«Прекрасно, – отозвался Мортимер. – Что же вы хотите мне сообщить?»

Собственно, ничего. Но, пожалуйста, останьтесь, не исчезайте! Позвольте только один вопрос: вы нас действительно убили бы?

Это было больше, чем просто вопрос, это были не только слова – желание жить, существовать и сохранить молодость, и еще страх, что все это можно потерять. Все эти чувства были переданы и восприняты одновременно.

«До этого дело не дойдет, – твердо ответил Мортимер. – Ваши коллеги поймут, что им ничего другого не остается, как помочь нам».

А я уверена, что этого они делать не станут. Они не позволят себя принуждать. Лучше умрут. Они говорят, что нам не придется страдать, мы даже не почувствуем боли. Но ведь после этого все будет кончено, не так ли?

Мортимер не ответил.

Вы нас действительно убили бы? Я не могу в это поверить. Если я верно понимаю ваши мысли… Вы же не преступник! Вы не сделаете этого – просто не сможете!

«Скажите, как нам наладить регенерацию воздуха или по крайней мере замедлить течение физических процессов в организме, и вы уже поможете нам.

Тогда с вами ничего не случится – это я гарантирую».

В ответе он почувствовал разочарование и грусть.

Как вы можете предлагать мне такое! Что вы обо мне думаете? Даже если бы я захотела, это все слишком сложно: для замедления жизненных процессов нужна инъекция белковых препаратов, для каждого человека – своя. Не трудитесь, вам ее не получить. Мне жаль вас, Мортимер. Вы, пожалуй, мне симпатичны, хотя и ожесточены. Прощайте!

Они сидели на полу, безучастные ко всему, и чего-то ждали, хотя и не надеялись больше. Они изнемогали от слабости и истощения, их рацион был сведен к мизерным порциям, которые только возбуждали аппетит, но не насыщали. Воды, правда, еще было достаточно, на воздух был таким спертым, что каждый боялся сделать лишнее движение, чтобы не задохнуться.

– Соратники, – сказал Гвидо, – благодарю вас за то, что пришли. Вы знаете сами: положение наше отчаянное. Мы достигли того рубежа, когда нужно принимать Решения. Запаса воздуха хватит еще на два дня. Продовольствие можно было растянуть, но какой в этом смысл в данных обстоятельствах? Вы можете верить нам – мы сделали все, что могли, но у нас просто нет больше запасов и регенерационные установки не справляются. Практически у нас осталось два выхода – или мы сдаемся…

– Это было бы хуже смерти!

– Об этом и речи быть не может!

– Ведь это означает, что нас ждет обезличивание!

Гвидо взмахом руки погасил шум.

– Или летим дальше и погибаем от удушья…

Все молчали. Затем слова попросил мужчина с рыжевато-бурыми волосами и загорелым лицом.

– Есть компромиссное решение. Двадцать пять из нас примут смерть добровольно, десять останутся жить. Для них регенераторов хватит!

Все сразу ожили, апатии как не бывало, словно кто-то с кнутом прошелся по рядам.

– Кто же эти десять избранников?

– Самые молодые, разумеется!

– Это потому, что ты к ним относишься…

– Будем голосовать!

– Нет, будем тащить жребий!..

И тут открылась дверь грузового лифта, показалась коляска Никласа.

Беннет вкатил ее и жестом приказал всем успокоиться.

– Тихо! Никлас хочет говорить с вами! – крикнул, Гвидо.

Слепой вздрогнул. Он поднял голову, покачивающуюся из стороны в сторону, словно буек на волнах. Медленно, как бы нехотя, смолкли негодующие крики.

– Соратники, час испытаний настал. Теперь главное – выдержать. – Никлас запнулся, тяжело задышал. – Если мы выдержим, мы победили! Мы должны преодолеть самих себя… во имя победы! Выстоять, выстоять… – Он подтянулся, поднял голову, невидящие глаза уставились в пустоту. – Судьба закаляет нас. Мужайтесь, друзья…

Мужчины, все еще очень взволнованные, слушали Никласа с растущим беспокойством. Наконец кто-то не выдержал и крикнул:

– Болтовня!..

На мгновенье все смолкли. А потом словно вихрь прокатился по рядам:

– Хватит!

