Стол полицмейстер размахнул человек на десять.

— Кого-то еще ждем? — забеспокоился Антоновский. — А я уж швейцара убрал.

— Кто нам нужен-то еще, душа моя? — махнул рукой полицмейстер, — Все здесь. Сейчас за Уфу поговорим и о будущем потолкуем. Близится времечко наше, чую, близится!

Сначала Ирэн не понимала воодушевления полицмейстера и Зубатова, а вот спустя несколько минут сообразила: информация об операции по спасению Богдановича уже на самом верху.

— Ироида Семеновна! — размахивал бокалом полицмейстер, — вы даже не представляете, какую тропинку нам наверх своим присутствием и умением протоптали, да что там тропинку. Тракт мощеный! Вот они! — открыл он пухлый портфель, — Все захватил! Все до единой! — Внутри оказались телеграфные ленты, но не разрозненные полоски, а четко отсортированные и наклеенные на листы писчей бумаги. — Кишиневский погром! — Выдержав паузу, Андрей Леонидович прочел, — Благодарю за принятые меры. За точность информации Курсистке Линьковой выписать премию триста рублей. Вручить лично. Фон Плеве.

«Линьковой? — не сразу сообразила Ирэн, — Триста рулей? Кто такая?»

— Вы это, вы, Ироида Семеновна, — улыбнулся ее замешательству Зубатов, — Курсистка Линькова — это ваш псевдоним по Кишиневской операции.

— Держите, — подал через стол конверт полицмейстер, — Вручаю с удовольствием. Наш «утюг чугунный» нечасто такие милости раздает, хотя мог и побольше…

— Далее! — звучал громкий голос, — Заведующему Особого отдела Департамента полиции Зубатову Сергею Васильевичу…

Чтение продолжалось с переменным успехом почти полчаса.

Ирэн чувствовала, есть в этом какая-то подоплека, но никак не могла понять какая.

«Почему так открыто? — спрашивала она себя, — При Антоновском?» — и улучив, как Зубатов вышел из кабинета, выскочила следом.

— Сергей Васильевич, — шепнула она озабоченно, — Что так открыто-то все? И при Михаил Михайловиче? Это же опасные секреты!

— А вы еще не поняли? — усмехнулся в усы Зубатов. — Благодаря вашей информации наш совместный замысел получает мощеную дорогу прямо к престолу Государя Императора. Две операции проведено и с неплохим результатом. Погодите! — упредил он замечание Ирэн, — Потом! Настала теперь пора нам бумаги, что вы у воров добыли, реализовывать. Времени мало, а как говорят друзья ваши уголовники: карта валит пять минут! Не знаю, сколько мы в Ойске пробудем с текущими делами, но вот, скажите, забавная у нас сегодня компания? — Задал он не совсем понятный вопрос. Ирэн только молча кивнула, — Разноречивая? — еще кивок, — Не буду играть с вами втемную, Ироида Семеновна, — посуровел Зубатов, — Прямой вопрос прямого ответа требует. Вы сейчас присутствуете в начале того, что историки когда-то назовут не иначе как заговор, — твердо закончил сыщик.

— Мы же не за собственный живот деремся, Ироида Семеновна, — под мерный стук колес на стыках рельсов рассказывал Зубатов, — Оперативная работа, она же разная… Бывало так запутаешься с агентурой, что и сам не понимаешь, кто он тебе? Подчиненный или брат родной? Возьмите хоть Антоновского…

Две недели, проведенные после странного застолья в Ойске, слились для Ирэн в один день.

Вопросы Зубатова о ближайших роковых событиях 1903-го года были отнесены на июль месяц и на Бакинские стачки.

Бескровная политическая демонстрация в Баку 10 мая прошла под негласным надзором полиции. Информацию об этом Зубатов отправил еще из Уфы.

— Что так не работать, Ироида Семеновна? — размешивал сыщик в стакане чай, — Одно удовольствие. Всё как по писанному, вот только странно одно мне. Получается, кому суждено умереть — все равно умирает?

— Арина, когда гадала, сказала мне: «сломится во всем», а если убережем кого, так смерть другого обязательно заберет…

— Да-а-а, — протянул Зубатов, всматриваясь в пейзажи за окном, — Мистика, да и только. Кто бы мог подумать, насколько жесткие эти законы бытия. Но главное сейчас не это! Своей цели мы добились, и доверие к нам наверху полное. Даже противник мой Министр внутренних дел аплодирует и премии раздает. Настало время, Ироида Семеновна, нам кадровую перестановочку в министерствах-то и произвести.

