В Париж герцог прибыл на рассвете, утомленный стремительной ездой. Он, несмотря на то что уже был наместником в отдаленной провинции, привык жить в Париже. Он даже серьезно уверял всех, что не может жить нигде, кроме как в Париже. Еще в дороге он послал на­рочного с запиской к маркизе, чтобы предупредить ее о своем визите. Поспешно стряхнув с себя дорожную пыль и сменив платье, он немедленно отправился в Версаль, чтобы застать свою подругу за lever [8] и не пропустить этой прелестнейшей ежеутренней сцены, собиравшей у влиятельной фаворитки многочисленных поклонников и просителей. Герцог сгорал от нетерпения, стремясь как можно скорее оказаться в ее покоях. Но когда он уже на пороге ее комнаты почувствовал нежный запах духов Ренет, который всегда оказывал на него чарующее дей­ствие, он вдруг опять ощутил необыкновенно сильный прилив какого-то смутного беспокойства. Он помедлил немного, еще не решаясь войти, но слуга уже учтиво рас­пахнул двери перед хорошо знакомым гостем.

Маркиза сидела перед туалетным столиком и была занята прической. На ней было великолепное неглиже, с глубоким вырезом на груди, без рукавов, так что гос­ти могли любоваться ее прекрасными, точеными рука­ми. День был тусклым, и слуги зажгли свечи; от них по всей комнате, полной людей, разлился теплый золоти­стый свет. Гости, одни с назойливой любезностью, дру­гие с умильно-нежными вздохами, теснились вокруг своего кумира. Одни спешили подать ее камеристке заколку для волос, чтобы удостоиться чести принять учас­тие в туалете всемогущей фаворитки, другие, стоя по­одаль с прошениями в руках, ждали знака маркизы, что­бы смиренно вручить их ей. Но хозяйка, казалось, были совершенно занята украшением своей персоны. Устре­мив взор в большое, обрамленное черным деревом зер­кало, которое держала перед ней коленопреклоненная камеристка, она улыбалась своему собственному отра­жению, не обращая внимания на гостей. Не сразу заме­тила она и герцога, который, все еще борясь с чувством беспокойства, остановился неподалеку от двери. Хотя маркизу заслоняли от него многочисленные почитате­ли, в голове у него мелькнуло странное сравнение, уже не в первый раз приходившее ему на ум при виде Ре­нет: образ одной из тех красивых, таинственно мерца­ющих змей, о которых говорят, будто они одиноко и самовлюбленно танцуют под луной. Но этот образ, ко­нечно, был иллюзией, тем более что маркиза была от­нюдь не одинока, и все же это сравнение имело что-то общее с действительностью.

Между тем лакей, распахнувший перед герцогом двери, объявил имя вновь прибывшего гостя. Маркиза повернула голову, и по лицу ее скользнула улыбка ра­достного удивления.

– Со счастливым возвращением, мой герцог, – вос­кликнула она, протягивая к нему обе руки, маленькие и на удивление крепкие.

Однако, прежде чем он успел склониться к ним, лицо ее изменилось: радостная улыбка погасла, глаза, очень умные, очень острые, смотрели на герцога тре­вожно-вопрошающе, почти испуганно. Ему вдруг по­чудилось, что она уже знает о его злоключениях или ей каким-то загадочным образом передалась его тревога. Но это продлилось лишь несколько секунд, маркиза бы­стро совладала с собой, и улыбка вновь вернулась на ее лицо.

– Рада видеть вас, дорогой герцог, – произнесла она с присущей ей необыкновенной, неизменной грацией. – Однако, я вижу, путешествие это оказалось для вас очень утомительным. – И вновь взгляд ее выразил легкое удивление. Затем она вдруг неожиданно подня­лась и объявила: – Lever окончен. Я благодарю моих дорогих гостей. До свидания. До завтрашнего утра.

Все присутствовавшие, за исключением герцога, удалились. Вожделенный миг наступил, он остался со своей покровительницей наедине, без свидетелей.

Она озабоченно смотрела на него.

