– Возможно, – усмехнулся Гиб Аянфаль, – прости, если некоторые из них окажутся тревожны. Но, жизнь у меня не слишком уж долгая, так что их немного.

Эньши хитро улыбнулся, садясь на ложе.

– Да, если б тебе был целый звёздный цикл, то было бы сложнее!

– Благодарю тебя, – негромко произнёс Гиб Аянфаль, после чего крепко обнял Эньши, прижав к себе. Его переполняла теплота, какую он прежде испытывал только по отношению к родичам. Совершённое им действо как будто бы связало их с Эньши в тонких волнах прочнее, чем что-либо. Теперь эта связь останется нерушима, чтобы ни говорили о ней те, кто заключает родство перед лицом Звезды. Ребёнок, вероятно, чувствовал сейчас то же самое, потому что, высвободившись из объятий, тут же спросил:

– Как думаешь, а если бы я вдруг примирился с Гиеджи, то желание абы Альтаса бы исполнилось? Ну, о том, чтобы мы были все вместе.

– Мне бы хотелось, чтобы так и получилось, – ответил Гиб Аянфаль, – Аба Альтас говорил об этом с консулом Гейст, и, по её словам, только сами тонкие волны могут связать нас. Для этого примирение и нужно. Ладно, Эньши, я пойду. А ты пока отдохни и поешь. Передача такого объема информации отнимает много сил.

Он поднялся, направляясь к выходу, но Эньши звонко окликнул его:

– А куда ты пойдёшь?

Гиб Аянфаль оглянулся, впервые чувствуя его нешуточную тревогу.

– Я просто выйду в сад, не могу сидеть в обители после всего этого.

Когда Гиб Аянфаль вышел из замковых врат, то упрекнул себя за то, что сказал Эньши не совсем правду. Ему не хотелось сидеть дома, но и просто прогуливаться он не собирался. Проблески интуиции звали его в город так, как будто на вечерних улицах был растворён ответ хотя бы на один из вопросов. Его даже посетило совершено безумное желание направиться к Красной Башне, чтобы увидеть, насколько он разрушена. И поговорить с техниками волн о случившемся. Хиба всегда считал, что они живут своими интересами, не всегда согласными с общими законами Онсарры. В глазах Гиб Аянфаля эта оговорка стала отдушиной протеста, к которому он теперь стремился. Техники помогают всем, и они наверняка знают тех, кто мог бы открыть Гиб Аянфалю иную правду, которую не желает говорить Голос.

В раздумье он остановился у ворот. Вечер, небо освещено последними лучами Звезды. Мимо него проходили жители замка, возвращавшиеся в свои комнаты. Некоторые из них с любопытством поглядывали на Гиб Аянфаля, хотя обычно он не чувствовал к себе особого интереса.

Он же думал о Хибе. Ощутив себя в безопасности, он вновь вернулся к боли от потери друга. Ему ярко вспомнилось, что при упоминании Бэли Хиба не сразу категорично заявил, что ничего не помнит. В нём проглядывала внутренняя борьба. Быть может, вытесненные новой личностью воспоминания пробивались наружу? Это была как вспышка надежды. Гиб Аянфаль почувствовал, что он своими вопросами пробуждал в нём прежнего Хибу. Возможно, личность его не уничтожена, а только упрятана глубоко под слой правильных мыслей и установок. Что, если ещё есть шанс спасти его? И нужно действовать немедленно, пока новая личность не успела крепко укорениться.

Гиб Аянфаль прислонился спиной к стене, чтобы не упасть, и глубже нырнул в волны, разыскивая через них асайя по имени Багровый Ветер. На этот раз он всё ясно увидел – в данный момент Багровый Ветер находился в Белом Оплоте Рутты на одной из многочисленных террас. Гиб Аянфаля это несказанно обрадовало. Он прислушался к волнам – старший родич ещё был в городе, судя по всему, на одном из патрицианских соборов, а Гиеджи заканчивала труд в саду их обители. Гиб Аянфаль понимал, что неплохо было бы дождаться её, чтобы сказать, что с ним всё в порядке. Но Гиеджи могла задержать его, а потом и вовсе никуда от себя не отпустить. Потому он предпочёл немедленно отправиться в дорогу, прикрываясь от зова волн настолько, насколько ему позволяли умения, дабы никто не смог остановить его.

