— Не дам, — флегматично бросила Маша, разом оборвав восторженные крики Глашки. — У тебя трое детей, а ты всё пособие на тряпки переводишь. Если так и дальше пойдёт, то мне придётся заняться вплотную уже этими контриками.

— Ну ты мне будешь указывать, что ещё делать, — враждебно откликнулась молодка. — А то я ничего этого не знаю. Но ведь хочется, Маня, хочется! Единственная радость в жизни и осталась, в тряпку новую одеться! Хоть и не для кого, а хочется. А дети что. Они голодными никогда не станутся. В конце концов, сдам тебе же в аренду наши с Пашкой земли, вот им и будет и свой хлебушек с маслицем. Да и на толстый слой икорки, думаю, хватит. Чай, не обидишь вдову то с сиротами?

— Нет, Машка, — тяжело вздохнула она, — не поймёшь ты меня, но это и хорошо. Слава Богу, что она меня не понимает, — вдруг неожиданно обратилась она к сидящей рядом баронессе, панибратски толкнув её плечом.

— А, — неожиданно обречённо махнула она рукой, — пойду я от вас. Злые вы.

И не дожидаясь, когда коляска остановится, живо соскочила с подножки на обочину дороги и, не оглядываясь, а, только снова отмахнувшись куда-то за спину, на встревоженный окрик Маши, быстрым шагом направилась обратно в сторону города по пустынной в этот ранний час дороге.

— И как она меня нашла? — недоумённо пожала плечами Маша, глядя ей вслед. — Ведь сказала же девчонкам, чтобы не говорили ей, где я и куда направляюсь.

— Ну, это как раз просто, — заметила мрачным голосом Изабелла. — Сама же говорила, что последние полгода пользовалась только южными городскими воротами. Вот она тебя и вычислила, и оставалось только дождаться, когда ты появишься в воротах.

— Если бы у тебя были враги, то такое твоё постоянство было бы смертельно опасно, — неодобрительно хмыкнула она.

— Ты то, откуда знаешь? — враждебно поинтересовалась Маша, бросив на неё недовольный взгляд.

— Я в свои двадцать лет и жива то только потому, что никогда себе не позволяла дважды подряд выезжать из одних и тех же ворот. И особенно, делать столь очевидные поступки, как въезд и выезд из одних и тех же городских ворот, чем только и занимаюсь последние два дня вместе с тобой, — недовольно бросила ей баронесса. — И мне это сильно не нравится. Так что, будь любезна, дорогая госпожа банкирша, когда будем возвращаться, постараться всё-таки найти возможность въехать в город через какие-нибудь другие ворота, и желательно с противоположного конца города.

Следующий час в коляске царило холодное, враждебное молчание, нарушаемое только скрипом рессор, да щёлканьем кнута кучера, подгонявшего их рысака.

— Ну вот, ты с ними наконец-то и познакомилась, — не глядя на Изабеллу, тихим голосом неожиданно проговорила Маша.

— С кем, с ними? — недоумённо переспросила баронесса, подняв на Машу рассеянный взгляд.

— С сидоровыми вдовами, — нехотя, как-то через силу, откликнулась Маша. — Это, как раз, одна их них. Глашка. Самая бойкая. Хорошо, что она тебя не знает, а то бы пристала, как банный лист. Дай денег, да дай денег. Транжира, невероятная. И раньше то такой была, а как Пашка, муж её, погиб у нас на службе, так у бабы совсем крышу снесло. Как получит пособие, так бежит на базар, обновку себе какую-нибудь покупать. А торговцы и рады ей всякую дрянь подсунуть, поярче, да подороже.

— Пришлось даже нам с Сидором вмешаться. Послали ящеров, чтоб дали по мозгам этим особо непонятливым торгашам, так они теперь боятся даже к ней приближаться. Как только Глашка на рынке появляется, так все они сразу же свои лавки запирают или товары прячут.

— Почему? — тихо спросила Изабелла, глядя на неё внимательным взглядом.

— Потому, что ящеры им передали, что если или я, или Сидор, узнаем, что они ей что-либо продали ненужное, то со свету сживём. Один дурак не поверил, — Маша криво усмехнулась, слегка поморщившись и глядя куда-то в сторону. — Теперь, в городе его больше нет, — равнодушно заметила она. — Пришёл дядя с большими зубами и сделал глупенькому мальчику бобо, чтобы не наживался на чужом горе. Теперь, непонятливых больше не осталось.

