В кромешной темноте, потеряв ориентировку и поминутно натыкаясь на с шумом падающие предметы, ежесекундно ожидая то ли ответных выстрелов, то ли прикосновения к шее нежных пальчиков какого-нибудь наведенного упыря, Робинсон мечется по некромантову апартаменту. Ощупывая стенную обшивку, он нечаянно нажимает на одну из панелей – и часть стены вдруг отъезжает в сторону, открывая перед ним обширное пространство, залитое ярким электрическим светом.

На лестнице холла дела совсем плохи. Робингуд, опустошивший уже магазины M-16 и обоих «Узи», остался с одним лишь пистолетом; зомби-мачетэрос прут вперед с неослабевающей яростью, и ему приходится отступать, сдавая врагу ступеньку за ступенькой. Наверху группа ливрейных зомби получила подкрепление, а вот Ванюша уже изрядно подустал, махая своей балясиной – это тебе не изящное фехтование китайским посохом; на этом участке оборона тоже начинает прогибаться. По застывшему лицу Подполковника ясно, что никаких путей к спасению он уже не видит; всё, кранты…

– Товарищ подполковник, продолжать съемку? – Чип абсолютно спокоен и деловит; он, похоже, настолько уверовал в неуязвимость людей Робингуда, что и мысли не допускает, будто что-то идет не так.

– Непременно продолжать, вольноопределяющийся! Получите потом Пулитцеровскую премию… боюсь только – посмертно.

Чип со смешком кивает и вновь приникает к видоискателю. И тут происходит нечто удивительное: ряды наступающих зомби смешиваются, а движения их становятся совершенно хаотичными; большей частью они двигаются по кругу, как сломанные заводные игрушки. Этот внезапно разладившийся механизм продолжает еще работать секунд десять-пятнадцать, явно по инерции – а потом в зале вспыхивают ярчайшие электрические люстры; будто бы под воздействием света, кожа зомби начинает стремительно съеживаться и лопаться, и тела их буквально на глазах разваливаются на части, обращаясь в груды праха…

Бойцы Робингуда завороженно наблюдают за этой картиной, сами еще не в силах поверить в свое спасение, когда деревянная стенная обшивка – прямо напротив выхода с лестницы – отъезжает вдруг в сторону, и взорам их предстает зажмурившийся от внезапного яркого света констебль Робинсон; мундир его, забрызганный красным, густо облеплен пухом и перьями…

Немая сцена.

– Вы там что, констебль – с периной воевали? – роняет Подполковник с надменными интонациями герцога Мальборо – и тогда отпустившее, наконец, напряжение (живы, живы все!) обваливается громовым хохотом всего отряда.

Робинсон, однако, растерянно тычет ружьем куда-то в темноту за своей спиной:

– Он там! Только что был там… Быстрее!

– Кто – «он»? Бишоп? – мгновенно подбирается Робингуд, и даже не дожидаясь ответного кивка констебля, кидается вперед, точно такса за крысой.

Апартамент повелителя зомби при ярком электрическом освещении выглядит довольно нелепо – столь явная стилевая эклектика разом обращает хоррор в пошлую мелодраму. Робингуд, с пистолетом в руке, внимательно разглядывает дверцу (она, так же, как и вся стенная обшивка вокруг, издырявлена запоздалой Робинсоновой картечью); затем он ногой вышибает дверной запор и хитрым кувырком вкатывается внутрь соседнего помещения, куда ускользнул некромант.

Парою секунд спустя Робингуд буквально вываливается обратно; он скрючен в три погибели и держится за живот… Беззвучно выругавшийся Ванюша (на нож там нарвался, что ль?) бросается было на выручку, но тут атаман наконец разгибается, и становится видно, что его просто-напросто корчит от беззвучного хохота.

– Ну, ты орел, констебль! – наконец отирает он, тыльной стороной запястья, выступившие слезы. – Если эта история когда-нибудь выплывет наружу – помяни мое слово: не миновать тебе должности президента России…

– Прошу простить сэр, но я… Я даже не говорю по-русски! – лепечет совершенно сбитый с толку парень.

