— А мне там что? — удивился мужик, — Я туда почитай год как не ездил. Нету нужды…

— Я бы заплатил, — глянула тому в глаза Ирэн.

— Скока? — усмехнулся тот.

— А хоть и рубль — моргнула девушка.

— Сажень дров? — прибросил мужик, — Давай хоть на два пятерика…

— А сколько это?

— Десять рублёв.

— Эка хватил! — упрямилась девушка, — Я стока не получаю, чтобы тратить. Давай за три…

Через пару минут словесного поединка остановились на четырех рублях.

— Деньги сразу, — тянул мозолистую руку мужик.

— Сразу только два, — сунула ему горсть мелочи из кисета Ирэн, — Остальное на Петровском. И так берешь как за десять извозчиков.

— Садися, — крякнул тот, — Нету здеся извозчиков, а как ты с вагона сигал, я тоже видал. Потому така и цена.

— Ну, раз догадливый такой, — сменила тон девушка на интонацию, подслушанную у воров, — Вези быстро и без шуток, — Задрала она подол рубахи, показав рукоятку браунинга, — Будешь играться, первая пуля тебе. Довезешь, получишь пятнадцать. Лукавить будешь — знаю, где живешь!

— Пятнадцать рублёв? — аж задохнулся мужик, — Чего раньше-то здесь не прыгал?

Поехали.

Странное дело рассматривать, как застраивался родной город сто лет назад и с окраин.

«Забавно, — удивлялась Ирэн разбитым телегами улицам и полному отсутствию полиции, — Раздолье полное, и делай, что хочешь».

Неожиданно заговорил мужик.

— Ты не гляди сильно, — крикнул он, — Тута полицейских не бывает. Разве что убьют кого. Она вся в центре, а здеся мы тока.

Оказалось, район этот самовольно застроился погорельцами из соседней области.

— Здеся и земля лучше, — все поворачивался к девушке мужик, — И река что надо. На следующий год мельницу ставить будем. — Неожиданно за округлым холмом мелькнул край строений в несколько этажей. — Вона твой Ойск, — крикнул возница, — Еще немного телегой поскрипим, и будет твой Петровский.

Слева потянулась голубая лента реки.

«Так здесь же в наше время Академгородок стоит, — сообразила девушка, — А на холме этом институты…»

— Ты кисет-то, паря, в телегу положь, вдруг узнают тебя, и бежать придется, — беспокоился мужик, но Ирэн лишь отмахнулась, ответив, мол, не знает никто меня здесь, сам смотри не ошибись.

Как ни странно, ее объяснения успокоили возницу, и через несколько минут телега заехала между первых домов.

Дорогу тот выбрал самую дальнюю.

— Ты платишь, а я берегу, — повернулся он на замечание Ирэн, что долго едут, — Можно и мимо самой полиции прокатиться, но мне это самому не надо, вдруг подойдет какой вопрос задать, а ты стрелить возмесся.

Осторожность мужика пришлась девушке по душе, и тут неожиданно они выкатились на переулок, где расположилась Хитровановская хата.

— Стой, — хлопнула мужика по плечу Ирэн, как узнала место, — Я здесь сойду, — вглядывалась она в арку, что была видна из окна воровской квартиры, да зады магазина, выходящего на Петровский рынок. — Держи. — Отсчитала она восемь рублей и высыпала их мужику на ладонь.

— Ишь не обманул, — пушил бороду тот, — А я уж забоялся, как ты меня остановил. Ты, паря, помни теперя, где я живу. Меня Лукъяном зовут. Я тебе и охотник, и рыбалю помалу. Дом могу построить. Так понадобится что, или спрятаться, ты давай. У нас там полицейских пока нету.

— Прощай, Лукъян, — протянула ему руку девушка и попыталась крепко сжать, — Я обязательно к тебе наведаюсь. Ты семейный?

— Ну? — удивился тот вопросу, — Малых четверо.

— Да не задумывайся, — рассмеялась девушка, — Я про гостинцы, если в гости соберусь.

— А, — засветлел тот лицом, — а я уж запереживал, что снова пугать будешь.

— С чего взял-то?

— А странный ты — в глазах злость, а не жадный. Руки как у мастерового, а ни одного мозоля и нежные, как у девки иной.

«Ошибочка», — отметила про себя Ирэн и объяснила, — Я, вор, Лукъян, так что работа ваша деревенская нам не с руки. — И, уловив замешательство мужика, продолжила, — А ты что думал? Политика тут? Не переживай, нам с простым народом воевать не с руки. Дружим больше. Давай. В гости жди.

