Управляющий громко позвал:
- Варвара, главное блюдо неси! Блины подавай!
- Почему блины сегодня? – удивился барин. – Чай, не Масленица.
- А какая разница! Блины сами по себе хороши, что на Масленицу, что в будние дни. А если еще со сметанкой и жареными грибочками, так вообще объеденье.
В комнату вошла стряпуха Варвара. Немолодая полная баба, вся важная из себя. Она величаво подошла к столу, неся на круглом блюде высокую стопку блинов. Поставив блины в центр стола, Варвара сказала:
- Отведайте, барин, блинчиков свежих, с пылу с жару. Все утро у печи простояла, жарила, чтобы поспеть к завтраку.
- Ну и мастерица ты, Варвара, за любую стряпню возьмешься, все у тебя получается! – похвалил повариху Борщевский. Он потянулся рукой за первым блином и остановился, пытливым оком окинул стол и вопросительно посмотрел на управляющего: - Кузьма Егорович, а самовар где? С блинами чаек хорошо пошел бы.
- Фимка! – сердито крикнул в сторону кухни управляющий. – Самовар тащи! Барин чаю хочет.
Через несколько секунд в столовую вбежала запыхавшаяся румяная девка. Она тащила против себя круглый расписной самовар.
- Ух, тяжеленный такой! – сказала Фимка, поставив самовар на стол. Тыльной стороной руки она вытерла вспотевший лоб.
- Ну чего уставилась! – прикрикнул на работницу управляющий. – Иди на кухню, там работы полно. Воды принеси, пол подмети.
Фимка недоуменно посмотрела на Кузьму Егоровича и Варвару, которые стояли возле стола барина и никуда не уходили, шмыгнула носом и выбежала из комнаты.
- Новенькая, что ли? – спросил помещик.
- Новенькая, - кивнул головой управляющий. – Только третий день у нас. Еще не пообвыклась, распорядку не знает.
- Ничего, привыкнет. А разве у нас мало людей на кухне работает? – удивился Борщевский. – Варвара, что ж ты никогда не говорила, что помощников тебе не хватает.
Вместо ответа кухарка недоуменно передернула плечами.
- Дык, это…, - поспешил с объяснениями Кузьма Егорович, - за Фимку-то дед Студеный просил. Девка-то сирота, а ему тяжело на старости лет внучку растить. Говорит, старый стал, помирать скоро будет, жалко Фимку сиротой на белом свете оставлять. Вот я и пристроил ее на кухню.
- Студеный, говоришь. Это кузнец, что ли?
Управляющий и Варвара согласно кивнули головами.
- А-а-а, вот оно как, кузнец Степка Студеный помирать собрался. Я его еще с юности помню, он мой ровесник. Я никогда хрупким не был, а Степан вообще могучий как дуб был. Подковы гнул, да лошадь наскоку мог остановить. Не было ему равных по силе в округе мужиков.
- Степан-то, не болел почитай всю жизнь. А тут на старости лет хворь какая-то приключилась. Фимку, говорит, жалко, сиротой останется.
- Да ты не оправдывайся, Кузьма, пущай работает, - сказал Борщевский и потянулся за штофом с водкой, чтобы запить горький осадок. Из-за рассказа о Степке Студеном ему вдруг так стало жалко себя, что и его век вот так скоро закончится. И не вспомнит об Игнате Петровиче никто, только ветер будет колыхать седой ковыль на его могиле…
После уборки снега, работники не спешили расходиться, сначала решили перекурить.
- Ты смотри, снова снег пошел, - сказал Панас, поднимая голову к небу. – И такой хороший снег валит. Видно, снова придется расчищать сугробы.
- Наверное, ночью метель будет, - по-крестьянски неторопливо проговорил Петр. – А у меня лопата сломалась, пойду поправлю.
- Да иди ты уже домой, проведай как там твоя жена, узнай, как чувствует себя, - толкнул, по-приятельски, в бок своего друга Панас.
- Понимаешь, Панас, я бы не нервничал, но это у нас первый ребенок. Мы с женой так ждем мальчика. Наталья ходила к повитухе, та говорила, что богатырь родится.
- Хлопец – это хорошо, - согласился Панас. Он был отцом большого семейства, жизнь научила его житейской мудрости: - Лишние руки в хозяйстве никогда не помешают. А что девчата, только приданое успевай им готовить, да женихов подыскивай, чтобы вовремя замуж вышли, а то засидятся в девках, все - пиши пропало. И родителям – лишняя обуза, и девке счастья нет. Бабий век короткий, а девичья краса еще не долговечней, кто ее после двадцати лет замуж возьмет. Я это точно знаю, у меня семь дочек, - вздохнул Панас, - и все на выданье, а где я им всем приданное наберу да деньги на свадьбы.
