На краткий миг на лице индейца проступило недоумение.
– Конечно, иногда можно узнать, кого ты убил. Только потом, если будет время поискать в его карманах деньги или еду.
– Еду?!
– Да, тогда, бывает, узнаешь его имя, если у него был армейский значок. А впрочем, какая разница? Он ведь тоже не знал, как меня зовут. Если б повезло ему, а не мне, он бы и шарил у меня в карманах.
– Что ты несешь?
– Ты вот собираешься меня убить. Разве ты знаешь, как меня зовут?
– Ты чертовски странный парень, Фрэнклин, – проворчал Джек и вновь заметил, как по лицу, отражавшемуся в зеркале, скользнула гримаса удивления. – Раздевайся догола и лезь в душ.
Фрэнклин де Диос с готовностью кивнул и направился к ванне, на ходу снимая пиджак.
– Правильно, пристрели меня в ванне, чтобы вокруг не было крови. – Расстегнув штаны, он стянул их с себя, не снимая ботинки. Впервые эти двое посмотрели друг другу прямо в лицо.
– Мы связываем сандинистам руки сзади, заставляем их встать на колени. Они тоже так делают. Наверное, все так делают.
– Но ведь это война. Вы убиваете пленных.
– Вот именно. И ты тоже. – Он снял рубашку, обнажив крепкий торс и ниже – зеленые полосатые трусы. Снова поглядел на Джека. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Я сейчас выйду на минутку, – сказал Джек. – Включай воду и полезай в ванну. Сейчас вернусь.
– Сперва ботинки надо снять.
– Пусть намокнут, тебе не все равно?
– Тоже верно. Мы-то заставляли их снимать ботинки, но мои же никому не понадобятся, да? Разве что ты хочешь взять их себе?
– Лезь наконец под душ, черт подери!
Джек выскользнул из ванной, закрыл за собой дверь, прислушался, убедился, что индеец пустил воду. Он представил себе, как Фрэнклин де Диос в дурацких зеленых трусах наклоняется над ванной, открывает кран, регулирует воду – потеплее, похолоднее… Господи, он принял все как должное, он готов к смерти.
Джек метнулся к шкафу, запихал «беретту» и магазины под шелковые рубашки, закрыл шкаф и пошел было прочь, но тут же вернулся: не было смысла возвращать на место оружие, все равно полковник узнает, что он тут побывал. Он потратил еще десять драгоценных секунд, пытаясь что-то решить. Господи, а вода все льется! К черту этот пистолет! Джек заставил себя сдвинуться с места, потом снова вернулся, уронил на пол ключ, носком ботинка протолкнул его под шкаф.
Больше никогда он не войдет в чужой номер, никогда, ни за что!
18
– У меня было только одно на уме: поскорее выбраться оттуда. Хватит с меня этого дерьма. Удирать надо. Я глянул через перила – ты все еще сидела там.
– Еще бы, эти ребята меня не отпускали. Тот недоносок все расспрашивал насчет Майами. Бывала ли я в «Мьютини», бывала ли в «Неон Леон»? Он, видите ли, хотел знать, в какие бары я хожу. А ездила ли я в Ки-Бискейн? Где, черт побери, этот Ки-Бискейн? Я в Майами и была-то всего один раз, лет в восемнадцать.
Они сидели вдвоем в машине Джека. Он припарковал свой автомобиль в конце улицы Тулузы, недалеко от дока. В темноте вздыхала река, на фоне ночного неба четко вырисовывался силуэт экскаватора.
– Это был последний раз. Самый что ни на есть последний, – заявил Джек. – Может, я теперь даже останавливаться в гостиницах не смогу. – Он завел мотор. – Поехали лучше к тебе.
– Нет. Все чересчур запутано. Мне совсем хреново.
– Повтори, что сказал тот парень, когда вернулся?
– Ничего он не сказал. Я подумала – слава богу, он тебя не застукал. Подумала, либо ты успел уйти, либо спрятался где-нибудь под кроватью или в туалете…
– Ты не видела, как я уходил?
– Я головы не могла повернуть. Они оба сидели передо мной и глаз с меня не сводили.
– Он же должен был что-то сказать. Индеец, я имею в виду. Он настоящий индеец, из племени мискито.
– Он отдал Берти его письмо, а тот разорался. По-испански. Мне так показалось – ругал его, почему он так долго копался.
