Одиноко сидящая горгулья за столиком на двоих, подперев когтистой лапой щёку, лениво ковыряла когтём второй лапы блюдо под названием «Японец в собственном саке». Рога начищены до блеска, на шее аккуратная бабочка, а в зубах пережёвывается веник из репейника, крапивы и чертополоха. М-да, не стоило ему доверять компании «Знакомства вслепую». Этой шарашкиной конторой заведует одна из сородичей Бэллы, поэтому разбитых сердец на их счету гораздо больше, чем склеенных. Вот обрезом своим клянусь, что сегодня же вечером этот горе-любовник позвонит в «Интимные услуги на дом», где сплошь и рядом одни суккубы работают, и больше я его в баре не увижу. И поделом! На улицу бы лучше шёл знакомиться. И эффективнее и безопаснее, хотя на счёт последнего я не уверен…

Очнулся вырубленный мной упырь, собрал рассыпавшиеся зубы и, прошамкав дёснами извинения, вылетел стремительно через дыру в окне. Хорошо, что Бэлла успела его обчистить, а то босс опять бы рассердился, а у него рука тяжёлая…

И вот так целыми днями. Нечисть приходила и уходила, грязные стаканы наполнялись и осушались, никто не провоцировал меня взяться за обрез, и я уже начал скучать, как вдруг, когда самый последний упырь уже расплатился за глазное мартини и ушёл, в баре зазвонил телефон. Я не имел никакого понятия, зачем в баре был поставлен телефон, ведь нечисть Лимба общались на расстоянии другим, не известным мне способом. Однако этот допотопный, советских времён, аппарат с круглым вращающимся циферблатом стоял прямо на моей стойке и звонил. Я даже подождал пару минут (вдруг ошиблись номером) но телефон продолжал трезвонить не переставая. Справившись с собой, я всё же снял трубку и сказал первое, что пришло в мою больную голову:

— Бар «Преисподняя». Идите к чёрту!

Вначале я услышал лишь помехи. Я уже хотел положить трубку, как вдруг среди шипения до меня дошли отчётливые слова:

Склад… Ночь… Клад… Ще… Девять… Не пропусти!

— Что? Какой клад? Какая ночь? — спросил я.

— Бунк… Не… Один… Полночь…

На этом связь прервалась и телефон замолчал. Даже помех не было. Мёртвый старый механизм вновь превратился в безмолвный и никому не нужный атрибут интерьера бара.

Я повесил трубку и задумался. Это не было похоже на розыгрыш, ведь в Лимбе не пользовались телефонной связью, а этот доисторический прибор стоял в баре как украшение. Он даже подключён не был, но факт остаётся фактом: кто-то (или что-то) звонил по телефону и говорил о каком-то складе. И ладно склад, таких у нас полно, но причём тут цифра девять? Всё это тянет на помешательство, но я-то знаю, в Лимбе ничего просто так не случается.

За этими размышлениями я не заметил подошедшей официантки.

— Ты чего оцепенел весь, будто горгониду увидел? — спросила меня Бэлла, приобнимая меня за плечи.

— Да вот думаю, может трофейных упырей по стеночкам бара развесить, — я обернулся и заставил себя выдать слабенькую улыбку, — А что? Я их буду убивать, а ты головы жертв на стенах вывешивать будешь.

— Ты не умеешь шутить, — сказала Бэлла, скривив свой носик, а затем, прищёлкнув пальцами и поправив мне галстук, продолжила, — давай, колись, отбивная, чего такой мороженный. Или опять в холодильник залез и увидел одноклассницу?

Блин, вот ведь будет напоминать мне этот случай до самой (скорее всего, всё-таки моей!) смерти. А я всего-то случайно зашёл на кухню за льдом. Обычно повариха (гигантский монстр с лиловыми щупальцами) регулярно мне его предоставляла, но тут забыла, клиентов было много, и я решил сходить на кухню сам. Фишка в том, что когда я открыл холодильник, я увидел замороженное тело девушки. Немного присмотревшись, я к своему ужасу, узнал в ней бывшую одноклассницу и главную мою любовь школы. Даже выражение лица было такое же, как в тот злополучный день, когда я признался ей в чувствах, а она меня отшила. Она при жизни была идеалом красоты, а в нашем баре из неё сделали вполне себе аппетитно выглядящую шаверму. Посетителям-то что, для них она — еда, а я потом неделю из депрессии вылезти не мог.