- Гляди, кто-то едет по улице, - сказал всматриваясь вдаль Петр, приставив руку козырьком к глазам, чтобы лучше видеть. – Кажется, знатные господа едут. А это, случайно, не внучка старика Борщевского?! Это только у нее я видел такой добротный экипаж.
- Не экипаж это, дурень, а целая карета, - сказал Панас. Он, посмеиваясь, натянул парубку шапку на лоб. Шапка соскочила и закрыла Петру глаза.
- Да что ты делаешь, мне же ничего не видно, - рассмеялся Петр и стащил шапку с головы вовсе.
- Не будь разиней, дурень! Беги скорей к хозяину и скажи, что дорогие гости пожаловали к нему, - учил уму-разуму старый молодого. Барин так обрадуется, что отпустит тебя домой на целый день, а может быть и на два. Да еще на водку заработаешь.
- Как здорово бы было! Так хочется Наталку увидеть! – парень ринулся было бежать, вдруг остановился как вкопанный посреди двора и стукнул себя по кудлатой башке, как будто это помогало ему соображать: - Только как же я, простой мужик, да войду в барский дом, да еще в парадные двери? мне же только с черного входа разрешается заходить…
- Не думай сейчас об этом. Иди скорее в дом, да прошмыгни сразу в гостиную, а то я вижу, что тебя хотят опередить. Кудря, вон уже мылится сюда, бежит со скотного двора к дому. Гляди, тоже хочет выслужиться!
Петр не стал больше терять времени, он что духу побежал к дому, ветром вскочил на крыльцо и забарабанил в дверь. А старый Панас задержал Кудрю у калитки забора, что отделял парадную усадьбу от хозяйских построек.
- Куда прешь, рыжий черт?
- Разве не видишь, княжна Флора едет домой. С ней чета Хмелей Иван и Валерия. Деревенские мальчишки эту новость уже по всему селу разнесли.
- Вижу, все вижу, только и у нас свой гонец нашелся, - сказал Панас, лукаво усмехаясь в усы.
Кудря было ринулся обойти Панаса. Но тот стоял неподвижно, сложив руки на груди, крепко упираясь ногами в землю. Всем своим видом давая понять, что не пропустит мимо себя никого. Щуплый Кудря понял, что ему не одолеть могучего Панаса, он махнул рукой, зло сплюнул на землю, развернулся и пошел восвояси…
Услышав новость, старик Борщевский в чем был выскочил на порог встречать дорогих гостей. Управляющий кинулся вслед, чтобы укрыть плечи барина овчинным тулупом.
- Оденьтесь, Игнат Петрович, а то простудитесь, - назидательно бурчал Кузьма Егорович.
- Да ничего со мной не случится! Радость, вон, какая! Прикажи, Кузьма, пусть быстрее открывают ворота!
Когда Флора вышла из кареты, то сразу же увидела деда. Он широкой походкой шел к ней навстречу, протягивая руки. Сердце ее дрогнуло, она поняла, как ей не доставало общения с родными людьми, как она соскучилась за дедом.
- Флора, наконец-то ты приехала! – Игнат Петрович обнял внучку за плечи. – Совсем вы забыли старика, и ты, и Богдан, - голос Борщевского дрогнул от волнения.
- А где Богдан? Он куда-то поехал?
- Подался странствовать, как и ты. Ты – на запад, он – на восток. Аж в Китай поеду, дед, сказал. А мне что на старости лет делать в одиночестве?!
Тут к Борщевскому подбежала Валерия и поцеловала его в щеку: - Вот мы и приехали, Игнат Петрович, - весело прощебетала девушка. – Где мы только не были, а все равно тянуло на родину.
- Сороки вы мои, лягушки-путешественницы. Наконец-то вспомнили обо мне и вернулись в Яблунивку. Как я соскучился за вами, - сказал Игнат Петрович и пригласил гостей в дом…
- Иван, скажи мне, как они себя вели в дороге? - с нарочитой серьезностью спросил у Хмеля хозяин дома, когда уже все сидели за столом и подняли бокалы с вином за приезд.
- Да они чуть не раскупили товар во всех парижских магазинах. Целый ворох одежды накупили, едва все в дорожные сундуки поместилось.