— А если ей что-то надо, что не укладывается в твоё представление о том, что ей надо, то она что, должна теперь у тебя испрашивать разрешение на покупку? — мрачно и жёстко оборвала её воспоминания Изабелла. — Ты теперь за неё всё будешь решать? — зло уставилась она на неё.

Маша, отвернувшись от баронессы, никак не откликнулась, лишь только тяжело вздохнула и уставилась куда-то в сторону каким-то мрачным и безнадёжным взглядом, рассматривая проплывающий мимо коляски пейзаж.

Мимо них проплывали величественные дубы, местами, вплотную подходившие к дороге и создававшие чудный пейзаж, охватывающий их со всех сторон каким-то величественным обликом чего-то древнего, могучего и величественного.

На какое-то время в коляске установилось нехорошее, тягостное молчание, которым сразу же стали тяготиться обе пассажирки, но которое ни одна из них не решалась первой прервать.

— Так почему же всё-таки Сидоровы вдовы, — наконец нарушила тягостное молчание Изабелла. — Хоть я и новый человек в ваших краях, но даже мне стало нынче ясно, что, по крайней мере, одна из них не имеет к Сидору никакого отношения.

— Имеет, — не оборачиваясь к ней, тихо откликнулась Маша. — Ещё как имеет. Это с подачи Сидора детям погибших в боях стали выплачивать пособие на обучение какой-либо профессии, а до этого ни о чём подобном и слыхом не слыхивали. Платили семье обычное в таких случаях отступное и на том всё успокаивалось.

— А он ввёл целевой платёж на получение какой-либо профессии по выбору, и организовал нечто вроде кадетских корпусов для детей сирот, как мальчиков, а теперь, с лёгкой руки Димкиных жён, и для девочек. Мелочь, в общем-то, — поморщилась Маша.

Её всегда раздражали любые платежи на какую-либо благотворительность. Она их считала пустой тратой средств, особенно если это ещё и тянуло за собой необходимость дополнительной работы. А вот это и было то из-за чего она тут же приходила в жуткое раздражение. Работы последнее время было столько, что домой она последние полгода если когда и приходила, то не ранее позднего вечера, что не самым лучшим образом сказывалось на её семейных отношениях с мужем. Тому это тоже очень не нравилось.

— Деньги правда небольшие, — вынуждена была тут же признаться она, — так что это для нас совсем необременительно, а людям, вдруг сразу пришлось по сердцу. И пары месяцев не прошло с этого его начала, а весь этот процесс словно с цепи сорвался. Так и пошло. Сначала все смеялись над нами. Мол, Сидор совсем с ума сошёл, а потом так и повелось: Сидоровы сироты, да Сидоровы вдовы. Теперь уже и другие кланы, которые к нам не имеют ни малейшего отношения, создают подобные приюты, а вдов погибших, да их детей стали уже привычно называть сидоровы вдовы, да сидоровы детишки.

— Хорошо что не Сидоровы козы, — вполголоса сердито проворчала она.

Замолчав, Маша внимательно посмотрела на баронессу, а потом, отвернувшись, стала спокойно глядеть по сторонам, уже не обращая на неё внимания.

— Я думала…, - задумчиво начала баронесса.

— Я знаю, что ты подумала, — резко оборвала её Маша. — Как видишь, картина, при ближайшем рассмотрении предстаёт совсем не такая, как ты думала.

— На, держи, — вытащила она что-то из-под дивана и протянула Изабелле, — прикрой ноги, да и сама укутайся поплотнее.

— Что это? — недоумённо воззрилась баронесса на кусок хоть и лёгкой, но плотной ткани невзрачного болотного цвета.

— Покрывало от комаров да мошки, — буркнула Маша. — пропитано специальным отпугивающим составом. Очень эффективная штука, поверь мне. Или ты думаешь, что там по болоту можно проехать с голыми ногами? — насмешливо посмотрела она на тонкое из дорогого сукна платьице баронессы, прикрывающее её стройные ноги. — Съедят! — поморщилась она. — Если не прикроешься, живьём съедят.

В этот момент дорога как раз свернула с основной трассы куда-то в сторону, и в коляске появились первые предвестники грядущих неприятностей.