— Каждому богу своё время, сынок, как и каждому поступку своя слава. Дахман мудрости учит. А сдалась ли нам эта мудрость, когда жить-то осталось может всего ничего. Оглянись вокруг… — она медленно обвела улицу рукой. — Посмотри на испуганные и загнанные лица жителей. Все обходят друг друга стороной. Никто никому больше не помогает. Разве так можно? Лучше уж жить в мире и любви и помереть как достойный человек. Нежели жить в мудрости да тщеславии. Может оно и умно, обходить стороной незнакомцев, чтобы болезнь не подцепить. Так ведь это уже звериные, а не людские повадки.

— А вы добро совершаете, потому что так бог велел, чтобы на небеса потом попасть? Или всë же по иной причине?

— Может, я сейчас скажу мысль, за которую меня могут и на костре сжечь, если узнают люди короля. Но… Многие думают, что боги где-то далеко, а они на самом деле внутри нас. Хед у меня в сердце, под рёбрами. Я и есть сама Хед. Всё, что я делаю по жизни, я делаю это в соответствии с истинами божьими, которые сама же и породила в своей голове. Каждый сам выбирает, во что верить. Всё зависит от того, кто какую жизнь хочет прожить: славную или презренную. Я выбрала славную и наград за дела свои не жду. Иду путём своим, потому что верю в него.

Наёмнику понравился её ответ. Ему стало интересно, правду ли она ему говорила. Или старуха, как все… Приведёт его сейчас в свою лачугу, а там на него набросятся разбойники со спины и по голове тюк. Отберут монеты. Конрад пошёл за ней. Та действительно жила вдвоём со своим мужем в съёмной каморке, похожей больше на подвал. Темнота и сырость царили там. Холод пробирал до дрожи. Старик её был калекой без ног. Лишился он их ещё в молодости, при битве с варварами, защищая земли Дормана. Он был простым ратником. Жалованье ему платилось маленькое. Чтобы прокормить себя и свою жену, он вырезал всякие поделки из дерева, которые сейчас и в помине никому не нужны. Супруга его за гроши прядет шерсть и вяжет носки на продажу. Но какие же нынче покупатели? Поэтому ей каждый день приходится ходить в храм, расположенный на другом конце города, чтобы получить горсть гороха на них двоих по милости служителей божьих. Когда Конрад понял, что женщина оказалась честной с ним, это его очень тронуло. Бедные люди собирались поделиться с незнакомцем своей и без того скудной пищей. Наëмник молча оставил на их столе пригоршню золотых монет и ушёл. Старик со старухой расплакались от такой щедрости. С того дня оба они молились за него, дабы удача была на его стороне. Тех денег, что он им дал, хватило бы надолго. Они могли выкупить за них ценные мешки с мукой и зерном, а также пару кур и многое другое.

Конрад бесцельно блуждал по переулкам из одного питейного дешёвого заведения в другое и замечал, как цены летят вверх. Видел, как люди с бубонами прямо перед ним падали замертво. Лекари в масках и перчатках бросали их на телеги и сжигали прямо у стен Остбона. В глазах у каждого человека был ужас, ибо казалось, что он сам следующий. Наемнику тоже было не по себе от чудовищной эпидемии. От такой смерти ему умирать точно не хотелось. Лучше пасть в бою с мечом в руках, нежели харкать кровью и после долгих страданий испустить дух.

Но наёмник, как и все остальные, не мог помочь никому из зараженных. В храмах приносили сначала в жертву животных на алтаре, но как подступал голод, вместо зверей просто подносили плетёные венки из священных деревьев.

В колдовской школе прекратили вести занятия. Кабинеты и все помещения освободили для больных и обездоленных. Леди Эрлин и остальные преподаватели сами пришли к такому решению. Они заботились о нуждающихся за свои личные средства. Даже колдунья Харпага выбралась из уединения и присоединилась к ковену в помощь. Но магия только ненадолго сдерживала развитие болезни. Волшебники тоже заражались и умирали. Заклинания не работали против сил природы, как они обычно к этому привыкли. Единственное, что у них получалось, так это утоление боли.

