Боба Фетт криво усмехнулся сухими губами. Если бы я смог освободить левую руку, то многое сумел бы сделать.

А пока приходиться пользоваться тем, что есть. Сонар исправно нарисовал картинку: основная камера «желудка» сарлакка, из нее глубоко в недра Татуина уходит несколько туннелей. Сам он находится примерно в десяти метрах от главной камеры, метрах в сорока под землей. Даже если он сумел бы пошевелиться, если бы ракетный ранец смог вынести его наверх, то застрял бы посреди самой огромной пустыни, какую он когда-либо видел…

Щупальца больно сдавили левую ногу, Фетт все-таки застонал, не сдержался…

– Клянусь душой, которой у меня нет, я тебя убью.

Кого именно? Сусейо засмеялся. Того, кто говорит с тобой? Или того, кто тебя ест?

– Любого. Обоих.

Ах. Ты в дурном настроении, Боба Фетт.

На второй день я чуть было не выбралась.

Я лежала на спине на дне ямы, в кислоте, все ночь. Мы «беседовали» с сарлакком. Он молод и не слишком умен, мне его жаль. Редко случается, чтобы споры проросли в пустыне, обычно они предпочитают влажную почву, хотя жить могут практически везде. Однажды я видела изображение сарлакка, живущего на лишенном воздуха планетоиде. Он был довольно мелкий, пасть его была меньше стандартного метра в диаметре. Жил он в молодой системе, там было много комет и астероидов. Кометы по большей части состоят из углерода, водорода, кислорода и азота, тот сар-лакк, бедняжка, голодал. Знаешь, сарлакк – скорее растение, не животное. У него самая удивительная корневая система.

Нашему хозяину не повезло с пустыней. Сарлакк почти не осознает своего существования, у него есть нервная система, но не слишком хорошо развитая. И вряд ли разовьется здесь, в песках. Сарлакки умеют делать забавные вещи, не без помощи своей РНК: за проходящие тысячелетия они организуют что-то вроде группового сознания, присоединяя к себе воспоминания тех, кого переваривают. Несколько десятков лет назад я говорила с таким существом. Совсем глупышка, хотел знать, вкуснее или нет джедаи прочих разумных существ. Помню, я была изумлена, потому что не настолько глупа, чтобы подходить к его щупальцам.

Я перешагнула через этого малыша-са^лакка. Он закопался в песке, спрятав щупальца. Он схватил меня за лодыжки и втащил в яму сквозь слой песка в метр толщиной.

Песок обрушился вместе со мной, завалил меня. Я лежу на дне, удерживаемая на удивление сильными щупальцами, повсюду сухой песок, и смотрю на ночное небо. Кислота, вырабатываемая сарлакком, очень слабая; песок, упавший вместе со мной, впитал ее. Но одежда моя почти растворилась, и если я выберусь отсюда, то очень скоро буду представлять собой нелепое зрелище: обнаженная шестидесятилетняя женщина-дже-дай, спешащая к своему кораблю.

Даже разбавленная, кислота все равно очень жжет.

Сарлакка я не виню, он делает то, что велит ему его природа. Он не очень умный и достаточно молодой, всего метров пять шириной. В глубину, наверное, столько же, хотя, трудно сказать, на какой я лежу, глядя в ночное небо сквозь его пасть.

Скорее всего, я вторая или третья его разумная жертва. Еще одна его добыча висит сейчас рядом со мной – чой по имени Сусейо. Когда я упала в сарлакка, он был уже почти полностью переварен. Я чувствую его мысли, кажется, он телепат. Он совсем еще маленький чой, почти что ребенок, и очень сердитый, мне его тоже жалко.

Когда наступило утро, здесь стало светло. Мой шанс выбраться, мой единственный шанс – лазерный меч. Падая, я потеряла его, а очнувшись в темноте, не смогла понять, где он, внизу или на поверхности. Но он внизу, лежал в кислоте, в нескольких метрах – от меня. Я повернулась посмотреть на него. Он скользнул через всю яму в мою ладонь. Я активировала его; светящийся клинок рассек щупальца, держащие меня за руку. Сарлакк пронзительно вскрикнул и ослабил хватку. Я освободила руку, и обрезала остальные щупальца, которые еще держали меня, пока не освободилась вся. Перекатилась со спины на корточки, а потом…

Пять метров вверх – много даже для молодого джедая. Призвав Великую силу, я прыгнула.

