения железной дороги. Несмотря на это, «Комета» получила приказ отправиться в рейс. Согласно показаниям кочегара Била, влияние дыма начало сказываться, когда поезд углубился в туннель на три мили. Машинист Джозеф Скотт вел поезд на всех парах, в отчаянной попытке достичь максимальной скорости, но старый, изношенный паровоз не справлялся с массой длинного состава. Ситуация усугублялось тем, что дорога шла вверх по склону. Сражаясь со сгущающимся дымом, машинист и кочегар с трудом довели скорость изношенных двигателей до сорок миль в час, когда один из пассажиров, поддавшись панике, дернул стоп-кран. Внезапный толчок сломал воздуховод парового двигателя, исключив тем самым возможность его повторного запуска. Из вагонов раздавались крики. Пассажиры разбивали окна. Машинист Скотт безуспешно пытался запустить двигатель, но, задохнувшись в дыму, потерял сознание.

Кочегар Бил выпрыгнул из паровоза и побежал. Он уже видел западный портал туннеля, когда услышал за спиной взрыв, после чего лишился чувств. Дальнейший ход событий мы выяснили у служащих станции Уинстон. Из их показаний явствует, что специальный военный грузовой состав, груженный взрывчатыми веществами, не получил предупреждения о нахождении впереди на трассе «Кометы». Оба поезда следовали со значительным опозданием и выпали из графика. Случилось так, что грузовой состав получил приказ следовать вперед, не обращая внимания на сигналы, поскольку сигнальная система туннеля вышла из строя. Вопреки правилам, регулирующим скорость, несмотря на частые сбои в работе вентиляционной системы, по молчаливому уговору, машинисты проходили туннель на полной скорости. В настоящее время установлено, что «Комета» остановилась именно в той точке, где туннель круто изгибается. Установлено, что к этому моменту все ее пассажиры были мертвы. Вызывает сомнение, что машинист специального грузового, следуя к повороту со скоростью восемьдесят миль в час, способен был вовремя заметить обзорные окна последнего вагона «Кометы», ярко освещенные при отбытии со станции Уинстон. Известно только, что специальный грузовой врезался в последний вагон «Кометы». Сила взрыва груза специального состава была такова, что выбила окна на фермах в пяти милях от туннеля и обрушила такой объем горных пород, что спасательные команды до сих пор не могут преодолеть участок в три мили, чтобы добраться до поезда. У них нет надежды отыскать выживших. Они уверены, что туннель Таггерта не подлежит восстановлению.

Дагни не двигалась. Казалось, она видит не комнату в своем доме, а сцену трагедии, разыгравшейся в Колорадо. Внезапно она судорожно дернулась и с автоматизмом сомнамбулы схватилась за сумочку, будто та ей немедленно понадобилась. После этого Дагни развернулась и бегом бросилась к двери.

— Дагни! — крикнул ей вслед Франсиско. — Не возвращайся туда!

Но его крик не имел больше над ней власти, словно их разделили многие мили, что протянулись до гор Колорадо.

Франсиско побежал за ней, догнал и схватил за локоть, повторяя:

— Не возвращайся туда! Дагни! Ради всего святого, не возвращайся!

Она посмотрела на него так, словно видела впервые. Франсиско в отчаянии даже был готов сломать ей руку, но Дагни высвободилась с невероятной силой животного, борющегося за жизнь; Франсиско даже на мгновение потерял равновесие. Когда он выпрямился, она, сломя голову, сбегала с холма — так же, как бежал когда-то сам Франсиско, услышав аварийную сирену на заводе Риардена — прямиком к своей машине, стоявшей на дороге внизу.

Прошение об отставке лежало перед ним на столе, и Джеймс Таггерт неотрывно смотрел на него, сгорбившись от ненависти. Он таращился на лист бумаги, словно на заклятого врага, как будто не слова, написанные на нем, а именно бумага и чернила придавали прошению законченность. Он всегда считал мысли и слова неубедительными, но их материального выражения — обязательства — он избегал всю жизнь.