Огненный напиток разошелся по жилам горячими струями…

– Теперь отвечу на главный вопрос, Александр Васильевич: почему Севастополь, а не Балтика.

Глаза Бубнова враз сделались строгими и озабоченными. Пряный хмель ничуть не туманил его мысли, только придал жару его суждениям:

– С Балтики Берлин не возьмешь. Но ключи от Берлина – в Константинополе. Если мы встанем на Босфоре, значит младотуркам – конец, значит Турция немедленно выходит из войны. И вся наша Кавказская армия – а это четверть миллиона штыков – перебрасывается на главные театры – в Галицию и Польшу. Да англичане бы смогли вывести из Египта полста тысяч бойцов и бросить их против немцев во Франции.

Вот и получается, что военная сила противника уменьшается на 700 000 солдат (500 000 турок и 200 000 болгар), а военная сила Антанты возрастает на 300 000 бойцов (250 000 Кавказская армия плюс 50 000 англичан). Конечно, это голые цифры. Но! Разве дисбаланс в миллион человек не сместит центр тяжести войны в нашу пользу?

Далее. Россия немедленно налаживает кратчайшую связь с союзниками через черноморские проливы. К ним идет наше зерно и продовольствие, к нам – их снаряды и прочие военные припасы. Это же не через Архангельск возить…

Если Константинополь падет, за ним посыплется весь Тройственный союз: и София, и Вена…

Босфор надо взять не позднее нынешней осени! Транспортная флотилия готова. Дредноуты готовы. Нужны десантные дивизии. Их еще не выделили. И нужен флотовождь. Босфор должен быть взят так же верно, как Карфаген должен быть разрушен.

Давайте еще раз, други, – за то, чтобы Колчак-Полярный стал Колчаком-Босфорским!

Выпили быстро – залпом – как пили только в Минной дивизии, запрокидывая голову и выдыхая коротко – «Г-ха», морщась и прибавляя при этом, обращаясь к соседу «Никогда не пей – гадость!», (На линкорах – споловинивали – пили в два приема). Закусывали тоже по-разному: на крейсерах – мгновенно, на линкорах – неторопливо, а на миноносцах пили подзапах, нюхая корочку хлеба.

– Простите за длинный спич, – снова начал Бубнов, – но, кажется, англичане готовы уступить нам честь взятия Босфора, а заодно и Дарданелл…

– В чем у них загвоздка вышла? – спросил Колчак, наполняя «рюмки» по третьему кругу.

– А это надо у Смирнова-Дарданелльского спросить. Он там был, он все сам видел. Ну-ка, Миша – дай ответ.

– Уж очень торопились союзнички нас обставить. Даже десантного отряда ждать не стали. Решили Дарданеллы в пыль раскатать из шестнадцатидюймовок. Два месяца молотили форты, пока не додумались – без десанта не взять.

– Форты привели к молчанию? – Спросил Колчак.

– На время… Турки использовали их как великолепное укрытие для пехоты. Да и потом перешли на кочующие батареи.

Второй просчет: траление. В британском флоте траление всегда считалось десятым делом. За то и поплатились. Все корабельные потери – три броненосца – не от артогня, а от подрыва на минах.

– Превосходно! – Колчак азартно хлопнул себя по коленям. – Как у нас на Балтике!

– Так-то оно так, – рассудил Бубнов, – но все же десант они высадили. Заметьте – на прочно занятый и укрепленный берег.

– Но дальше-то не продвинулись. – Покачал головой Смирнов. – Воистину, кто спешит, тот опаздывает. Нет никаких сомнений, что прорваться сквозь Дарданеллы шансы у англичан были и немалые. И конечно же, Турция немедленно вышла бы из войны. В Константинополе и без того царила немалая паника. И если бы в Мраморном море появился британский флот, младотурецкое правительство не удержалось у власти и до вечернего намаза.

– Что же выходит, Аллах благоволил Осман-паше? – Усмехнулся Бубнов. Смирнов отвечал:

– Иногда успех боя решает последний выстрел. У адмирала Де-Робека[7] не хватило воли, чтобы его сделать. Он прекратил наступление, когда его корабли уже прошли главные минные заграждения! И на всех дарданелльских батареях у турок оставалось всего семь тяжелых снарядов!

