Голова, до того момента ещё смущённо и виновато посматривавший в её сторону, и, похоже, чувствующий себя не в своей тарелке, мгновенно как-то весь подобрался и резко посуровел. Из глаз его пропало извиняющееся, виноватое выражение и он мгновенно стал неожиданно резким, злым и колючим. Вся его вялость и неловкость во мгновение ока куда-то исчезли, как и не было, и теперь напротив Маши сидел настороженный, матёрый делец, по собственному мнению которого он думал, что его пытались нагло ограбить.

— Не понимаю о чём ты и при чём здесь Ваш клан или, как ты его называешь, Компания, — с каменным выражением лица сухо откликнулся он. — Мы задали тебе вполне конкретный вопрос, на который до сих пор не услышали никакого конкретного ответа. Мы желаем знать, что происходит?

Я рад, госпожа управляющая, что вы так ясно понимаете причину нашего здесь появления, — насмешливо, с отчётливо различимым в голосе раздражением негромко заметил Староста. — Поэтому, давайте не будем тратить попусту Наше Дорогое Время и сразу перейдём к интересующему Нас предмету. Быстренько представь нам все запрашиваемые бумаги, или то, на чём там у вас ведутся дела. Хоть бересту, хоть папирусы, хоть деревянные дощьки. Нам совершенно без разницы на чём ты там писульки свои пишешь. Дай необходимые пояснения и если они нас устроят, то разбежимся каждый в свою сторону. Поверь, у Нас и без Вас, и без Нашего банка полно важных дел. Так что…. Подними ка свою изящную попку и покрути перед нами немного своим шикарным филеем! — жёстко закончил он.

Бешенство словно ледяным душем окатило Машу с ног до головы.

— Чё ты сейчас вякнул, урод?

Холодное чувство тихого бешенства словно сковало члены Маши. То, что предлагал сделать Староста, и то, в какой форме это было представлено, было не просто грубостью или глупостью. Это была сознательная попытка прогнуть её у всех на виду, прогнуть, как управляющего банка. И в случае, если бы она сейчас прогнулась, на её дальнейшей профессиональной карьере банкира можно было смело ставить жирный крест. После подобного, никто из серьёзных клиентов никогда бы не захотел иметь с ней никаких дел. Управляющий, позволивший заглянуть посторонним, даже если они и учредители, в святая святых банковского дела, в счета её клиентов, мгновенно превращался в пустое место.

И сидящий напротив неё человек не мог этого не знать или не понимать. А если знал и сознательно шёл на подобное, то значит у него была для того весьма веская причина. Или он думал, что она у него есть.

— Есть такое хорошее русское слово, — негромко, едва сдерживаясь, тихо выдавила из себя Маша. — Перебьёшься!

Вы, господа, похоже, кое-что забыли, а может, по наглости своей, и не вспоминали, — медленно процедила она сквозь судорожно стиснутые от злости зубы.

Так вот, я тебе не коза и попку свою я никуда не подыму, тем более при разговоре в таком тоне. И уж тем более не намереваюсь ею крутить ни перед вами, ни перед кем-либо ещё. Ну а раз уж Вы так забылись, то я Вам ещё раз напомню, раз у Вас уши заложило.

— Контроль за деятельностью банка осуществляется только в виде годовых выплат по доле вклада учредителя в банк. И никоим образом иначе. Тем более, не в виде текущей проверки по каким-то рядовым платежам. Похоже, вы зарываетесь, господа. Или нарываетесь, — негромко добавила она, сверля Старосту злым, бешеным взглядом.

— Маша-Маша-Маша!

Подняв обе руки вверх, как бы спуская пар возникшего напряжения, Голова с лёгкой улыбкой на губах и холодными, буквально сверлящими её насквозь глазами, чуть заметно покачал головой.

— Ни о каком текущем контроле не идёт и речи. Мы хотим только удостовериться, что в банке всё нормально, что нашему учредительному капиталу ничего не грозит, и то, что эти странные большие выплаты никак не связаны ни с деятельностью банка, ни с попыткой его разорить, как ты утверждаешь. А для этого Нам хотелось бы только удостовериться в сохранности наших денег.

Покажи нам бумаги, — тихо, чётко выделяя слова, медленно проговорил Голова. — Маша, покажи нам бумаги и допусти в хранилище.