– Какое письмо?
– Письмо от президента Рейгана. Берти прочел его вслух, а потом сунул мне под нос, чтобы я сама прочла… А что там в последней строчке? Я не поняла.
– Когда тот парень вернулся, он был мокрый?
– Мокрый? С чего бы это?
– Он так-таки ничего и не сказал?
– Ничего не сказал. Слова не вымолвил. Сперва Берти орал на него, а потом и тот второй парень.
– Криспин?
– Криспин. Этим заносчивым коротышкам только дай поорать. Пока они вопили, я как раз попыталась рассмотреть, что там делается этажом выше. Думаю, ясное дело, у Джека все в порядке, только куда он подевался? А тут полковник давай меня лапать, гладит меня по руке, по локотку и повыше, и заливается, дескать, вот славно мы вместе времечко проведем. Я просто не могла там больше оставаться. «Берти, – говорю я ему, – ты уж извини, но я с тобой крутить не стану». «Почему?» – говорит он. «Ростом не вышел», – отвечаю и пошла себе.
Сворачивая на Кэнэл-стрит, Джек спросил:
– Волосы-то у индейца были влажные?
Они зашли выпить в бар «Мандина», и там Джек рассказал Хелен, что произошло, когда Фрэнклин де Диос вошел в комнату. Ему пришлось заодно рассказать и про то, что полковник собирает в Штатах деньги. На этом он пока остановился. Остальное он расскажет ей в местечке поспокойнее. Машину они оставили у бара и пошли пешком. Хелен поинтересовалась, куда, собственно, они идут.
– Увидишь, – ответил он ей.
Увидев вывеску «Муллен и сыновья», Хелен заупрямилась.
– Нет, нет, ни за что. Здесь я ночевать не стану. Ты в своем уме? – Потом присмотрелась при свете фонаря к серому зданию с башенками и спросила: – Тут что, когда-то жили люди?
В освещенном холле она остановилась, а Джек пошел проверить гостевую. Вернулся, покачивая головой, взял Хелен за руку и, мягко подталкивая, повел к лестнице на второй этаж. Она все еще сопротивлялась.
– Когда меня нет под рукой, Лео вызывает специальную службу. В смысле, чтобы они доставили покойника.
– Джек, я не хочу смотреть на покойников! Они уже поднялись наверх.
– Нет тут никаких покойников. Вот, смотри. – Не заходя в комнату, он протянул руку и включил свет. – Это бальзамировочная. Когда тело привозят, его кладут сюда, на стол.
– Господи! – выдохнула Хелен, не двигаясь с места. – Что это за штука?
– Специальный аппарат для бальзамирования.
– Для бальзамирования? Господи ты боже мой… А как он действует?
– Ладно, пошли. – Джек выключил свет, и они прошли по коридору в его комнату.
– А тут что?
– А тут я жил последние три года.
– Слушай, да тут у тебя славно, Джек! Дизайнера приглашал?
– Хелен, – сказал он, надеясь, что она наконец поймет. – Хелен, я стоял там, в ванной, рядом с парнем, который думал, что я его пристрелю. Ты только представь себе: он не плакал, не пытался умолять. Тот самый парень, что вчера в ресторане… Ты же была там.
– Я вовремя ушла.
– Ну, тот самый парень. Он стоял передо мной в ванной, думал, я собираюсь его убить, и спросил меня, заберу ли я себе его ботинки. Ты мне скажи, как же это так, что это за человек такой?
Хелен ничего не ответила. Она молча следила, как Джек достает бутылку водки из холодильника – кроме холодильника и старого дивана, который Джек перетащил сюда снизу, из холла, в комнате почти ничего не было. Хелен так и не проронила ни слова, пока Джек, усевшись рядом с ней на старый диван, не рассказал ей все по порядку, начиная со своей воскресной поездки в Карвиль и заканчивая событиями, произошедшими вечером того дня в отеле «Сент-Луис».
– По-моему, ты кое-что пропустил, – заметила она.
– Не знаю, может быть, – откликнулся он. Хелен поудобнее устроилась на диване, внимательно глядя на Джека.
– Вчера ты ночевал у нее?
– Мы все трое там ночевали.
– Ну да.
– Я же говорю: тот парень видел нас в ресторане. Он знает, где живет Люси. Мы боялись, как бы он не явился ее навестить.