Друг мой раскинулся на спине, подложив руки под голову, и наслаждался гармонией окружающего мира, очерченного вкруг лесной поляной.

Я сидел чуть поодаль, прислонившись спиной к стволу дерева и прикрыв глаза.

Какое-то время молчали – состояние блаженства не покидало нас. После душного загазованного города и пыльной дороги лесной воздух казался волшебным бальзамом для тела и души.

Так прошло порядочно времени, но завороженные путники не хотели прерывать приятного отдыха; им казалось, что нет такой силы в мире, которая могла бы их сейчас встряхнуть и поднять на ноги.

Однако такая сила неожиданно возникла в образе человека с посохом в одной руке и плетеной корзиной в другой. Незнакомец вышел из леса с противоположной стороны поляны и, заметив машину и людей подле нее, направился в нашу сторону. Следом за ним бежала лохматая рыжая собака неизвестной породы. Человек медленно приближался, и путники, обернувшись на звуки его шагов, успели хорошо разглядеть его, прежде чем он подошел к ним. Тем более что солнце залило своими лучами именно ту часть поляны, откуда вышел незнакомец.

Это был человек невысокого роста, худощавый и скорее молодой, чем среднего возраста. Сельские жители в большинстве своем выглядят старше своих городских собратьев по причине работы на открытом воздухе в любое время года, а также из-за заклятого пристрастия к крепким напиткам. Редко встречаются крестьяне старше сорока годов, имеющие цветущий вид лица. Чаще это будет испитой и загорелый до темно-коричневого цвета лик с усталым или измученным выражением на лице.

Идущий через поляну человек вполне попадал под это описание.

Наконец он приблизился совсем близко и поприветствовал чужаков.

– Здорово-были! Извиняюсь, закурить не найдется?

Николай протянул ему измятую пачку.

– Я чего хотел вас спросить: грибков не желаете купить? Поглядите, какие грибочки, только вот насобирал. Свежачок!

Незнакомец скинул дерюжку с лукошка, и оттуда дохнул запах свежих грибов. Это были подберезовики на длинных белых пятнистых ножках, похожих раскраской на стволы самих берез, и с темно-коричневыми, словно литыми шляпками. Мужичок слегка раздвинул верхние грибы и достал снизу крупный масленок с ярко-желтой ножкой.

Масленок – это особый гриб. Его мякоть нежно-желтого цвета настолько привлекательна для разных грибожорок, что всегда так: вот вылез махонький грибочек, показал свою шляпку из-под иголок – и уж глядь: червивый. Из всех срезанных грибником маслят бoльшая часть не подлежит сбору ввиду поголовной червивости. Но это не беда! Масленок гриб плодовитый – если уж проклюнулся он после дождичка, так сразу по всему лесу. Это вам не одиночка белый гриб или там подосиновик – масленок любит родиться целыми семействами. А уж если попал грибник в пору грибного роста, то не вернется он домой с пустыми руками, хоть и забракует изрядно. Нету, пожалуй, равных масленку в жарке на сковороде со сметаною. Уж такой нежный да душистый! Любит грибник масленка, да и масленок грибника привечает, потому и отдается ему легко.

– Смотрите, какие красавцы! Вот гляньте: тут у меня и белых немного есть.

Он еще раз опустил руку в корзину и вынул оттуда белый гриб на толстенной ножке с маленькой шляпкой почти одного размера с ножкой. Я принял от него крепыша и стал, любуясь, вертеть его в руках.

– Грибки хорошие, нет слов. Да только нам они не пригодятся. Если б мы домой ехали, а так – куда их девать?

– Так ежели к родне едете в гости, им гостинец будет. Я сам-то грибы не ем. Только для продажи собираю, хотя, к слову сказать, продать-то в деревне – кому продашь? Но на «валюту», на самогон, значит, поменять можно. Конечно, городские грибы любят, да и цена на них в городе, говорят, хорошая. А у нас кого этим добром удивишь? Есть у нас один шустрый человек – сушит их, а потом оптом в город отвозит.

– А что, у вас грибной район здесь? Много грибков собирают?

– Да грибы – они ведь такие чудаки, не знаешь, когда пойдут в рост. Вот вроде знаешь уже место грибное, где они родятся, и не впервой собираешь, а только никогда не угадаешь: будут они или нет. Иной раз случается, и дождь хороший пройдет, выждешь день-другой, приходишь на заветное место, а нету их – грибов-то! Придешь через пару дней – опять ничего. Ходишь, ходишь, пока ноги не отвалятся, да все без толку. А в другой раз вроде и дождя хорошего не было, а зайдешь на знакомое место – только успевай кланяться. Соберешь все, наутро идешь туда же снова – и опять их хоть косой коси. Да много набрать – полдела, а вот куда их определить? Возни с ними много. Да и не едят их у нас. Плохо на брюхо они ложатся. А и не собрать такое дармовое добро – жалко. В Москве, говорят, они по цене мяса идут. Так вы в нашу деревню, что ли, направляетесь?