Щупальце схатило меня на середине прыжка. Стащив вниз, сарлакк сломал мне ногу и пару ребер. И меч опять выпал, на этот раз куда-то в глубь туннеля. Не знаю уж, что с ним сделал сарлакк, но больше я меч не видела. Но меня не оставляет желание найти его.

Весь день сарлакк был обеспокоен, щупальца его бессмысленно дергались и дрожали.

Я хотела сказать, что мне действительно жаль, как все вышло, я не хотела причинять ему боль и этого можно было избежать.

Чой, висящий на стене передо мной, поднял голову. Если тебе непременно нужно с кем-нибудь говорить, сказал он, так говори с тем, кто, по крайней мере, может слушать тебя.

У медленной смерти есть одно преимущество – она дает время собраться с мыслями. Я блокировала боль, а через несколько дней, скажу честно, заскучала.

Сусейо, позвала я. Почему бы нам не убить время, рассказывая друг другу истории?

Пот собирался под доспехами, смешивался с кислотой. Калейдоскоп огней танцевал перед глазами, на мгновение он решил, что его сейчас стошнит прямо в шлем. Старуха-храмовница была настоящей. Чужие мысли еще раздавались эхом в его голове, смешивались с мыслями кореллианско-го игрока, яркими короткими вспышками прочих мыслей, воспоминаний, желаний и снов мужчин и женшин, мертвых годы, столетия и эпохи. Они все умерли. Все, без исключения, утонув в кислоте.

Женщину-джедая мне жаль, произнес Сусейо. Она была добра ко мне.

Очевидно, Сусейо поддерживал с тварью некий контакт; раньше, когда чой был счастлив, сар-лакк дрожал. Боба Фетт принял решение и щедро зачерпнул из котла, в котором закипал гнев.

– Тогда нечего было жрать ее, ублюдок, – огрызнулся он.

Щупальца, сжимающие его, конвульсивно дернулись. Это не я, буркнул Сусейо, се сожрал сарлакк.

Ну почему стена за его спиной такая податливая и мягкая?

– И за четыре тысячи лет ты не смог остановить сарлакка? Ты даже попытки не сделал спасти женщину или кого-то другого? Что, не знаешь о благодарности, ты, жалкое подобие разумного существа? Ты попал сюда ребенком. Всем, что ты знаешь, всем, что у тебя есть, ты обязан тем, кого позволил сожрать…

Щупальца сжались, вдавили его в упругую стену.

– Что, обиделся? Ты мог помочь той женщине, она бы вернулась за тобой. Вместо этого ты провел четыре тысячи лет, забавляясь с философией, обесчестив тех, кто учил тебя, и ни разу не подумал о том, что у тебя есть выбор, а почему? – яростно выкрикнул Боба Фетт; щупальца били его спиной об стену, душили, пытались расплющить, но слепая ненависть монстра и сравниться не могла с бешенством, которое охотник неторопливо и методично копил всю свою жизнь. – Потому что ты – пустой, никчемный дурак, которому не хватает ни смелости, ни воображения…

Щупальца с треском тысячи хлыстов обвились вокруг него еще крепче, заткнув на полуслове.

Охотник уперся ногами в поверхность и рванулся вверх.

Тумблер на задней панели ранца скользнул о мягкую стену и включился. В утробе сарлакка вспенилось пламя.

Сарлакк вздрогнул от боли, крик прокатился по туннелям. Щупальца корчились, как живые, то, что держало его поперек горла, чуть было не придушило охотника…

Двигатели не были рассчитаны на длительную работу в тесном пространстве.

Они взорвались.

Самое первое и старое его имущество – мандалорские боевые доспехи, делившие с ним его славу, его репутацию, его жизнь. Десятилетиями они защищали его от выстрелов и ножей, взрывов, камней, стрел и прочих шуток вселенной, всегда готовой запустить чем-нибудь в человека его образа жизни. Но даже доспехи, созданные мандалорами, которые сражались и порой побеждали джедаев, не были рассчитаны на то, что их хозяин будет стоять в маленьком помещении, объятом пламенем.