– Пустое, не бери в голову: от президента России знание русского никогда и не требовалось. Главное – чтоб он хорошо «MOCHIL V SORTIRE», а уж этого у тебя никак не отнимешь!

Распахивает дверцу настежь и, посторонившись, дает всем полюбоваться картинкой. Помещение и вправду представляет собой роскошно обставленный туалет. Мистер Бишоп полусидит, воткнувшись задом в мраморный унитаз; одна из шальных Робинсоновых картечин, под немыслимым углом пробив дверную филенку, угодила ему точнехонько в переносицу, навсегда прикнопив к хорьковой мордочке Барона Субботы выражение недоуменной обиды…

В коридоре виллы – Чип с Ванюшей. Бледный как штукатурка Чип осторожно несет на руках свою девушку: та без сознания, но, похоже, цела и невредима – успели. На Ванюшиной физиономии тоже отражается богатая гамма чувств: этот, конечно, навидался в жизни всякого, но подвал мистера Бишопа произвел впечатление даже на него…

– Обожди-ка, – Ванюша распахивает одну из ведущих в коридор дверей и, чисто рефлекторно отсканировав вскинутым пистолетом открывшееся помещение, делает знак Чипу. – Давай сюда – поищем ей какую-нето одежку-аптечку.

Попали они, надо заметить, весьма удачно. Перед ними – две комнаты, соединенные между собой; дальняя из них – не что иное, как знакомый нам рабочий кабинет Конкассёра, а ближняя – что-то вроде жилых апартаментов с мини-баром, холодильником и кушеткой, на которую Чип и укладывает девушку, закутанную в сорванную где-то по пути драпировку. Пока он нашарил для нее в стенном шкафу рубаху с шортами (великоваты, но сойдет), Ванюша извлек из бара пузатую бутылку («А ничего коньячок попивают, гады! Ну, в смысле – попивали…») и, легонько похлопав девушку по щекам, подносит к ее губам стакан:

– Ну-кось, барышня! Вообрази, что ты просто в компьютерной игрушке. Давай-ка – эликсир жизни, восстановитель второго уровня…

Лишь тут она оттаивает настолько, чтоб хотя бы разрыдаться на груди у Чипа…

Предоставив их заботам друг друга, Ванюша перебирается в кабинет, каковой и принимается обследовать с растущим интересом. Целая куча хитрых систем связи и стены, сплошь завешенные мореходными картами, подсказывают ему, что тут-то, пожалуй, и есть главный нервный центр здешней лавочки; вникать во всё это, однако, нет времени. В несгораемом шкафу находит целый арсенал; некоторое время самозабвенно роется в нем (ибо сказано: «Дать мужчине меч всё равно, что дать женщине зеркало: они ни на что больше не смотрят»), и наконец останавливает свой выбор на старом добром калашникове калибра 7.62 и на новейшей снайперской винтовке со всеми мыслимыми наворотами: лазерный целеуказатель, ночное видение, система «антиснайпер»… Сейфа в кабинете нет, ящики стола ничего интересного не содержат; можно уходить.

В жилом отсеке девушка, как это ни удивительно, уже успела привести себя в порядок (не девятнадцатый, чай, век – в обмороках отлеживаться!) и, судя по всему, вполне «готова к труду и обороне»; окинув ее в высшей степени одобрительным взглядом, Ванюша кивает Чипу в направлении кабинета:

– Там пара компьютеров – в них, небось, масса интересного; вытащи-ка из них мозги, дома разберемся… А мы пойдем проверить хозяйскую вертушку. И ежели там движок не заколдован какой черной магией, то минут через десять мы отсюда тихо улетим к этой самой матери… как те колхозники на фанерном ероплане!

…Чип в Конкассёровом кабинете, бормоча себе под нос, разглядывает компьютерное хозяйство:

– Та-ак… Значит, тот к Сети подключен, а этот – нет… Стало быть, все секреты как раз в нем – чтоб, значитца, злые хакеры не добрались, как до Пентагоновских икс-файлов… Ну, дерёвня – в Firewall'овскую защиту, и в ту не верят!.. И ведь правильно делают, если вдуматься…