– А как называется ваша деревня?

– Тепляковка. Да тут недалеко осталось. Подвезете меня, а собака моя сама добежит. Слышь, Томка, тебя здесь оставим, у тебя ноги здоровые, не то что у меня – добежишь, – обратился он к рыжей собаке.

Та внимательно посмотрела на хозяина умными глазами и, казалось, вполне поняла его наказ.

– Она у меня умная, все слова понимает. Не гляди, что дворняга. Так подбросите или как?

– О чем разговор. Да и собачку возьмем – оба усядетесь сзади. Вообще-то мы к знахарке едем. А что у вас – деревня или село? Церковь имеется?

– По-старому село будет. А на кой она нам – церковь эта? Кто в нее ходить-то будет? У нас сектантов нет.

– Да разве в храм Божий только сектанты ходят? Как же младенцев новорожденных крестить или в Арбузовке храм есть?

– Нету тут нигде во всей округе. Мечеть у татар есть в Ахматовке – новая из красного камня. Да и не крестит никто – не приучены.

– Раз село, стало быть, был раньше у вас храм.

– Быть-то он был, конечно. Колокольня каменная до сих пор стоит. Старики рассказывали, что разорили ее активисты да комсомольцы в тридцатых годах. Ломать не стали – каменная церковь, так ее под амбар для колхоза определили. А вот кресты с куполов решили сшибить…

Никто на это дело не осмелился, окромя секретаря комсомольской ячейки. Обвязался он веревкой да полез на купол. Прикрепил веревку, значит, сначала к кресту – тому, что над алтарем, и полез на колокольню; там тоже завязал хорошенько. Спустился вниз, и дизелем стали кресты тянуть. Тянули, тянули – ничего не выходит. Зацепили гуськом второй дизель (трактор, значит). Дернули – крест и повалился с купола. Да не вниз упал, а кувыркнулся по наклонной, словно с горы, и шваркнул по кабине дизеля, да хребет трактористу перешиб. Тот так и остался до старости паралитиком.

Хотели на другой день второй крест сбить, да никто больше не решился, хотя комсомольский активист и агитировал. А через день и активист тот утоп на речке. Полез, говорят, в воду купаться, доплыл до середины, и как будто его кто в омут за ноги утянул. Люди на берегу видели, как он пытался выплыть, да не осилил. Хотя речка у нас спокойная – течение совсем тихое. Приехали власти, нырять в омут заставляли. Да все одно – не нашли утопленника. Так по сей день колокольня цела, и крест на ней стоит, а уж сколь лет прошло.

А с другим трактористом, тем, что в первом тракторе гуськом тянул, вскоре вышла такая история. Пошел он в лес за берестой. А надо сказать, что леса все местные вдоль и поперек нами исхожены – это ведь не тайга в Сибири. Заблудиться трудно – где следует, просеки прорублены лесниками. Так вот… Идет он по лесу и напал на грибное место – и даже не место, а как будто цепочка из грибов. Срежет гриб, смотрит дальше: а там еще один стоит. Срежет тот, другой, глядь: третий впереди. Да все такие ядреные – один другого лучше. Грибы его все глубже и дальше в лес манят и манят. Он уже полный малахай грибов набрал, а те все вперед его влекут. Но это ж всякий грибник знает, как азарт просыпается. Нет силы бросить. Вот, кажется, уж хватит, вон тот последний сорву – и довольно. Ан нет! Он уж грибы стал кучками складывать вдоль тропы – думает: за лукошком домой схожу, да вернусь и соберу. Забрел в такую чащу, что свет сквозь ветви не проходит от солнца. Собачка с ним была, так она вдруг залаяла отчаянно, вроде как говорит: остановись, мол, дальше нельзя. Но бедняга так в азарт вошел, что на собаку свою махнул, а она-то встала как вкопанная, да дальше и не пошла. Потявкала ему вслед и вернулась назад. А наш грибник-то собирал до тех пор, пока в поясницу не прострелило. Разогнул, значит, он спину и осмотрелся вокруг. Место какое-то незнакомое. Оглянулся назад, посмотрел вперед – шут его знает, куда занесло? А впереди вроде как просвет виднеется. Он вперед пошел – кусты раздвигать, и выходит, значит, то ли на просеку, то ли на полянку крошечную. Да только видит он, что на полянке изба стоит. Ну, изба в лесу не диковина – такие избы раньше охотники или лесники срубали на вырубках, чтобы было где отдохнуть после охоты или работы в лесу. Да только не припомнит наш грибник, чтобы раньше он встречал такую избу. Или уж слишком забрел в незнакомое место, или поставили эту избу недавно. Ну, что думать да гадать? Надо войти да узнать, что да как? Взошел он на крылечко, торкнулся в дверь, а она изнутри заперта. Постучался наш грибник, дверь отворяется, и на пороге появилась та самая старуха, что знахаркой в селе была. Вот вы к знахарке теперь едете, а та матерью нашей бабы Веры была. Он без всякой задней мысли ей говорит: