Положив голову на площадку и раскинувшись всем своим могучим телом, занявшим полдюжины ступеней, наверху, как труп, случайно брошенный здесь пьяными носильщиками, лежал Хью. Лежал на спине, и длинные волосы, как перепутанные дикие травы, разметались по деревянному изголовью, а из широкой, бурно дышащей груди вылетали звуки, такие необычные в этом месте и грубо нарушавшие ночную тишину.

Наткнувшись на него так неожиданно, мистер Честер хотел уже разбудить его пинком, но, глянув в лицо спящего, вдруг замер и, нагнувшись над ним, заслоняя свет рукой, внимательно всмотрелся в его черты. Не удовлетворившись этим, он продолжал пристально изучать лицо Хью, все ближе поднося свечу и так же старательно заслоняя свет рукой.

В это время спящий вдруг проснулся и, не дрогнув, не шевельнувшись, открыл глаза. В их неподвижном взгляде было, вероятно, что-то притягательное, потому что мистер Честер не мог отвернуться. Так они некоторое время смотрели друг на друга, пока мистер Честер, наконец, не прервал молчания, спросив вполголоса у Хью, как он здесь очутился.

– А мне показалось, что я еще сплю и вы мне снитесь, – сказал Хью, медленно приподнимаясь и все так же пристально глядя ему в лицо. – Странный я видел сон. Хоть бы он не был в руку!

– Отчего ты так дрожишь?

– От… от холода, должно быть, – буркнул Хью и, встряхнувшись, поднялся. – Я еще не разберу, где это я…

– А меня-то узнал? – спросил мистер Честер.

– Как не узнать, – отвечал Хью. – Я же говорю: вы мне снились. Слава богу, что мы с вами не в том месте, которое мне приснилось.

Говоря это, он осматривался вокруг и несколько раз поднял глаза вверх, словно ожидал увидеть у себя над головой то, что давеча видел во сне. Затем протер глаза, снова встряхнулся и пошел за мистером Честером в его квартиру.

Мистер Честер зажег свечи на туалетном столе, подкатил кресло к камину, в котором еще тлели угли, и, помешав их, пока не вспыхнул яркий огонь, сел перед ним, приказав своему гостю подойти и снять с него сапоги.

– Ты, видно, опять пил, приятель? – сказал он, когда Хью, опустившись на одно колено, исполнил его приказание.

– Провалиться мне на этом месте, хозяин, если я с самого полудня хлебнул хоть глоток! Я прошел двенадцать миль пешком и дожидался вас здесь невесть сколько времени.

– И ничего лучше не придумал, как спать на лестнице и храпеть так, что весь дом трясся? – сказал мистер Честер. – Не можешь видеть сны у себя в конюшне на соломе, олух ты этакий, непременно тебе для этого понадобилось прийти сюда? Подай-ка мне туфли, да ходи поосторожнее, не стучи так.

Хью молча принес домашние туфли.

– И вот что, мой молодой друг, – продолжал мистер Честер надев их, – в следующий раз постарайтесь видеть во сне не меня, а какую-нибудь собаку или лошадь – ведь эти твари вам лучше знакомы, чем люди. Налейте себе стаканчик – бутылка в шкафу на том же месте – и выпейте, это вас взбодрит. Но только один стакан! Хью послушался – на этот раз гораздо охотнее – и, выпив, подошел к мистеру Честеру.

– Ну-c – спросил тот, – зачем это я тебе понадобился?

– Есть новости, – отвечал Хью. – Ваш сын был сегодня у нас в «Майском Древе». Приехал верхом из Лондона. Он хотел увидеться со своей милой, да не удалось. Вот он и оставил Джо письмо для нее или на словах велел что-то передать. Но когда сын ваш уехал, Джо с отцом поспорили из-за этого, старик не позволил ему идти в Уоррен. Он сказал – Джон то есть, – что никому из своей семьи не позволит вмешиваться в это дело, чтобы не навлечь на него неприятности. Потому что, говорит, у меня гостиница, и я разорюсь, если клиенты будут недовольны мной.

– Этот Джон – настоящее сокровище, – со смехом заметил мистер Честер. – И болван притом, а это всего ценнее. Ну, что же дальше?

– Дочка Вардена, та девушка, которую я поцеловал…

– И у которой украл браслет на большой дороге, спокойно вставил мистер Честер. – Так что ты хотел о ней сказать?