Мужик крякнул, понятливо кивнул и ловко развернул телегу.

— Где живу, помнишь! — крикнул он, — Бывай, паря!

Необычное тепло неожиданной беседы с возницей разлилось на душе у Ирэн.

«Вот они, настоящие русские люди», — вспоминала она искренность последних минут разговора. Девушка понимала, появись она в мужском платье на пороге у Лукьяна — примет как родного брата.

В такой эйфории и принесли ее ноги прямо под окна Хитровану.

Ирэн, не скромничая, рассматривала занавески.

«Вроде ничего не поменялось, — отметила она, — Все, как и раньше».

Неожиданно шторка на окне дрогнула, фрамуга открылась и в окошко выглянула Ефейка собственной персоной. В руках она держала таз с грязной водой.

— Чего пялишься? — по-хозяйски крикнула она, — Отойди, а то оболью щас как выплесну.

— А что, дома никого, раз такая смелая? — вспомнила Ирэн, как ругал Хитрован девчонку за то, что она иной раз плескала воду после уборки прямо на улицу.

— Эх! — махнула девчонка тазом, стараясь теперь специально попасть на слишком уж ретивого и неизвестно откуда взявшегося парня, — Тебе какое дело есть, кто или нету?

Ирэн еле отскочить успела.

— Ну, погоди, Ефейка, — в сердцах уже не таилась она, — Я вот Федору все про тебя расскажу, как ты снова грязь на улицу льешь!

Казалось, можно бы и остановиться-успокоиться. Заснуть хотя бы после всех перипетий, но нет. Ефейка сопела где-то под боком, по обыкновению уцепившись двумя руками за пальцы Ирэн.

За окном молчал ставший таким родным старинный город да всхрапывал за стенкой уснувший наконец Хитрован.

Явление Ирэн в мужском обличии переполошило обитателей воровской квартиры.

Ефейка после неосторожных слов девушки сначала перекрестилась, а потом с криком: — Тетка Ира! — чуть не вывалилась на улицу.

Пришлось Ирэн от греха и по-быстрому забегать в распахнутый дверной проем. Хорошо, никого рядом не оказалось, хотя не факт — видеть и слышать могли — не ночь же на дворе.

Деревянная лестница выдала проверенную порцию скрипа и замерла на самой высокой ноте.

— Молчи. — Зажала девушка ладонью рот девчонке, повисшей у нее на шее, — Видишь, как я живу теперь, мне шум не нужен. — А та уже и не кричала, а только сопела и швыркала слезами у нее на плече.

— Мы, тетка Ира, и к гадалке ходили с Антохой за тебя проверять, — утирала она рукавом глаза, — Живая ты не живая. Хитрован все изгалялся, мол, чего ей будет ведьме — любого вора переиграет, а мне все сны снятся про тебя плохие, чего переживаю… Да и Антоха тоже что-то чует, но молчит, а я не могу. Нету у меня никого кроме тебя-а-а… — снова зашлась слезами девчонка.

— Успокойся, — присела за стол Ирэн, — Мужики-то когда придут? Давай на стол будем налаживать.

— Пирога слоеного? — с надеждой проглотила последние слезы Ефейка.

— Так продуктов же не брали, — развела руки девушка, — А на рынок сейчас не пойдешь — сама видишь, какая я.

— А чего, — спрыгнула на пол девчонка, — Красивый парень-то получился, только кость тонкая и кожа на щечках холеная, будто из-под румян, а так-то красивый. — хихикнула и зажала рот она.

Девушка с дороги по-быстрому перекусила хлеба с медом, и они принялись с Ефейкой стряпать сдобные булки с сахаром.

Рецепт нехитрый: сдобное тесто намесили, а как поднялось, давай из него резать-выворачивать фигурки разные. Маслом мажут, сахаром сыплют и в духовку печную, что нагрели, суют.

Целый таз напекли и только остановились, заскрипела лестница.

— Идут, — накинула крючок Ефейка, — Ты давай-ка в комнату.

— Уйду, если не наши, — шепнула одними губами Ирэн, но по скрипу и уверенной походке обе поняли — идет хозяин.

— Печку что ли завела? — дергал запертую дверь Хитрован, — на пол-улицы стряпней воняет. Пожгешь все. Открывай!