Путь до Оплота был не близок, и потому, когда Гиб Аянфаль оказался на месте, уже успела наступить ночь. На небе, выглядевшем особенно тёмным в горах, сияли облака звёздных вихрей и пять лент твердынных колец. Неяркое, почти призрачное свечение излучали только бледно-зелёные стены замерших в тишине обителей. Большинство асайев, живущих в нижнем ярусе Оплота и находящихся на исцелении, уже давно погрузились в сонные волны. Не спали только техники волн, да младшие белые сёстры, наблюдавшие за покоем спящих. Нескольких из них Гиб Аянфаль даже встретил на своём пути – сёстры посмотрели на него, не одобряя позднее время его визита, однако же не стали препятствовать.

Хиба тоже не был погружён в сонные волны. Гиб Аянфаль нашёл его под огромным тысячеоборотным пасочником, служащим источником пищи для окрестных замков. Бывший чёрный страж сидел среди мощных корней, опираясь спиной на ствол и, похоже, был глубоко погружён в себя. Гиб Аянфаль, убедившись, что рядом нет белых сестёр, подошёл ближе, останавливаясь перед ним и ожидая, что Хиба хотя бы поднимет глаза, чтобы посмотреть, кто к нему пришёл. Но Багровый Ветер этого не сделал. Он как будто бы совсем не замечал того, что происходит вокруг. Лицо его ничего не выражало, внутреннее поле было почти недвижно.

– Багровый Ветер! Я хочу поговорить, задать тебе несколько вопросов. Ответишь мне? – окликнул его Гиб Аянфаль, осторожно подходя ближе.

Хиба ответил не сразу. Только, когда Гиб Аянфаль был уже совсем рядом, прозвучал его негромкий голос:

– Что тебе нужно?

– Я хочу спросить. Ты ведь начал свою жизнь как танцующий, верно? Ты творил межзвёздные волновые потоки вместе с другими, да?

Хиба едва заметно кивнул. Гиб Аянфаль ощущал, он воспринимает его не как асайя, а как некий раздражитель, неожиданно возникший в тишине ночи.

– Вот, – произнёс он, точно подводя небольшой итог, – хорошо. А потом ты ушёл, потому что тебе не хотелось растворяться в волнах вместе со всеми. Ты стал чёрным стражем по приглашению мастера Карагана, верно?

– Предположим, – бесчувственно подтвердил Багровый Ветер.

– Будучи стражем, ты узнал секрет жизни. Тайные знания, позволяющие творить. И по сей день ты хранишь их.

Хиба ответил после некоторого молчания:

– Возможно и так.

Гиб Аянфаль подошёл ещё ближе и опустился на траву перед ним, заглядывая в потухшие глаза.

– И ты воспользовался ими. Ты творил, помнишь?

Хиба ничего не ответил ему, лишь поднял голову, устремляя взгляд на ночное небо. Гиб Аянфаль некоторое время оставался сидеть рядом, безрезультатно ожидая ответа, после чего спросил:

– Почему ты молчишь? Этого ты уже не помнишь?

Хиба наконец удостоил его ничего не выражающим взглядом.

– Я не понимаю, чего от меня хочет управляющий, если я уже не строитель, – ответил он с усталой монотонностью в голосе.

– Я пришёл к тебе не как строитель, а как твой друг! – с жаром ответил Гиб Аянфаль, отчаянно цепляясь за надежду воззвать к истинной сущности Хибы.

Но Багровый Ветер остался равнодушен к этому порыву и произнёс негромкое, но твёрдое:

– Оставь меня.

Гиб Аянфаль только покачал головой, с болью глядя на него. Он опустил голову и остался сидеть у ног Багрового Ветра. Тот тоже не трогался с места. Очевидно, молчащий строитель был ему в определённой степени безразличен.

Но вот Гиб Аянфаль вновь поднял голову и, глядя ему в лицо, спросил с затаённым гневом:

– Кто это с тобой сделал? Шамсэ?

Глаза Багрового Ветра, прежде не выражавшие ничего, вдруг вспыхнули мучительной эмоцией, пробивающейся сквозь плотную завесу покоя. Он даже выпрямился, взирая на Гиб Аянфаля не то вопросительно, не то гневно.

– Шамсэ? – негромко переспросил он.

– Да, она! – подтвердил Гиб Аянфаль, чувствуя, что нашёл нужную «болевую точку», – Ты отдал ей Бэли! А она захотела, чтобы я раскрыл тебе правду! И после случилось всё это! Хиба, вспомни! Это она захотела, чтобы ты стал таким!

Продолжать он не мог. Хиба поднялся на ноги, вспыхивая гневом.