Всё их колдовство не спасало лишь по одной причине: чтобы что-то излечить, надо знать причину недуга. Но в те времена никто не ведал, в чем она заключается. Ведьмы легко уничтожали бубоны на коже и пытались исцелить и лёгкие. Однако это не имело уже никакого значения. Чума успевала поглотить всё тело.

*Небольшой городок Ходвиг неподалёку от Остбона*

Птицы смолкли в саду, и яркая луна неспешно плыла по небу, окидывая флегматичным взглядом земли под её ногами. В одном из домов не спалось виконтессе по имени Агнес. Природа одарила её пылким сердцем и нежной красотой. Белоснежную кожу тела с упругими, как сладкие груши, грудями прикрывала лишь ночная сорочка из персикового атласа. На угловатые плечи ниспадали пышные пшеничного цвета кудри. Её кошачьи зелёные глаза с длинными ресницами сводили с ума всю округу. Кто бы в прежние хорошие времена не приходил к ним на бал, каждый восхищался её грацией и внешностью. Пожилые бароны, князья и даже графы злобно завидовали её мужу — виконту. Никто не понимал, почему ему досталась такая богиня, а не им. Так как её супруг, Хью Девирвел, обладал глупыми чертами лица. Чем больше он старался напустить на себя важности, тем хуже выглядел. Он был старше Агнес на тридцать пять лет. Относился к ней холодно, но с уважением. Девушка умирала от скуки, сидя в их большом доме наедине с ним. Хью ничем не интересовался, кроме соколиной охоты и игры в шахматы. Но даже когда он занимался любимыми занятиями, то на его лице никогда не сияла улыбка.

Родители Агнес погибли, когда ей было три года, и потому малышку воспитывала тётка, которая её потом-то и выдала замуж за Хью, когда та повзрослела. Выбора у Агнес особо никакого не было: либо выйти за удачно подвернувшегося виконта, либо жить в нищете. Родители девушки не имели крупного состояния, хотя и принадлежали к знатному роду. Но в те времена постоянных переворотов и войн многие семьи раззорялись. А обратно наверх всплыть удавалось только счастливчикам.

Агнес не хватало страсти и любви в этом браке. Если раньше она могла хотя бы ездить в гости к друзьям и разгуливать в свое удовольствие, то сейчас, во время чумы и разбоев, своих домов никто не покидал. Единственным лучом света для молодой женщины был её любовник Джон, темнобровый и мускулистый конюх, служивший у её мужа. Они полюбили друг друга с тех пор, как Джон начал заниматься с ней верховой ездой. И сейчас он ждал её в лабиринте из живых изгородей на заднем дворе. Любовник не видел Агнес уже несколько дней и обещал, что проберется через постовую охрану под покровом ночи.

Виконтесса боялась, что их могут заметить, но в то же время тайные встречи сладостно волновали душу. Ей повезло, что Хью спал от неё отдельно. Так как он допоздна засиживался в библиотеке за книгами и за курением трубки. Поэтому оборудовал спальню в одном из кабинетов, чтобы не тревожить и не будить жену поздно ночью, когда готовился отойти ко сну.

Агнес не знала, что ей надеть. Время уже подходило. Джон наверняка ждал на месте. Все платья без помощи служанки невозможно застегнуть. Поэтому девушка набросила на себя только один широкий шоколадный плащ и нацепила кружевные сапоги на каблуках. На улице этой ночью стояла очень теплая погода, и вчерашний снег весь растаял. А трава вновь замахала зелёными стеблями, и в кустах лабиринта раскрылись жёлтые ночные цветки.

Виконтесса спустилась с балкона второго этажа по узкой винтовой лестнице, куда выходили её покои. И рысью помчалась к окованным по краям железом дубовым воротам сада. Её нежные белые руки с трудом смогли отодвинуть тяжеловесный засов. Розовые губы непроизвольно расплылись в улыбке от предвкушения встречи.

Девушка вдыхала свежий цветочный аромат и, держась за зеленую изгородь лабиринта, шла знакомым ей путём. Где-то хрустнула ветка. Она замерла.

— Джон, это ты? — прошептала, насторожившись, Агнес. Зрачки её расширились.

Резко перед ней появилась тень. Виконтесса вскрикнула, отпрянув назад.

— Тише, — мужчина приблизился. — Это же я, Агнес.