Все карты путала непонятная «радиостанция».

Не будь ее, биолог работал бы в двух направлениях: снайпер и взрывчатка. Но эти оба способа представлялись ему плохо осуществимыми и годными лишь в качестве отвлекающего маневра.

Тем более что снайпер, если судить по результатам допроса Курбалевича, был один.

А так уважающие себя террористы не работают.

В любом случае стрелков должно быть не меньше трех. Лучше четыре. Тогда у одного двух есть шансы всадить пулю в жизненно важные органы Президента. Как это произошло в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году в Далласе.[44]Джон Кеннеди получил сразу с двух сторон — в лоб и в затылок. Третья пуля прошла сквозь шею и ранила находившегося с ним в машине сенатора Конелли. Были четвертый и пятый выстрелы, но пули изменили траекторию под воздействием поднимающихся от разогретого асфальта масс воздуха и пролетели мимо. Одна впилась в асфальт у правого переднего колеса президентского лимузина, другая застряла в растущем у пешеходного мостика дереве.

Это только в кино бывает, что снайпер одиночка с расстояния в километр разносит жертве череп одним единственным точным выстрелом.

В жизни все скромнее.

Стреляют с дистанций, не превышающих четырех сотен метров. И минимум с двух разных сторон. Поэтому снайпера служб охраны глав государств плотно контролируют радиус в восемьсот восемьдесят метров от охраняемой персоны. Подсчитано, что стрелок, находящийся вне этого круга, поражает цель с вероятностью не более одного процента. И эта вероятность равна статистической ошибке. Поэтому учитывать ее не принято.

Кролль разработал нечто иное.

То, что не вызовет никаких подозрений до того мгновения, пока не сработает.

Рокотов, не поворачивая головы, осмотрел стройку.

Все как на любой другой площадке. Работает подъемный кран, гудит бетономешалка, подъемник доставляет на этажи строительные материалы, бродят рабочие в оранжевых касках, у ворот лежит разомлевшая от жары собака. Слышен голос прораба, распекающего нерадивого штукатура.

«Мясо надо не забыть прихватить с собой, — подумал Влад. — Килограмма два вырезки. Вечером закуплю... Псов там может быть штуки три. И, что удивительно, никто эту стройку не проверяет... Хотя нет, не удивительно. Фиг ли ее проверять, если с нее ни черта не просматривается? Ладно, топать надо. Сюда мне часов в пять прибывать. Значит, вставать в полчетвертого. А до этого хорошенько выспаться...»

Биолог неторопливо поднялся со скамейки, сложил газету и медленно побрел по аллее, направляясь к виднеющейся вдали витрине универсама.

Сразу после прилета из Мюнхена в Москву собственный корреспондент «Новой газеты» [45]Вадим Бледноцерковский нанес визит своему приятелю и коллеге по цеху Борису Каргалицкому.

Любимое детище главного редактора Дмитрия Мюратова, «Новая газета» представляла собой немного странное с точки зрения нормального человека издание.

С одной стороны, в ней печатались вполне грамотные и выдержанные в едином ключе материалы о коррупции во власти, необъяснимых смертях менеджеров нефтедобывающих компаний, демографической ситуации в стране, тонкостях взаимоотношений между разными кланами политического истеблишмента. Статьи читались на одном дыхании, авторы аргументировали и доказывали свои позиции, приводили интересные и малоизвестные доказательства.

С другой стороны, половина печатных полос была отдана дичайшему бреду, в котором безграмотность авторов в тех сферах жизни, что они описывали, оттенялась злобным кликушеством и передергиванием слов интервьюируемых персон. Особенно в таких публикациях преуспевали Каргалицкий, Бледноцерковский и их наставница Анна Пилятковская. Они обожали муссировать «чеченскую тему», пугая читателей описаниями зверств по отношению к мирному населению, пересказывая байки о «десяти убитых спецназовцами малолетних девочках» и допуская чисто технические ляпы в изложении своего видения современной боевой техники. Например, над головами беженцев и самоотверженных «корреспондентов свидетелей» регулярно и со страшным грохотом проносились «тактические ракеты Х 31А», летящие в сторону позиций боевиков. Исходя из подобного репортажа, можно было решить, что российской армии противостоит мощная группировка ичкерийских крейсеров и авианосцев, так как «Х 31А» — исключительно противокорабельные ракеты и по наземным целям работать просто не в состоянии.