– Нам не нужны проповеди!

– Дай нам кислород!

– Убирайся!

Никлас сидел как каменный. Даже голова перестала качаться. Трудно было понять, теплится ли еще жизнь в этом теле. Беннет быстро вкатил коляску в грузовой лифт. Дверь за ними закрылась.

Возмущение улеглось, но тут же вспыхнула новая дискуссия. Гвидо опасался, что теперь с падением авторитета руководителя восстания падет и дисциплина. Он пробовал перекричать шум, но это ему не удавалось. Маленькая, приземистая женщина с пронзительным голосом завладела всеобщим вниманием.

– Во всем виноваты ученые, которые спят где-то на корабле и крадут у нас последние остатки кислорода. Нам нечего больше ждать! Выбросьте их за борт, паразитов! В вакуум их!

В ответ раздался ропот. Казалось, пламя гнева вспыхнуло еще ярче, прежде чем окончательно угаснуть.

– Где они? Вон их!

Несколько рассудительных членов команды попытались унять страсти, но они не смогли ничего сделать – слепая лихорадка психоза уже успела охватить почти всех.

Неожиданно дверь грузового лифта снова открылась. Некоторые сразу заметили это, и шум постепенно улегся. Была мертвая тишина, когда из двери вышел, пошатываясь, белый как мел, Беннет.

– Никлас исчез! – крикнул он. – Что-то случилось. Вы только послушайте! – Он поднял небольшой магнитофон и включил его. Раздался глухой голос Никласа: «Это последнее испытание. Если мы выстоим, мы спасены. Я иду первым, следуйте за мной. Мы уходим в свободу, в вечную свободу…» С тихим щелчком запись оборвалась.

Мы должны найти его! – крикнул Беннет. – Помогите мне! Иначе что-нибудь случится!

– Что еще может случиться? – отозвался кто– то. – Он просто сошел с ума, вот и все.

– Он не мог уйти далеко, в своей коляске он передвигается слишком медленно.

Внезапно раздался истеричный крик молодого мужчины:

– Давление падает! Мы теряем воздух! На помощь, мы задохнемся!

Все вскочили, и тут неожиданно ожил бортовой динамик:

– Говорит центральный отсек. С палубы «В» ушел воздух.

Непосредственной опасности для жизни нет. Падение давления незначительное.

Переборки безопасности закрыты. Членам ремонтной группы в вакуумных костюмах немедленно прибыть на палубу «В». Повторяю: членам ремонтной группы в вакуумных костюмах прибыть на палубу «В». Ждите новых сообщений. Конец передачи.

Несколько мужчин бросились к лестнице. Остальные, бледные, взволнованные, толпились возле динамика.

Что-то снова щелкнуло, и возбужденный голос выкрикнул:

– Шлюз открыт! Человек за бортом!

Теперь уже ничто не удерживало их вместе, один за другим они исчезали в дверях.

Мортимер вспомнил об экране в совещательной комнате и поднялся наверх.

Он включил систему, притушил освещение и стал лихорадочно крутить ручки вертикального и горизонтального перемещения… Звезды тихо проплывали на экране. Вот! На экране возникло нечто чуждое, постороннее: кресло-коляска, парило в искрящемся небе, медленно крутясь по инерции… Вот опрокинулась спинка, и стала видна фигура человека, сидевшего без защитного костюма, пристегнутого двумя узкими ремнями. Нижняя часть тела была прикрыта пледом.

Это был Никлас. Медленно вращаясь, он становился все меньше, лицо с тускло блестевшими линзами было поднято, словно он прислушивался к чему-то, только одному ему понятному, словно он и после смерти снова призывал к вниманию – одинокий и недоступный, как всегда.

Когда коляска удалилась настолько, что превратилась в маленькое темное пятнышко, растворявшееся в пелене звездной туманности, Мортимер почувствовал руку на своем плече. Это был Гвидо, позади него стоял Бребер.

– Мы хотим предпринять еще одну, последнюю попытку – объединиться с учеными, – сказал Гвидо. – Они не говорили о том, что нам надо вернуться на Землю и где-нибудь высадить их?

– Говорили, конечно. При первом же моем контакте.

– Тогда они должны нам помочь, – заключил Гвидо. – Иначе мы не сможем выполнить их пожелание.