– Бедный мой друг, – повторила она, – как же вас утомила эта поездка! Но она была действительно необходима для того, чтобы укрепить ваши позиции в определенных кругах. Вы, как вольнодумец, привык­ли игнорировать эти круги, но поверьте мне: они очень влиятельны! Однако довольно об этом, – продолжи­ла она весело, – взгляните-ка лучше на эту прелесть. – Она достала из маленького шкафчика изящное резное распятие из слоновой кости и протянула его герцо­гу. – Это подарок, которого удостоила меня достопо­чтенная госпожа настоятельница монастыря Сен-Сир. Как видите, и моя позиция в определенных кругах упро­чилась.

Герцог уже знал о новом увлечении маркизы – ре­лигии. Теперь ее можно было застать за чтением богопроповедных книг, она собирала святые образы и посе­щала монастыри. Герцог знал: она стремилась получить абсолюцию, в которой Церковь отказывала королев­ской метрессе уже несколько лет. Но зачем это ей? Ей, давнишней почитательнице Вольтера? Что для нее зна­чит абсолюция? Просто она всюду хочет быть победи­тельницей, думал герцог со снисходительной улыбкой. Еще одна маленькая, милая жертва тщеславию, безо­бидный жест, желание предстать перед обществом ко­ленопреклоненной причастницей, достойной похвалы прихожанкой, авторитету которой у Церкви не может повредить даже прелюбодеяние… Так добродушно по­смеивался герцог про себя над религиозными устрем­лениями своей подруги. Сегодня же его пронзил мгновенный ужас, когда эта маленькая ручка, украшенная драгоценными перстнями, показала ему распятие! Он не­вольно отвел от нее взгляд: перед его внутренним взо­ром внезапно вновь предстал образ Марии Дюран – насколько иначе выглядело бы это распятие в ее ру­ках!

Беседа на какое-то мгновение прервалась, но герцог быстро взял себя в руки, ведь он пришел сюда, чтобы просить о срочной аудиенции у короля. Разве маркиза не получила его записки? Торопливо, без каких-либо предисловий, он сказал:

– Ренет, мне хотелось бы получить ответ на свой вопрос: можете ли вы подготовить мою аудиенцию у короля?

Лицо прекрасной метрессы сделалось непроница­емым.

– И какова же причина, побуждающая вас доби­ваться срочной аудиенции, друг мой? – спросила она небрежно.

Ему опять вдруг показалось, что ей известна эта причина. Но как это стало возможно? Не могла же она прочесть в его глазах все, что он испытал в Эг-Морте! Быть может, она не только почувствовала внезапную перемену в их отношениях, но и сумела разгадать ее смысл? В сознании его вновь ожило впечатление от по­ездки в Эг-Морт, и он уже почти не сомневался: она должна была все понять по его лицу.

Маркиза отрицательно покачала слегка напудрен­ной головкой: нет, она ничего не знает, но она привык­ла смотреть в лицо действительности. Несмотря на ее кажущееся спокойствие, он отчетливо чувствовал ее ра­стущую тревогу и осторожность. О, она слишком хо­рошо знала его! Поэтому было бессмысленно скрывать от нее правду.

– Ренет, – беспомощно произнес он, – помогите мне! Я должен немедленно говорить с королем.

Взгляд ее умных глаз становился все осторожнее. Губы ее, однако, продолжали улыбаться – совсем не судорожно, нет: она с невиданной легкостью владела своим лицом, улыбкой своих ярко подкрашенных губ. Сомнений не оставалось: она видела, что произошла перемена, и искала причину.

– Уж не натворили ли вы в Эг-Морте каких-ни­будь глупостей, мой друг? – спросила она, пытаясь шутить.

Нет, это и в самом деле было бессмысленно – скры­вать от нее правду!

– Напротив, – ответил он взволнованно, – я сде­лал единственно разумное из всего, что там можно было сделать: я отдал приказ о немедленном освобождении несчастных узников. Но у меня не было королевской грамоты, подтверждающей мои полномочия.

На несколько секунд воцарилось глубокое молча­ние. Герцогу показалось, что сильно напудренное лицо маркизы побледнело. Наконец она коротко рассмея­лась:

– Вы что же, решили сами перебраться в тюрьму Эг-Морт?

Он тоже попытался улыбнуться, ведь то, на что она намекнула, было совершенным абсурдом!

– Мне необходимо оправдать коменданта, – ска­ зал он, не отвечая на ее слова. – Я дал ему слово дворя­нина, что незамедлительно пришлю ему королевскую грамоту.