История, рассказанная Зубатовым, девушку не порадовала.

«Настоящий заговор, — прислушивалась она к звукам вагона, — Заговор! И дорожку-то я расстелила…»

Сыщику она доверяла. Его бессеребряность, забота и человеческие качества не могли не подкупать. Немного портила общую картину увлеченность работой до самоотречения, но недостатки есть у всех.

Хотя что-то беспокоило Ирэн в сегодняшней ситуации. Она сама не понимала в чем дело. Вроде все просматривается, и замысел Зубатова осветить Императору истинную сущность министра Фон Плеве и его роль в кишиневском погроме имеет под собой серьезные шансы на успех.

Информацию, полученную от Ирэн, сыщик разыграл лучше некуда, и точка, поставленная демонстрацией в Баку, имела не меньший резонанс, чем погром в Кишиневе или ситуация в Уфе.

Полицмейстер Ойска в застолье на комплименты не скупился.

— Вы не представляете, Ирочка, как нам важна точность информации. Никогда бы не поверил в эдакие способности, если бы сам свидетелем не стал. Я же агентурист старый, и удачи у меня бывали и неудачи, но чтобы с такой точностью! А сроки? Три ситуации, и все, как говорили! Бакинцы-то нам опять не верили, мол, откуда? Что?

— Мы же вроде из Уфы информацию передавали, — удивилась Ирэн.

— Дело в том, Ирочка, — «боролся» с куриной косточкой Зубатов, — Что провели вас хоть и по моему ведомству, но по Ойскому филиалу, а главный тут, как ни крути, Андрей Леонидович. Потому он и в курсе всех наших задумок.

«Наших, — глянула тайком на купца Ирэн, — Все понятно кроме его роли», — сердилась девушка на Антоновского, а он взгляд девушки истолковал по-своему и очень довольный прикрыл глаза.

Эти переглядывания не укрылись от полицмейстера.

— Не переживайте, Ирочка, — покровительственно наклонился он к ней, — Здесь чужих нет. Я вас что вместе-то собрал? Есть такое понятие в секретной работе, как расшифровка агентуры. Бывает она односторонней, а бывает и двусторонней. Так вот, — торжественно поднял он бокал, — Настало время представить курсистке Линьковой — художника Анчис, — Сделал он плавный жест в сторону купца, — Михаил Михайлович со мною больше пяти лет, а с Сергеем Васильевичем с момента его назначения на политический сыск.

— А почему художник? — удивилась Ирэн, — И фамилия какая-то странная.

— Как «почему художник»? — захлебнулся от возмущения полицмейстер, — Да у Михал Михалыча только-только выставка по Европе закончилась. Почти перед вашим прибытием! — Девушка глянула на купца, а тот лишь скромно пожал плечами, мол, вот так: рисуем, — Так Ирочка вашей галереи не смотрела? — продолжал возмущаться полицмейстер, — Непорядок, да и на вас что-то не похоже…

— А почему Анчис? — решила увести разговор в сторону Ирэн, заметив, как купец при последних словах Андрея Леонидовича, покраснел как мальчишка.

— Девичья фамилия матери, — с благодарностью глянул на девушку Антоновский, — чувствовалось, что тема затронутая полицмейстером ему не нравилась, а тот лишь озорно улыбался из-под усов да искрил взглядом на купца.

«Значит, многим девушкам галерею показали, Михаил Михайлович?» — догадалась и мысленно спросила Ирэн. Глянула на мужчину, а тот будто понял вопрос и виновато поднял над тарелкой вилку с ножом, мол, вот так-с…

«Плеве, Плеве, — пыталась сообразить, что ж ее беспокоит, девушка, — Что же такое? Чего я не помню? Не мог Зубатов мне раньше все рассказать! — сердилась она, — Сейчас бы глянула в архив, и все бы ясно стало!»

Вагон покачивало на рельсах и кренило. В направлении Москвы скорость оказалась быстрее раза в два.

— У нас там две встречи, Ирочка, — вспоминала она слова Зубатова, — А потом в Санкт-Петербург.