Я рассказал Бэлле всё, что случилось. Она слушала меня не перебивая, иногда только поднимала в удивлении вверх брови. По окончании рассказа она, сделав задумчивое лицо, потрогала мой лоб (я от холода её ладони весь мурашками пошёл) и категорично заявила:

— Ты явно сошёл с ума. Не удивительно, человеческое восприятие не может противостоять столь сильному давлению со стороны явлений, которые этим восприятием считаются нереальными.

— Ты что, опять с академиком ужинала? — спросил я.

— А что тут такого? — бледные щёки Бэллы вспыхнули — академики — очень умные люди, а их мясо, особенно мозговая косточка, сочетает в себе и полезную питательность, и энциклопедические знания.

— Завязывай ты с этим, а то от тебя уже все клиенты шарахаются.

— Кто бы говорил, бешеное фрикасе с пушкой!! Да если бы не я, к нам клиенты бы не ходили, а ты попал бы на стол какому-нибудь вампиру голубой крови.

С этим было трудно спорить. Одним из главных способов завлекания клиентов в наш бар была и оставалась наша прекрасная официантка-суккуб. На работе она носила минимум одежды, а в совокупности с чёрными с фиолетовыми локонами, прямыми волосами, фиолетовыми глазами, вечной кокетливой улыбкой и более чем соблазнительной фигурой, заслуживала абсолютное благоговение мужской стороны нечистой силы и срывала себе большие чаевые. Однако приставать к ней никто не лез. Все знали, что ночью суккубы притягивают противоположный пол со страшной силой и, во время… кхм…ну, пусть будет «соития», выжимают все жизненные соки из бедной жертвы. Согласитесь, замечательная смерть… Ей даже запрещалось находиться в баре в ночные часы, а это о многом заставляло задуматься.

Таким образом, посетители приходили в бар «чисто посмотреть» на милашку-официантку, а заодно выпить и закусить. Ко мне она относилась снисходительно, даже заигрывала иногда и всегда готова была помочь. Иногда мне даже приходит мысль, что именно Бэлла, а не начальник поставила меня на эту должность…

Мы проговорили с ней до вечерних сумерек. За это время мы успели поругаться и помириться, она пыталась меня укусить, я пытался огреть её прикладом, в результате получил по башке подносом для напитков и сломал этот же поднос пополам.

— Делай как хочешь, — сказала наконец суккуба, убирая с лица непослушную прядь и разворачиваясь на каблуках, — твоя жизнь, сам решай, как и где тебе умереть. Можешь искать свой грёбанный склад, кладбище у нас одно, не ошибёшься, но если что, я за тебя не вступлюсь на этот раз, пойдёшь на мясную нарезку ближайшему вурдалаку!

Бэлла ушла, картинно хлопнув дверью. Вот любит она это позёрство. Я почти на сто процентов уверен, что она на меня уже не злится и, скорее всего, будет следить за моей персоной. Приглянулся я ей чем-то. Правда у меня такое ощущение, что интересуется она мной чисто из суккубьих наклонностей…

С этими мыслями я спустился в свою каморку, которую считал самой неприступной крепостью в Лимбе. Каморка представляла собой небольшой подвальчик под барной стойкой. Внутри находился тюфячок, который я ласково называл кроватью. Вокруг тюфяка, да и по всему периметру подвала и на входе были расположены многочисленные ловушки: капканы всех мастей, волчьи ямы, противопехотные мины, колючая проволока (обязательно под напряжением) и другие незамысловатые приспособления для устранения нежелательных гостей. У самого тюфяка я даже поставил на сошки внушительных габаритов австрийский пулемёт времён Первой мировой войны под пистолетный патрон с очень труднопроизносимым названием Standschütze Hellriegel M1915. Этот Машинган с водяным охлаждением ствола я смог по дешёвке выторговать у одного чёрта таки очень семитской внешности и большой окружности пузяки. И не спрашивайте меня, как я это сделал! И на бис не покажу, можете даже не пытаться меня спрашивать. Скептики, увидев мою лачугу, удивились бы, как такое количество всего уместилось в одну маленькую каморку, но когда ты живёшь и работаешь с нечистью, поневоле начинаешь думать о своей безопасности, а как она достигается — великая загадка мира.