Мама стала смотреть на меня.

— Не в сценарии дело… А деньги оказались бесполезны. Их потратили на лечение, а потом заведующий клиникой сообщил по телефону: «Господин Садовский, мы с самого начала не гарантировали стопроцентно благополучного исхода. Увы, медицина до сих пор не всесильна…

— Сволочь, — сказал я.

— Клим!.. Врачи сделали все, что могли, это правда…

— Значит, она… — я боялся сказать «умерла».

— Нет, она жива… еще… Глеб Яковлевич полетел к ней, в Германию.

— А Ясик?

— Ясика взял с собой… Конечно, тяжело, но так просила мать… Видимо, это будет прощание…

— И что, правда, нет никакой надежды?

Мама опять посмотрела за окно.

— Врач сказал, что «чисто теоретическая»…

Но ведь если даже теоретическая, она все-таки есть!.. Ведь бывает, что в непостижимо громадном пространстве находят друг друга две элементарные частицы — и вспыхивает звезда!.. Шансы почти нулевые, но все-таки бывает

Но я не сказал про это. Какой смысл… Я сказал:

— Лерке не надо говорить. Опять заскулит, что зря отдали деньги…

— Она знает…

— И что? Заскулила?

— Нет, спросила: «А этот мальчик, Ясик, он с кем будет, когда его мама умрет?

«Бестолочь, — подумал я. — Разве можно говорить это слово, когда человек еще жив?» Сунул руку за спину и сцепил пальцы.

— Конечно, он будет с отцом, — сказала мама. — Они и сейчас живут вместе, душа в душу… Но каково это — ребенку без мамы.

Каково это… «Не приведи Господи…»

Я сунул за спину вторую руку.

А мама как-то неловко зашевелилась (большая такая, на скрипучем гнутом стуле) и вдруг выговорила:

— А тут еще одна… «материнская проблема»…

— Какая?!

— Объявилась Ева Сатурнадзе…

— Кто-о?!

— Не делай вид, что не помнишь. Та… вторая папина жена. Лерина мать.

— Она такая же мать, как я Мичио Накамура!.. Чего ей надо-то?

— Не бойся, не папу. Хочет повидаться с дочерью.

— Скажи папе, чтобы гнал в шею. Или сама… А то вдруг Лерка узнает!

— Она знает, в том-то и дело. Ева где-то раздобыла номер Лериного мобильника и первым делом позвонила ей: «Деточка, ты знаешь, кто с тобой говорит?» Ну, и так далее…

— С-скотина, — от души сказал я.

— Клим! Ты сегодня пустил в ход весь арсенал своих ругательств!

— Не весь. Ты многих не знаешь. Например…

— Клим!

— А что сказала Валерия?

— Ты не поверишь, она оказалась удивительно хладнокровной. Говорит, что ответила так: «Надеюсь, у вас хватит здравомыслия не стараться забрать меня от папы и моей настоящей мамы?»

— Девочка бывает умна не по возрасту…

— Вполне по возрасту. Мне и отцу заявила: «Я насмотрелась всяких сериалов про этих мам из-за границы. Фиг с ней…» По-моему, твоя школа…

— Моя, — с гордостью согласился я. — А где сейчас Лерка?

— Как где! Я же говорю. Пошла вместе с папой в гостиницу «Олимпия» встречаться с… заграничной мамой. Та привезла ей из Стокгольма какую-то сногсшибательную куклу.

— Хорошо, если этим все и кончится. Надеюсь, «сатурнатная Ева» не затеет судебный процесс…

— У нее нет никаких шансов… А если бы затеяла и выиграла? Через неделю привезла бы милую дочку сама. С денежной дотацией в конверте. Как в фильме про Вождя краснокожих.

— Мама, это идея! Новый источник доходов!

— Да, надо обдумать…

Мы немножко посмеялись, но тут же замолчали. В общем-то было не до смеха. Ведь ни беда с женой Садовского, ни моя ссора с Чибисом никуда не ушли…

Появились папа и Лерка. Она — совершенно невозмутимая. Сообщила мне, что «тетя Ева — довольно приятная особа, только крашенные губы у нее чересчур липкие; поэтому хорошо, что завтра она улетает». Потом ухватила поперек туловища вякающую куклу с себя ростом и уволокла на двор — хвастаться перед Борькой и близняшками.

Я сразу спросил:

— Папа, а там в клинике… правда, никакой надежды?

Он сел рядом со мной на тахту.

— Я знаю только то, что сказал Глеб. А он — то, сказали врачи… Клим…

— Что?

— Ты, может быть, думаешь: зачем отдали деньги? Мол, все равно зря…

— Папа, ты что? — спросил я и отодвинулся. — Малость переработал, да?

— Ну, я так просто спросил…

— Мы бы не отдали, а она… И мы потом всю жизнь считали бы, что из-за нас… Папа, а Глеб Яковлевич и Ясик уже улетели?

— Сегодня утром… И знаешь, что Глеб сказал на прощанье?

— Что?

— «Аркадий, ты ведь понимаешь, что я никогда в жизни с тобой не расплачусь?..»

— А ты?

— А я его… как в студенческие годы… послал в одно место…

— Он не обиделся?

— Посмеялся… невесело так… А у нас вот сейчас тоже проблема. Я посчитал: не наскребается пока на билеты в Севастополь и обратно…

— Па-а, мне что-то пока и не хочется…

Так навалилось одно, другое, третье. Ссора с Чибисом отошла на задний план. Больше думалось о матери Ясика. И о нем самом — какое горе подстерегает его в недалекие дни.

А что мне Ясик? Я видел его раз в жизни, всего-то несколько минут. Только и дела, что именно от него услышал впервые мотив Агейкиного вальса… А почему Агейкиного? Агейка эту музыку, наверно, никогда и не слыхал…

Музыка заиграла у меня в кармане — телефон.

Чибис?!

Это был не Чибис (я даже плюнул тихонько). Это был Саньчик.

— Клим! Я хочу спросить…

— Ну?.. То есть, что случилось, Санёк? — (Перестань хамить всем подряд, дубина!).

— Клим, можно мы первого числа не поедем в Колёса?