Каргалицкий встретил гостя в изрядно замасленном домашнем халате и войлочных тапочках.

— Ну, как Европа? — поинтересовался хозяин дома, расставляя на столе рюмки и блюдечки с закуской.

— Стоит, — буркнул Бледноцерковский. — Чо ей сделается...

— Ты к нам надолго?

— На пару дней.

— А потом куда? — Каргалицкий осторожно достал из морозильной камеры литровую бутыль польской водки.

Русскую он не пил по принципиальным соображениям. От своей бабки он знал, что происходит из краковской шляхты, и поэтому считал себя «паном», которому не пристало травиться сорокаградусной бурдой.

Польская водочка полегче будет, всего градусов тридцать, да и очищена лучше.

Каргалицкий и не подозревал, что под видом благородного напитка «европейские евреи», как называют поляков их соседи, поставляют в Россию дрянной, разбавленный сырой водой из речки картофельный самогон. Речка, помимо источника воды, служила еще и местом сброса фекальных вод.

— В Минск.

— Ого! — Борис разлил по первой. — А зачем?

— Слухи ходят, что скоро Луку снимать будут.

— От кого слухи то? — жадно спросил Каргалицкий.

— От разных, — информировать нечистого на руку Бориса Бледноцерковский не собирался.

— Мятеж?

— Вроде того...

— Давно пора! Я бы этого Луку лично бы вздернул!

— А тебе то он чо сделал? — не понял Вадим.

— Не мне лично, а всем нам... — с таинственным видом шепнул Каргалицкий.

— Хорош темнить!

— Мы хотели репортаж сделать про обстановку в Беларуси, но нам аккредитации не дали. Мюратов в их представительство ездил, там тоже ничего не вышло.

На самом деле главный редактор элементарно пожадничал и не выделил деньги на командировку, предпочтя потратить их в ночном клубе. Однако для корреспондентов была придумана другая, более отвечающая настроениям правозащитной прессы версия. Мол, злой Лукашенко и его подручные чинят препятствия независимым журналистам.

— А а, это! Я не удивлен.

— Ты то как визу получил?

— Спокойно, — Бледноцерковский хрупнул малосольным огурчиком. — Пришел в ихнее консульство и получил.

— От меня помощь не требуется?

— А ты сможешь найти тех, кто скрывается от режима?

— Здесь, в Москве?

— Ага...

— Нет проблем! — осклабился Каргалицкий. — Тут их навалом. Тот же Шеремет.

— О Шеремете все знают, это неинтересно...

— Есть еще.

— О них уже писали?

— Если надо, найдем тех, о ком не писали, — потомок обедневшей польской шляхты выразительно посмотрел на гостя.

— Много не дают, — сразу предупредил Бледноцерковский.

— Сколько?

— Пятьдесят марок за голову.

— Да, немного...

— Это за обычный репортаж. Найдешь интересный случай, будет больше.

— Насколько больше?

— Если с видеоматериалом — пятьсот.

— Проверять будут? — у Каргалицкого сразу возникла мысль нанять за пару сотен рублей беспризорников, чтобы они поведали, как им плохо жилось в Беларуси и что их родителей посадили в тюрьму по политическим мотивам.

— Могут.

Борис опечалился.

— А без проверки нельзя?

— Тогда только полтаха. — Каргалицкий махнул рукой.

— Согласен.

Полтаха так полтаха. По сегодняшнему курсу — шестьсот рублей за «голову». Беспризорники возьмут по сто. Выгода очевидна.

— Когда тебе нужен материал?

— Я уезжаю завтра, чтобы успеть на митинг третьего июля. Там будет грандиозная тусовка по поводу пятидесятипятилетия освобождения Беларуси от немцев. Обещают классный скандальчик. Вернусь где то десятого.