– В тот вечер она написала из «Майского Древа» мисс Хардейл, что письмо она потеряла – то самое письмо, которое я вам принес, а вы сожгли. И наш Джо должен был отнести записку, но старик не пускал его из дому весь следующий день – нарочно, чтобы он не мог сходить в Уоррен. И сегодня утром Джо велел мне отнести записку. Вот она.

– Значит, ты не ее отнес по адресу, голубчик? – притворно изумился мистер Честер, вертя в пальцах записку Долли.

– Я думал, что вы захотите получить и ее тоже. Раз сожгли одно, так и все – туда же, – пояснил Хью.

– Право, ты – отчаянный малый, – отозвался мистер Честер. – И если не научишься разбираться во всем, твоя карьера с поразительной быстротой придет к концу. Ведь ты же знаешь, что то письмо было адресовано моему сыну, и сын живет тут же, в моем доме. А это письмо не к нему, оно адресовано другому человеку. Неужели тебе не понятна разница?

– Коли оно вам не нужно, так верните мне его, и я отнесу его куда следует. Уж не знаю, сэр, как вам и угодить, – сказал Хью, обескураженный этим выговором, обрушившимся на него вместо ожидаемых горячих похвал.

– Я сам его передам, – после минутного размышления сказал мистер Честер, пряча письмо. – Не знаешь, эта леди в хорошую погоду ходит гулять?

– Да. Она все больше гуляет около полудня.

– Одна? – Да.

– А в каких местах?

– В парке, поблизости от дома. Там, где тропка уходит в поле.

– Пожалуй, если завтра утро будет ясное, я с ней встречусь на дороге, – сказал мистер Честер так уверенно, словно говорил о своей доброй знакомой. – И вот что, мистер Хью, – если мне доведется заехать в «Майское Древо», ведите себя так, как будто видите меня первый раз в жизни. Сдержите свою благодарность и постарайтесь забыть ту снисходительность, с которой я отнесся к истории с браслетом. Благодарность с вашей стороны делает вам честь и вполне естественна, но в присутствии других вам следует ради собственной безопасности держать себя так, как будто вы ничем мне не обязаны и никогда не бывали у меня в доме. Ясно?

Хью отлично все понял. После некоторого молчания он, тихо и запинаясь, выразил надежду, что «хозяин» не захочет причинить ему неприятностей из-за этой записки – ведь он ее не передал по адресу единственно из желания угодить ему. Мистер Честер прервал его бессвязные оправдания и с добродушно покровительственным видом сказал:

– Я уже вам обещал, мой друг, защищать вас всегда, пока вы этого будете заслуживать, – а мое слово все равно что письменное обязательство, скрепленное подписью и печатью. Так что не тревожьтесь, прошу вас, и сохраняйте полное спокойствие. Когда человек отдается в мою власть так покорно, как вы, я чувствую, что он имеет некоторое право на мое участие. И вы себе представить не можете, как я тогда бываю снисходителен и великодушен. Рассчитывайте на мое покровительство, и, пока мы остаемся друзьями, сердце ваше может быть спокойно, как ни одно сердце, которое бьется в человеческой груди. Выпейте еще стаканчик на дорогу – мне прямо-таки совестно, что вы проделали ради меня такой дальний путь – и ступайте с богом.

– А там у нас думают, что я крепко сплю в конюшне! – сказал Хью, залпом осушив стакан. – Конюшня заперта, но лошадь сбежала. Ха-ха-ха!

– А вы, оказывается, шутник и весельчак, – заметил его покровитель. – Это мне в вас больше всего нравится. Ну, прощайте. И, ради моего спокойствия, хорошенько берегите себя.

Любопытно, что во время всего этого разговора каждый из собеседников не смотрел другому прямо в лицо, но оба исподтишка следили друг за другом. Только сейчас они обменялись быстрым взглядом, и оба тотчас отвели глаза. Хью вышел, осторожно и бесшумно закрыв за собою дверь. А мистер Честер сидел все в той же позе и сосредоточенно смотрел на огонь в камине.

– Ну, что ж! – произнес он вслух после долгого раздумья. Он сказал это с глубоким вздохом и нетерпеливо зашевелился в кресле, словно хотел отогнать какую-то назойливую мысль и вернуться к тем, которые занимали его весь день. – Заговор удался. Бомба брошена. Полагаю, что она взорвется через сорок восемь часов и разнесет вдребезги всю эту славную компанию. Посмотрим!