— Не волнуйся, — процедила сквозь зубы Маша. — В банке всё хорошо и вашим деньгам ничего не грозит. Хоть у нас и есть определённые трудности, но мы справимся. Ничего экстраординарного. Надеюсь, Моего слова Вам будет достаточно, потому что никаких объяснений Вам, я давать больше не намерена и уж тем более не собираюсь допускать Вас ни в хранилище, ни до банковских бумаг.

Установившееся за столом напряжённое, враждебное молчание было самым красноречивым ответом на её слова. Оба сидящих напротив Маши учредителя молча и мрачно глядели на неё, явно на что-то себя настраивая.

— В таком случае, — неожиданно хриплым, нейтрально безцветным голосом начал Староста, — у нас есть совершенно недвусмысленные указания от остальных учредителей нашего города как раз на подобный случай.

Ознакомься, — протянул он ей через стол какую-то бумагу и длинным рядом каких-то печатей и жирных подписей.

Согласно условиям нашего учредительного договора, подписанным Вашим кланом, — холодным, официальным тоном начал он, — мы имеем право получить обратно свою часть уставного капитала по первому же нашему требованию.

Согласно всё тому же договору, — продолжил он, чуть заметно прервавшись чтобы справиться с судорожным, нервным тиком, на секунду исказившим его холодное, надменное лицо, — выплата должна быть произведена золтом, полностью и в течении двух первых суток после объявления одной из сторон о расторжении учредительного договора. То есть, учитывая сегодняшнее утро, то не позднее завтрашнего вечера, шести часов пополудни.

Внимательно читайте пункты договора, написанные в конце мелким, неразборчивым подчерком, — сузив глаза, холодно закончил он.

Кстати, — усмехнулся он, холодно глядя Маше в глаза. — В случае вывода из банка уставного капитала городской администрации и коренных жителей нашего города, банк лишается права называться городским, лишаясь, таким образом, всех привилегий, даруемых городом. Вы, Маша, в результате расторжения нашего учредительного договора будете выведены из состава Городского Совета, так же, как и отсутствующий здесь господин профессор. Опять же, — усмехнулся он, — читайте пункты учредительного договора.

Вы всё ещё отказываетесь представить Нам требуемые доказательства?

Казалось Машу схватил паралич, настолько подобное было для неё неожиданно. Казалось она застыла соляным столбом, подобно жене Лота.

— Вы что, господа Городская Старшина, сбрендили?

Вы что, разрываете учредительный договор и хотите вывести из банка всю часть уставного капитала города? Основываясь только на каких-то слухах и дурацких предположениях? — потрясённо выдохнула она, растерянно глядя на них широко распахнутыми от удивления глазами.

Никогда раньше ей и в голову не приходило что подобное будет возможно. И с кем? С ней?

Слова Старосты прозвучали для неё страшным громом с ясного, чистого неба.

Как ни странно, но, не смотря на всё, что творилось последнее время вокруг неё и вокруг банка, она неизвестно с чего была свято уверенна в неизменности сложившегося положения, и своего личного места в этом, ставшим ей родным городе.

— У нас есть такая уверенность, — тихо заметил Голова, так что Маше казалось, что он просто шепчет, едва шевеля губами, — что в наших руках наш капитал будет работать намного более эффективно.

И согласно всё тем же пунктам нашего договора, — жёстко продолжил он, — в случае не соблюдения Наших требований вся Ваша доля в уставном капитале, переходит в собственность городских учредителей, как компенсация возможных потерь.

— То есть, лично в Вашу, господа, — тихо откликнулась Маша, глядя на него резко сузившимися до едва заметных щёлочек, ярко синими, горящими бешеной злостью глазами.

— Совершенно верно, — холодно ухмыльнулся тот. — И учти, что если даже не будет хватать хотя бы одной медной монетки…, - наклонившись вперёд, Староста вперил в её глаза холодный, жёсткий взгляд. — В этом случае, вся Ваша доля переходит в Нашу собственность полностью. Весь Ваш чёртов жемчуг, который вы так трепетно оберегали от расхищения прошлым управляющим, будет передан Нам. А недостача будет покрыта из Ваших клановых активов.