Эта история произвела на юного герцога огромное впечатление, и с тех пор его излюбленным выражением стало: «Никогда не думайте о своих врагах – это придает им значительности, которой на самом деле они лишены!»

То же самое относится и к Имоджин.

Он велит Дэлтону упаковать ее вещи и сложить в трюм, а по прибытии в Лондон его секретарь проследит, чтобы они были доставлены хозяйке, и на этом все кончится.

«Это был увлекательный роман», – думал герцог. Нельзя отрицать, что он действительно едва не поверил, что Имоджин не такая, как прочие женщины.

Он полагал, что любовь для нее что-то значит и в ее представлении не имеет ничего общего с поверхностными увлечениями, основанными на фальшивой лести, которые были столь распространены при дворе.

Когда король Эдуард был еще принцем Уэльским, о его романах судачила вся Англия.

Не было человека, который не знал бы о его страстном увлечении Лили Лэнгтрай, герцогиней Уорикской, и еще дюжиной других красивых женщин.

В этой связи герцога всегда восхищало безупречное поведение королевы Александры.

Датчанка по происхождению, она неизменно оставалась верной супругой и никогда не показывала в обществе, что расстроена или уязвлена очередным увлечением мужа.

Герцог всегда представлял себе свою жену отчасти похожей в этом отношении на королеву, но понимал, что от Имоджин этого ждать не приходится.

Она слишком хорошо знала, что красива, слишком сильно хотела, чтобы ею восхищались, и была слишком слаба, чтобы отказаться от флирта с любым мужчиной, даже если он, как великий князь, имел неважную репутацию.

Герцог представил себе жизнь в вечном подозрении, что жена ему изменяет, и невозможности доверять ей.

«Если это ждет меня впереди, – сказал он себе, – то к черту всех женщин! Я никогда не женюсь!»

Чтобы избавиться от тягостных мыслей, он решил спуститься в кают-компанию, где неизменно стояли бутылка с шампанским и блюдо тончайших бутербродов с гусиным паштетом на случай, если кто-нибудь проголодается, вернувшись на борт.

Уже на пути к трапу герцог услышал на мостике голоса и понял, что случилось нечто непредвиденное.

Через мгновение он уже стоял рядом с капитаном, который смотрел в подзорную трубу и изучал море.

– Что там? – спросил герцог.

– Не могу сказать с уверенностью, ваша светлость, но, по-моему, это человек. Что-то белое… О Боже, это действительно человек!

– Позвольте мне взглянуть.

Капитан протянул герцогу подзорную трубу, и тот уверенным движением охотника, привыкшего выслеживать оленей, поднес ее к глазам.

Среди волн действительно покачивалось, то исчезая, то появляясь, какое-то светлое пятно. Герцог вгляделся – и ему показалось, что он различает лицо.

– Человек! – сказал он, опуская трубу. – Спустите шлюпку: быть может, несчастный еще жив.

Про себя он подумал, что, вероятно, это какой-нибудь самоубийца, потерявший все за игорным столом.

Такие истории часто можно было услышать в Монте-Карло, хотя на поверку они, как правило, оказывались досужими выдумками.

Яхта легла в дрейф, и матросы спустили шлюпку.

В последний момент герцог тоже решил поехать.

Он подумал, что если тело находилось в воде слишком долго, то не стоит брать его на борт, и ответственность за это решение он возьмет на себя.

Герцогу доводилось видеть утопленников, и он знал, что это зрелище способно вывернуть желудок самого крепкого и выносливого «морского волка».

Стоя на носу шлюпки, герцог напряженно вглядывался в темноту.

Луна уже зашла, и хотя звезды светили достаточно ярко, разглядеть что-либо ему удалось, только когда шлюпка подошла вплотную к покачивающемуся на волнах телу.

К несказанному изумлению герцога, это оказалась девочка – вернее, очень юная девушка, одетая в белое платье.

Раскинув руки, она лежала на воде лицом вверх и была, несомненно, жива, хотя и без сознания. Герцог подумал, что, учитывая расстояние от берега, эта девушка – великолепная пловчиха.