– А ведь однажды им все же удалось прорваться через Дарданеллы! – Вступил в разговор доселе молчавший Колчак. – В 1807 году английская эскадра из 7 линейных кораблей под флагом сэра Джона Дакуорта прорвалась через Дарданеллы и вошла в Мраморное море. После нескольких дней бесплодного крейсерства сэр Дакуорт убедился, что турецкий султан не намерен сдавать ему ключи от Константинополя. Пришлось возвращаться обратно – под кинжальный огонь дарданельских батарей, которые турки за дни, проведенные англичанами в Мраморном море, не только привели в порядок, но и значительно усилили. Обратный прорыв обошелся Дакуорту много дороже, чем первый. Воистину, перед входом думай о выходе.

– Вот и я о том же! – Воскликнул Бубнов. – Не тогда ли Нельсон изрек: «любой моряк, который атакует форт, – просто дурак». Без пехоты, без стрелков на Босфор соваться заказано.

Поутру, когда проводник принес чай, Бубнов стал готовить Колчака к встрече с Государем, для чего посвятил его в некоторые «тайны мадридского двора», то бишь Ставки Верховного Главнокомандующего. Смирнову тоже было полезно войти в курс предстоящего дела. Босфорского, разумеется.

– Прежде всего – Государь с нами, с моряками. – Отхлебнул крепкого чая Бубнов. – То есть он за Босфорскую операцию – безоговорочно. С нами – Григорович, морской министр – это немало в нашем пасьянсе. С нами начальник Генмора – Русин.

Не с нами и даже против нас – генерал Алексеев, не говоря уже про других армейцев рангами ниже. Но Алексеев – это фигура. Между нами – Государь в военных вопросах ему не перечит. Он в его глазах – непререкаемый авторитет.

У Алексеева же свой пункт. Он считает, что из войны нам надо выводить в первую очередь не Турцию, а Австрию, и потому главный удар надо готовить в Галиции, а не на Босфоре. Ибо, как он (да и большинство армейцев) полагает – «ключи от Босфора лежат в Берлине, а дорога на Берлин лежит через Вену».

Посему наше положение в Ставке двоемудрое: Государь с нами, но при этом как бы за спиной Алексеева.

Хотите анекдот, правда генерал-лейтенант Данилов уверяет, что знает случай из первых уст – от военного министра Сухомлинова.

Итак, 1912 год, решается судьба морской программы адмирала Григоровича. Сухомлинов пытается отговорить Государя от больших расходов на флот. На его беду Государь во время аудиенции был случайно в морском мундире. И вот на все инсинуации Сухомлинова против флота он услышал: «Предоставьте, Владимир Александрович, более авторитетно судить о военно-морских вопросах нам – морякам»… Вот так вот, господа!

Ставка Главковерха размещалась в трех каменных губернских особнячках. Колчак с сопровождавшим его кавторангом Смирновым прошел в приемную генерал-адъютанта Алексеева, но в кабинет начальника штаба всея русской армии Колчак прошел один. Однако через несколько минут пригласили и Смирнова. Генерал Алексеев предупредил их, что Государь совершает сейчас свою утреннюю прогулку на автомобиле и что он может вернуться в любую минуту. А пока он введет моряков в обстановку по всем фронтам. Главные же указания даст сам Государь.

Не заходя в особняк они прошли в яблоневый сад и двинулись по дорожкам, обсаженным смородиновыми кустами. Бабочка-капустница вспорхнула на полковничий погон императора. Но Николай II меньше всего хотел в эти минуты, чтобы новоиспеченный вице-адмирал видел в нем императора. Взяв Колчака под руку он повел его вглубь сада. Они были одного роста, шагать в ногу было удобно. У скамьи Николай остановился, но не сел – вытащил портсигар и предложил Колчаку папиросу. Адмирал хотел было отказаться, но понял, что он не нарушит этикета, если закурит сейчас в присутствии монарха. Император сам добивался предельной доверительности предстоявшей беседы, и потому начал ее с обычного человеческого вздоха:

– Завидую вам, Александр Васильевич, в Севастополь поедете… Прекрасный город!