Шлюпка остановилась. Гребцы, подняв весла, смотрели на герцога, ожидая его приказаний.

– Возьми ее за руку, – велел герцог матросу, сидящему на носу.

От звука его голоса девушка, должно быть, очнулась, потому что открыла глаза и слабо вскрикнула.

Увидев шлюпку, она повернулась, явно намереваясь уплыть.

Но не успела: матрос на носу, повинуясь приказу герцога, схватил ее за руку.

– Отпустите… меня! Отпустите!.. Я… хочу… умереть!

Она ожесточенно боролась и, застав матроса врасплох, сумела вырваться из его рук.

Но эти усилия, видимо, окончательно лишили ее сил. Она погрузилась под воду, и на мгновение герцог подумал, что ее уже не спасти.

Но девушка снова всплыла на поверхность, и на этот раз ближе всех к ней оказался герцог. Он проворно нагнулся и подхватил ее под мышки.

Она забормотала что-то бессвязное и начала было сопротивляться, но внезапно обвисла в его руках, и герцог от неожиданности едва успел ее удержать.

В воде она казалась легкой, но втащить ее в шлюпку герцогу удалось только с помощью еще одного матроса.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что «белое платье» на самом деле не платье, а всего лишь ночная сорочка. Она плотно облепила тело девушки, и герцог не мог не отметить, что фигура у нее очень красивая и что она, видимо, старше, чем выглядит.

Шлюпка вернулась к яхте, и герцог без особого труда поднял утопленницу по трапу на палубу.

Весь экипаж, включая капитана и Дэлтона, столпился у поручней. Не тратя времени на разговоры, герцог спустился вниз, кивком позвав за собой Дэлтона.

Он принес ее в одну из пустых кают. Девушка по-прежнему была без сознания, и герцог даже стал опасаться, что она умирает.

Дэлтон торопливо положил на пол несколько больших турецких полотенец, и герцог опустил на них безвольное тело. С девушки ручьями текла вода, и герцог весь вымок.

– Позвольте мне, ваша светлость, – сказал Дэлтон.

– Принеси бренди, – приказал герцог. – И еще полотенца!

– Одну минуту, ваша светлость.

Теперь, при свете ламп, герцог смог лучше рассмотреть спасенную им девушку.

На ней действительно оказалась только ночная сорочка – причем весьма дорогая и сшитая очень искусно. На пальце у девушки он заметил обручальное кольцо и подумал, не выбросил ли ее за борт муж, который хотел таким образом избавиться от жены. Но тут он вспомнил ее слова о желании умереть и утвердился в мысли, что выловил из воды самоубийцу.

Но откуда она взялась? Ему с трудом верилось, что она сумела уплыть так далеко от берега. Среди знакомых герцогу женщин лишь немногие умели вообще хоть как-то держаться на воде.

«Настоящая загадка», – вздохнул про себя герцог. Еще он заметил, что она была не только юной, но и очень хорошенькой, несмотря на то, что сейчас ее портили мокрые волосы, налипшие на щеки и лоб.

Сбросив вымокший смокинг – тесный и не слишком подходящий для такого рода занятий, – герцог решил, что первым делом нужно снять с девушки мокрую насквозь ночную сорочку.

Расстегнув жемчужные пуговицы, герцог, благопристойно прикрыв девушку ниже талии полотенцем, потянул ночную сорочку вверх.

Теперь у него не осталось никаких сомнений в том, что спасенная им девушка действительно великолепно сложена. Поистине ее можно было бы назвать Афродитой, рожденной из пены морской.

«Я слишком поэтичен», – едва ли не со злостью сказал себе герцог.

Всего час назад он ненавидел всех женщин и сейчас корил себя за ту невольную заинтересованность, которую вызвало у него это юное создание, столь неожиданно ворвавшееся в его жизнь.

Приподняв Салене голову и плечи, чтобы окончательно снять сорочку, князь заметил, что кокетка сорочки порвана.

А потом он увидел такое, что с трудом поверил своим глазам.

Плетка князя исполосовала Салене спину крест-накрест, и некоторые рубцы еще кровоточили.

Теперь князю стало ясно, что заставило ее прыгнуть за борт и искать смерти.